– Отходим, – Павел махнул рукой. – Раненых не забудьте забрать!
Маленькая колонна из нескольких посеченных осколками грузовиков с покалеченной пушкой на прицепе двинулась на север. Шли низинами, хоронясь от прорвавшихся немецких танков, которых уже нечем было встретить. Метров триста прошли благополучно, но стоило только машинам подняться на пригорок, как начался обстрел – «тигры» взяли след и шли по пятам. «Студебеккеры» перевалили через гребень высоты; Дементьев выскочил из машины, отошел и вынул карту, чтобы сориентироваться, – выйдя живыми из страшного боя, обидно приехать прямо немцам в лапы.
Невдалеке от хвоста колонны, не долетев, грохнул снаряд: танки били по площадям и нащупывали цель. Второй снаряд со свистом пронесся над головами и разорвался метрах в пяти от Дементьева.
Павла подбросило в воздух. Земля и небо поменялись местами, по всему телу прошла дрожь, похожая на трепетание натянутой и затем резко отпущенной струны. Дементьев с размаху ударился спиной о землю, попробовал встать – и не смог. Правую ногу пронзила острая боль. Павел дотронулся до бедра – пальцы стали клейкими, словно попали в липучку для мух. Штанина быстро пропитывалась кровью, бурое пятно расширялось и уползало за голенище сапога. Но сознание оставалось ясным: Дементьев отчетливо услышал: «Ты будешь жить, воин, – твой час еще не пробил», а внутренний маятник, донимавший его третий день, остановился на «ранят» и прекратил свой отсчет – на душе стало легко и спокойно.
– Товарищ капитан! – услышал он голос Коробкова, своего ординарца. – Вы ранены?
– Все нормально, Вася. Помоги встать.
Встать не получилось. Дементьева подхватили, понесли и уложили в машину.
– Командуй, старший лейтенант, – приказал Павел, найдя глазами Заварзина. – Вон туда, по лощине, на север, – трогай!
На склоне машину мотало из стороны в сторону; глухо стонали раненые, лежавшие в кузове. «Легко отделался, – думал Дементьев, прислушиваясь к ноющей боли в бедре. – Дырка в ноге – невелика беда. Повезло – при таком снарядном клевке девяносто процентов осколков уходят вверх и в стороны, а я был сзади. Значит, еще повоюем».
* * *
До штаба бригады добрались без приключений. Здесь медики из санитарного взвода оказали капитану первую помощь – ввели противостолбнячную сыворотку и перевязали, а затем на санитарной машине отправили его в тыл, в полевой госпиталь, находившийся километрах в двадцати от передовой. Мест в домах и палатках, занятых госпиталем, не хватало – много раненых лежало на лугу под палящим солнцем, ожидая, когда их перенесут в операционную. Время шло, но к Дементьеву так никто и не подошел. Боль усиливалась, и Павел забеспокоился – не хватало еще из-за дурацкого маленького осколка стать инвалидом! Звать санитаров было бессмысленно: они бродили, как тени, покачиваясь от усталости, с красными от недосыпа глазами. Ближе к вечеру, когда спала удушающая дневная жара и потянуло холодком, Дементьев подозвал легко раненного в руку солдата, сидевшего рядом, и решил действовать по принципу «Спасение раненой ноги – дело рук самого раненого!»
Образовав способную перемещаться конструкцию о двух головах, трех ногах и трех руках (считая только здоровые конечности), они двинулись прямиком к большой армейской палатке с надписью «Операционная». Павлу опять повезло: операционный стол только что освободился – Дементьев не успел и ахнуть, как оказался на нем, причем уже без сапог. Ему разрезали ножницами штанину, и женщина-военврач без всякого наркоза принялась копаться в его ране, пытаясь отыскать злополучный осколок. Капитан стиснул зубами угол простыни, сунутый ему в рот санитаром, изо всех сил стараясь не орать от боли.
Это ему удалось, а вот поиски осколка успехом не увенчались – он глубоко засел где-то в мышцах бедра.
– В эвакогоспиталь, – распорядилась врач, обработав рану йодом. – Следующий!
И через несколько дней Дементьев оказался в лесу под Воронежем, в эвакогоспитале номер девятнадцать-четырнадцать. Но и тут ему не стали резать рану, заключив, что нога – не сердце и что с осколком в бедре вполне можно жить. Павел не настаивал: рана понемногу затягивалась, и хотя первое время в перевязочную ему приходилось ходить на костылях, врачи уверяли, что скоро он обойдется без них.
– Танцевать будешь, капитан, – сказал ему хирург, – и по девкам бегать, рысью.
…Осколок немецкого железа спал тридцать лет, а потом ожил и, как показал рентген, начал путешествовать по мышцам бедра. В больнице хирург разрезал подкожный бугорок, и острый обломок металла размером чуть больше ногтя сам выпал наружу. «Тигриный зуб», – подумал Павел Михайлович, трогая его пальцем и вспоминая военный госпиталь № 1914.
* * *
В офицерской палате госпиталя их было четверо – Дементьев и три танкиста, тоже раненных на Курской дуге. Узнав об обстоятельствах ранения Павла, они дали ему прозвище «укушенный «тигром», хотя и сами танкисты пострадали от зубов тех же «хищников». После ада «огненной дуги» госпиталь казался раем – чистое белье, сытная еда, спокойный сон без тревог, улыбчивые девушки в белых халатах. Все четыре офицера были молодыми парнями в расцвете юности, двадцатого-двадцать первого года рождения, и молодость, быстро забывая грязь и кровь страшной войны, брала свое. Энергия била через край – «четыре мушкетера», как их называли, шутили, смеялись, пели, гуляли в лесу, слегка безобразничали, заигрывали с медсестрами и даже организовали самодеятельный театр, давший всего один спектакль, но зато с бешеным успехом.
Месяц лечения прошел незаметно, и Павел затосковал. Осколок немецкого снаряда сидел у него в бедре, а в голове неотвязно крутилась одна и та же мысль: «Пора на фронт, в свой родной четыреста шестьдесят первый особый артиллерийский дивизион!» Дементьев донимал главврача, пока не услышал от медицинской комиссии заветное «Здоров!»
Его направили в резерв фронта, находившийся в Курске, но Павел решил, что делать ему там абсолютно нечего. По сводкам он знал, что армия Катукова сражается где-то под Харьковом, значит, туда ему и дорога. Строго говоря, это было нарушением предписания, но выписавшиеся из госпиталя солдаты и офицеры сплошь и рядом возвращались в свои части самостоятельно, своим ходом, не тратя времени на сидения и ожидания, и на это нарушение смотрели сквозь пальцы.
В Курск он все-таки поехал, но только для того, чтобы разузнать поточнее, где искать свою Первую танковую. Сначала Дементьеву не повезло – там толком никто ничего не знал, – но вскоре удача ему улыбнулась: ловя попутку на Харьков, Павел увидел «студебеккер» со значком армии Катукова – белым ромбом – на кабине.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
