— Так это ты ее? — вопрос Оля задала уже твердо зная ответ.
— Ну а кто? Пушкин, что–ли? Нет, я сперва всех валить и не собирался. Старик там вовсе не при делах. Глеб в принципе то же… Я Максимову информацию слил, думал он тебя сам запрессует, а он ни с того ни с сего соскочил. Пришлось по старой памяти, тряхнуть стариной…
Лютый махнул ладонью, словно даже смутившись своей непосредственности, и внезапно рявкнул, мгновенно меняя течение беседы, — Кто? Кто отвечай сука.
Ударил с виду не сильно, однако боль возникшая в груди едва не вывернула наизнанку. Усилием воли погасила болевой шок. Сумела даже выдавить слабое подобие улыбки. Перевела дух, и с искренним сожалением попросила: А может и я разок? Для баланса, а? У кого лучше выйдет?
— И это умеешь? — В голосе мучителя прозвучало даже некоторое уважение. — Молодец. Не ты, дура… Молодец тот, кто тебя всем нашим премудростям смог научить. Такого спеца даже убивать жалко.
— Так отпусти. — Предложила Оля, старательно борясь с дурнотой. Показав, что может блокировать боль, все же до конца погасить не сумела.
Лютый не ответил, задумчиво крутя в пальцах коробку.
«Похоже, будет колоть. — Поняла Оля.
" Еще раз попробовать рассказать правду— бесполезно. Он уже твердо уверен, что меня подвели к нему спецслужбы. Вложили всю возможную информацию, обучили. Его не переубедить. Тогда что? — Понимая бессмысленность, обреченно закрыла глаза.
— Ну, нет. Так нет, придется колоть… — Теперь в его голосе не было н и капли игры, только спокойная констатация факта.
Дернулась, почувствовав, как кожи коснулось что–то острое, и тут–же почувствовала, как начала кружиться голова. Пронеслись перед мысленным взором все, с кем ее успела свести судьба, замелькали, меняясь с чудовищной быстротой события жизни, факты, слова, жесты… Казалось еще мгновение и голова просто разорвется, но тут на самом краю безумия провалилась в спасительную темноту.
Вынырнула из беспамятства от острого запаха нашатыря. И даже не пошевелилась. Сил не было, только всеобъемлющая, немыслимая слабость.
— Интересно… А ведь ты и вправду веришь во всю эту мистику. — Сейчас голос Лютого был куда менее спокоен, чем прежде.
Оля открыла глаза и попыталась сфокусировать взгляд на чем–нибудь конкретном. Не получилось. Зажмурилась вновь.
— Не открывай. — Запоздало предупредил голос Лютого. — Сейчас полегчает.
Вновь кольнуло в плечо. Растеклась по руке тяжесть от непонятного укола.
— Ну как? Ожила?
Кивнула, чувствуя, что и вправду немного полегчало.
— Выслушай меня. — Голос Владимира стал необычайно вкрадчивым, звучал так. Словно голос лучшего друга. — Тебя просто обманули. Не знаю кто, но… ничего этого не было, ничего… Ни Лехи, который вернулся в твое тело с того света, ни тех кавказцев. Никого. Ты стала жертвой чьих–то опытов… Тебе внушили все это. Слышишь меня? Ты простая русская девчонка, которой не повезло. Сейчас ты уснешь. И забудешь все чужое, не принадлежащее тебе. Оно уйдет, растворится. Останется только твоя жизнь…
— Ты едешь в поезде… тебе хорошо, позади экзамены. Выпускной. Впереди взрослая жизнь. И все будет хорошо… Даже если что–то не выйдет сразу… Нет ничего, нет ничего…нет ничего… А потом ты вспомнишь! Вспомнишь все, что было на самом деле…
Голос вползал в уши, заставлял поверить себе, и убеждал.
Чувствуя, что не в силах противостоять этому напору Оля опустила подбородок на грудь, пытаясь вспомнить что–то действительно важное. Такое, без чего ее жизнь станет пустой и бесполезной.
И вдруг… словно разряд молнии пронзил ее мозг. Вспышка ослепила. Тело рванулось в дикой судороге, выгнулось, несмотря на прочные зажимы, а потом обессилено замерло.
Боль заполнила все ее существо. Она рождалась где–то в глубине головы, и плотными, пульсирующими толчками расходилась по всему телу. Казалось нет никакой возможности противостоять ей.
— Стоп! — Голос вырвал ее обратно в пустую комнату. Открыла глаза, недоуменно прислушиваясь к себе. — Странно дикая, всепоглощающая боль исчезла, словно ее и не было.
— Ну я даже и не знаю… — Лютый выглядел так, словно человек, которого обманули в лучших его ожиданиях. — Может сыворотка просроченная? Да ну, с какого вдруг.
Пожал плечами, и словно бы видя ее в первый раз, всмотрелся в Олю. — Не понимаю.
Он запихал использованный шприц в футляр, и двинулся к плотно запертой, без каких–то следов замка, двери. Уже почти дойдя до нее, остановился, вновь озадачено хмыкнул, и обернулся.
— Жаль, конечно. Только… оставить тебя в живых тоже не могу. Нафига мне эти проблемы? Ничего личного, девочка. Мы могли бы даже сработаться, но ты слишком непредсказуема. Кто его разберет, какая программа забита в твоей подкорке. Увы. Придется…
Оля слышала все, но слова проходили мимо измученного сознания. Единственно чего ей сейчас хотелось –это просто заснуть, и лучше всего навечно.
— А знаешь… — Тут на губах Лютого появилось некое подобие улыбки, — я попрошу, чтобы тебя оставили в живых. Точно. Зачем помогать им. А то что это получается, ерунда какая–то. Ты нам всю малину… поломала, и по легкому выскочишь? Ну уж нетушки. У тебя там в мозгах на суровую групповуху кажется завязано? — Он глянул в листок густо исписанный мелким почерком. — Ага… Точно. Ну вот мы все и поправим. Глядишь, клин клином вышибем. Я тебе по Камазовским каналам за бугор отправлю. Валюту для страны зарабатывать. Подальше отсюда. Скажем к Латиносм. Они блондинок жуть как любят. Всяко любят. Но не долго. Долго там ни одна не протянула. Может тебе их подготовка чуть подольше продержаться позволит. Адье, синьорита. Удачного перелета. Прощай.
— До встречи. — Только и смогла выдавить из себя Оля, когда дверь захлопнулась. Веки ее налились чудовищной тяжестью, в голове зазвучала тоскливая мелодия флейты. А может быть это был скрип трущейся о толстый сук пеньковой петли, в которой висит бесформенное, распространяющее невыносимый смрад, ее тело. Казалось, сон не кончится никогда.
Скрип, карканье сидящей на сухой ветке вороны, палящее солнце, пустое небо… Мгновение темноты и вновь налетает рвущий на части сердце монотонный скрип…
Сколько времени длился этот, кажущийся бесконечным сон, неизвестно, однако в какой–то момент он незаметно уступил место абсолютному, всепоглощающему безразличию. А еще безмыслию и покою. Наверное, именно это и зовется нирваной. Только где–то там, на самом краю неясными тенями скользят какие–то силуэты, ничего не значащие события, люди.
И в то же время Оля отлично сознавала, что не спит. Она даже выполняла какие–то действия. Куда–то шла, останавливалась, повинуясь движениям непонятного спутника, отвечала на ничего не значащие, вопросы людей в какой–то форме, вновь шла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
