выражений, не заботилась о последствиях, достаточно сильно оскорбила его. В тот миг меня настолько переполняло осознание, что вот этот человек причастен к моему горю, что больше я вообще ни о чем думать не могла. Как тогда с Ниной в парке, когда я с криком вцепилась ей в волосы. Конечно, я понимаю, что ни Коц, ни Нина, ни даже Тишакова не являются главными виновниками произошедшего, что это Сашка виноват, и, наверно, частично я сама. Но этот груз нашей с ним вины настолько для меня до сих пор неподъемен, что невольно переливается на всех окружающих. Я видела в глазах Ариэля, когда говорила с ним в последний раз, что на мою боль ему плевать. Видела этот эгоистичный самодовольный блеск в его взгляде, и внутри будто разом все обрубило. Стало холодно и противно. И единственное желание было убежать от этого человека подальше, что я и сделала.
А сегодня он меня наверно просто уволит и, будем надеяться, что не с волчьим билетом и не опозорив при всех. Возможно, именно на этом утреннем совещании, на которое я нехотя плетусь вслед за Валей и присоединившейся к нам Ириной Владимировной.
Внутренне я полностью готова к такому развитию событий. Даже жду его, потому что напряженная неизвестность всегда переносилась мной тяжелее, чем любые уже оформившиеся проблемы.
За те два дня невероятной тишины, что я провела дома, пока Сашка был с детьми на турбазе у Алика, я многое успела обдумать и разложить для себя по полкам. Это были наверно самые продуктивные два дня моей жизни за все последние два месяца, и у меня теперь такое ощущение, будто я заново родилась.
Итак...
Во- первых. Я морально подготовилась к увольнению, хоть, признаться, и не хотелось, чтобы всё закончилось так. Мне нравится то, чем я сейчас занимаюсь, у меня складываются хорошие отношения практически со всеми сотрудниками, а с Варей из образовательного центра мы и вовсе уже подружились. Мне комфортно, мне хорошо, но...Если Ариэль так решит, я не пропаду. Даже если он умудрится уволить меня по статье, я всегда могу попроситься на работу к отцу, хоть и рассматриваю это как самый крайний, нежелательный вариант.
В общем, без работы и денег (тем более, что сейчас больше половины моих с детьми потребностей до сих пор закрывает Саша) я не останусь, поэтому можно сильно не переживать.
Во - вторых. Я поняла, что пока вообще не хочу рядом никаких новых мужчин. Ни для секса, ни для ухаживаний, ни просто поболтать...Вообще ни для чего.
Эти два дня в полном одиночестве мне было так спокойно и хорошо. И не покидало чувство, что я сошла с безумно раскрутившейся карусели.
Все мои эмоции последние два месяца, начиная с разговора с Ниной, были сплошным надрывом, чем-то истерическим, на грани. Я несла их на себе, в себе и не способна была вынести.
Сначала я целый месяц тонула, захлебываясь, в своей черной обиде и скорби о растоптанном доверии, не замечая ничего вокруг. Потом вышла на работу и попыталась убежать от этого всего. Убежать от самой себя...Завалила себя делами, пошла на курсы, начала принимать ухаживания завидного с виду мужчины.
Ведь как говорят, клин клином, да? И мне даже казалось, что у меня получается.
Вот только чувство, что все равно тяжело - оно никуда не исчезало. Давило на плечи, горбило спину, било мигренью в голову. Стоило закрыть глаза, и эта внешняя суматоха, которую я развела, исчезала, оставляя все то же ноющее ощущение пустоты и одиночества. Только теперь к ним добавилась усталость.
А, выйдя три дня назад из турецкого отеля навстречу такси в аэропорт, я внезапно почувствовала легкость, будто сбросила с себя какую-то повинность.
Разве мне нужен мужчина, чтобы мне было хорошо?
Нет. Только я себе нужна для этого. Спокойная, уравновешенная, целая.
И я решила попробовать такой стать. Для себя.
А что касается Сашки...
Я устала с ним мысленно воевать. Не могу и не буду. Он - мой родной человек, отец моих детей, я его люблю и, наверно, уже всегда буду любить. Но...Я сейчас не вижу нас вместе. Не вижу, как прощаю ему произошедшее настолько, чтобы никогда не припоминать, не вижу, как доверяю во время его частых экспедиций, не вижу, как опять кладу все на алтарь нашей семьи ради него, а он просто дальше живет привычной жизнью. Не вижу и не хочу. И даже не представляю, что он должен сделать, чтобы это изменить.
На данный момент так.
И мое "в -третьих" решение за прошедшие выходные было, что и по поводу бывшего мужа я успокаиваюсь и принимаю всё, что происходит, не отвергая заранее, не ожидая ничего и не забегая вперед. Пусть жизнь идет как идет. Мой отец искренне верит в Бога, и я тоже доверюсь ему.
23. Лиза
Захожу в переговорную Коца вслед за Валей и Ириной Владимировной, расправив плечи и непроизвольно задержав дыхание. В просторный кабинет, как обычно, набилось около двадцати человек, но мой взгляд безошибочно вычленяет Ариэля сразу. Это не сложно – он сидит во главе длинного стола в своем большом кресле, строгий и сосредоточенный, и тоже смотрит на меня в упор. Моргаю и отворачиваюсь. Вдоль спины тянет нервным холодком, в памяти всплывает сцена в турецком отеле, пока усаживаюсь на, кажется, самый дальний стул от Коца. И все равно чувствую его задумчивый тяжелый взгляд на своей щеке.
Сложно себе представить более неловкую ситуацию.
- Всем здравствуйте, коллеги, - произносит Ариэль громко, коротко кашлянув в кулак.
- Здравствуйте, - нестройное.
А затем моментально воцаряется звенящая тишина. Ежусь. Мне кажется, или у него голос колючей, чем обычно. Судя по тому, как застыло лицо Ирины Владимировны напротив – не кажется…
- Что ж, - Ариэль встаёт с кресла и опирается кулаками в стеклянную столешницу, обводя всех присутствующих препарирующим взглядом исподлобья, - Сегодня моё утро началось с письма с досудебной претензией от «Аргомичел». Константин Львович, успели ознакомиться?
Останавливает ледяной взгляд на главном юристе, который будто
