грязью до самых ушей. Во дворе я стащил с мелкого сапоги и отправил его греться к печке, а сам, счастливый и довольный, пошёл кипятить ему молоко с мёдом, пока мама кормила куриц и корову. Женька кочевряжился и стонал как раненый, несколько раз обиделся на меня и попытался зареветь, но все равно выпил молоко и залез под одеяло с моим телефоном, чтобы через несколько минут отрубиться. Рано, конечно, — всего 9 часов вечера, а это значит, что завтра проснётся в шестом часу. Ну и ладно, главное — не температурит и выздоровел. Ничего страшного не случилось без моего невезенья. Я вымыл за ним кружку, свалил учебники и тетради в рюкзак, почитал перед сном пару глав потрёпанной библиотечной книги, посидел в интернете и сам не заметил, как уснул.
Вопреки ожиданиям я проснулся не от слоновьей утренней пробежки Женьки по дому, а от мерзкой трели будильника, от которой хотелось зарыться поглубже в одеяло и потеряться в его тёплых объятиях. Потом заговорили на кухне мама с папой, на улице заорали петухи, и я, смирившись, покорно встал и пошёл умываться. Женька все ещё спал на своей кровати, свернувшись под одеялом в клубок, как огромный лысый кот. Странные дела делаются, автоматически отметил я и пошёл завтракать. Папа уже ушёл на работу, сказав мне напоследок, как приду из школы, поправить упавший забор на огороде, «а то начнётся пастух, овечки у нас всю траву сожрут». Так же на автомате кивнув, я позавтракал, более-менее уложил сваленные вчера кучей учебники и пошёл в школу. Женьку я так с утра и не увидел.
Ни разу не свалившись в грязь или в реку по дороге и удовлетворённо крякнув, я ощутил, как за спиной снова вырастают крылья — но не те, вчерашние, Гошины, а другие, смелые, сильные, уверенные. Грудь ещё чуть-чуть ныла, но совсем слабо, так что я о ней тут же забыл. Интересно, захочет ли сегодня Тёма пободаться со мной? Даже если захочет — и даже если он победит — я-то знаю, что мне уже не надо бояться своего невезения — Васяк-Наперекосяк уже не актуален! А вот Тимон-лузер вполне себе. Я счастливо рассмеялся про себя. Что бы там не говорил Гоша, я-то лучше знаю Тёму, чем он. Я знаю, что бешеную собаку можно успокоить только насильно, так, чтобы ей было так же плохо, как и другим, укушенным ей до этого. И… Гоша, конечно говорил, что нельзя делить всех вокруг на добрых и злых… Но он наверняка просто плохо знает Тёмку. Тёмка же злой! Так что пусть ест полной ложкой и не обляпается.
Погруженный в свои мысли, у ворот школы я наткнулся на Серого, который держал за спиной огромный чёрный рюкзак в форме гитары. Он выглядел очень сосредоточенным, как будто решал задачу по физике, и упорно смотрел на дорогу. Заметив меня, он тут же сдулся и украдкой огорчённо выдохнул. Ну понятно, кого он там высматривает. Пардон, Серый, не хотел нарушать твои планы.
— Здорово, Серый, — я протянул ему руку. — Кого-то ждёшь?
— Здорово, Васян! — он чуть разочарованно пожал мою руку. — Да, Мишку жду, одному скучно топать. Там за тобой, случайно, Мишка не тащится? Или, может, кто-нибудь ещё из класса? — он с надеждой посмотрел на меня.
«Мишку ждёшь, ага, — добродушно подумал я, — что его ждать, если вы почти в соседних домах живёте», но вместо этого ответил:
— Нет, никого не видел. Да и рано ещё, Мишка, наверное, минут через десять только притащится. Он же всегда опаздывает, приходит только с девчонками.
— Ну да, — разочарованно пробормотал Серый, — пошли в школу?
— Хочешь, можем тут Мишку подождать, — предложил я.
Серый чуть помедлил, подумав, а потом с видом «ну если ты настаиваешь», заливаясь краской, кивнул. Я ухмыльнулся про себя. Теперь осталось, чтобы Мишка пришёл не раньше девчонок и чтобы они увидели во всей красе горделивую фигуру Серого с гитарой за спиной и легкомысленно-романтичным выражением лица. Ну же, Мишка, не подведи, поваляйся ещё в кровати.
— Гитара для чего? — спросил я, чтобы отвлечь Серого.
— Как для чего? Васян, ты забыл? Мы же с Гошей договорились, что он сегодня придёт со своей гитарой и мы тут устроим всем русское антинародное творчество!
В ушах тут же раздался звук зажёванной плёнки. Я совсем забыл про вчерашнее Гошино обещание сыграть вместе с Серым! И забыл спросить, будет ли Гоша здесь сегодня. Хотя, с другой стороны, даже спрашивать об этом как-то неловко, он и так выделил мне слишком много времени в своём, наверное, переполненном расписании. Что теперь делать? Как объяснить Серому, что у Гоши есть куда более важные дела, чем играть кучке школьников на гитаре. А Серый наверняка строил далеко идущие планы, не зря нетерпеливо подпрыгивал и всматривался в дорогу, пока не увидел меня.
— Серый, тут это… У Гоши новые дела образовались случайно…
— Какие дела? Он же вчера сказал, что с каким-то малолетним уголовником разбирается.
Я скрипнул зубами. Ещё раз спасибо, Гоша, за уголовника.
— Ну он, кажется, разобрался. И не уголовник совсем это был, обычный парень. А сейчас… Я не знаю, но, может быть… Он не придёт.
— Не придёт или ты не знаешь?
Я подумал и честно ответил:
— Не знаю.
— Ну так позвони ему, спроси. Ну позвони, пожалуйста! — просящим голосом проговорил Серый.
— Я не могу. У него… У него нет телефона! — выпалил я первое, что пришло в голову.
— Да ладно! Сейчас у всех телефоны есть.
— В смысле, есть телефон, но он им пользоваться не умеет
— Да даже мелкие дети и бабки могут пользоваться телефоном. Это же легко, самый тормознутый сможет!
— Ну что сказать, вот такой вот Гоша тормоз, — проговорил я и зажмурился. Все, теперь наверняка в аду для меня приготовлена персональная сковородка со всеми неудобствами.
— А вчера он ничего не говорил? — разочарованно спросил Серый.
«Говорил, но не то, что ты думаешь», подумал я, а сам ответил.
— Нет, не говорил. Он вчера же и уехал, я не знаю, где он. Может быть, опять смотрит уникальное природное явление в Африке, — тихо, про себя добавил я, но Серый услышал:
— Африка — это что, новый клуб у нас в райцентре?
Я не выдержал и прыснул. Серый непонимающе уставился на меня.
— Что? Что смешного?
Я снова задохнулся от смеха и не смог ничего проговорить. Но Серому стало уже не до меня — он, бросив взгляд на дорогу, вдруг на миг замер сурикатом, потом глубоко выдохнул, быстро
