Кувыркался он так, наверное, с час, и Бог знает, чем завершилось бы такое кувыркание для кандидата технических наук, если бы не Ленка Одинцова. В упомянутый вечерок ей было шестнадцать лет со всей присущей этому милому возрасту дурью. Ей нравилось бродить московскими двориками теплым вечером, распустив светло-русые волосы по плечам и представляя, как же живут здешние люди: в огромных квартирах, в центре огромного города… Читала вывески на некоторых домах: «Здесь жил и творил…» — и… играла. Как бы жила она сама, если бы родилась двадцать, сорок, сто лет назад… И если бы муж ее был летчик-испытатель… Нет, лучше — секретный физик… Или — кинорежиссер… Или — глава тайного мафиозного клана, связанного с сохранением золота партии или сокровищ тамплиеров, чудесно оказавшихся на территории России… Или…
* * *
Лена Одинцова жила в Москве уже год. Прибыла из старинного русского городка Покровска в столицу, обучалась в медучилище на фельдшера («Выучишься, глядишь — в институт поступишь… Люди, пока здоровы, за лихом гоняются, а как прихворают — так и небо с овчинку, и мир — с копеечку. Старайся, дочка, будешь хорошей лекаршей — так и без куска хлеба никогда не останешься, и от людей — уважение… Старайся…»). Слова мамы, медсестры в райбольнице, Лена запомнила накрепко и — старалась. Но — мечты… И в двадцать, и в тридцать, и в пятьдесят для многих людей они — реальнее окружающей жизни, для шестнадцатилетней же девчонки, глядящей на мир еще из неушедшего детства, мечты порой казались самым настоящим будущим. Ее будущим.
Воспитывалась она на книгах, и среди сверстниц, девчонок пробивных и циничных, ей было то грустно, то скучно — как и им с ней. Девочки в долгу не остались и прозвали ее «соломенной вдовой» и «отмороженной леди». Встречи со сверстниками ее не интересовали — ни появившиеся «крутые парни» из ближнего Подмосковья, ни «золотая молодежь» центра не волновали воображения девушки.
Хотя и «синим чулком» она не была — с девственностью рассталась легко, еще в родном городке, и, признаться, из чистого любопытства. Парнишка ушел в армию, пытался писать ей письма, но они показались Лене скучны; а потом — отъезд в Москву, новая жизнь… Хотя… Она бродила по центру, выпивала где-нибудь на Тверском или на Арбате чашку-другую дрянного кофе… И порой ей казалось, что жизнь ее так и пройдет — серо, бедно и бесцветно…
…Услышав стон, увидев мужчину, то поднимающегося, то снова падающего навзничь, Лена подошла не медля. Ужаснулась про себя жестокому, набухшему кровью рубцу через всю голову и подхватила раненого. Тот посмотрел на нее, попытался улыбнуться.
— Я здесь… недалеко… — Мужчина назвал адрес.
Ленка тащила Сергеева и… снова играла. На этот раз — в сестру милосердия, вытаскивающую из-под огня раненого бойца…
Галя Петровна, увидев в проеме открытой двери окровавленного мужа, поддерживаемого юной дамой, в истерику не падала, воплей не издавала — скомандовала быстро: «Заноси!»
Про себя Галя Вострякова оценила и то, что сопливая девчонка не только не побоялась, но и не побрезговала тащить до дому подвыпившего окровавленного мужчину, перепачкав кровью светлый джинсовый костюмчик, судя по всему у нее единственный…
Слава Богу, свекровь по летней поре была с внуками на даче, и лишнего воя слышать не пришлось. Сергеева уложили на кушетку, Лена потребовала гидроперит и ловко промыла рану.
Галя тем временем покрутила диск телефона, и через десять минут в квартире появился Лев Эммануилович Берен — хирург жил в соседнем подъезде. Худенький, лысый, в пуловере-безрукавке и стареньком, аккуратно заштопанном пиджачке, в круглых металлических окулярах, Лев Эммануилович походил на сильно постаревшего подростка; темно-карие глаза за толстыми линзами были наполнены грустью и одиночеством: супруга скончалась, дети — Соня и Марк, проследовав транзитом через земли обетованные, обустроились в Штатах…
В руках у Льва Эммануиловича оказался старомодный кожаный саквояж; осмотрев раненого, он скоро выписал направление, позвонил в приемный покой районной больницы, где проработал свыше тридцати лет, и лично сопроводил больного до отдельной палаты…
Хорошо, деньги были. Гале Петровне удалось убедить свекровь снять мужево наследство со сберкнижек и обратить в «зеленые»…
Лев Эммануилович, тушуясь, принял гонорар — «Ты уж прости, деточка, жить как-то надо» — и удалился. Леночку Галя просто не отпустила.
Устроились на кухне, выпили славного армянского, и Галя разревелась. И из-за Лешика — тихого, умного и доброго человека, никого никогда не обидевшего, да и вообще — по жизни.
Потом болтали до утра. Галя подобрала Лене пижаму, а когда та появилась из душа, только глянув на нее, выдала:
— Тебе не медсестрой, тебе — фотомоделью работать! Хотя…
— Что — хотя?
— Не очень ты здешняя девчоночка…
— В смысле?
— Читаешь много, думаешь много… И красивой жизни тебе, как я вижу, не надо…
— Еще как надо! Только… Это же не кабаки, не шубы норковые, не мужики, не деньги… А чтобы — кра-си-во!
— Вот я и говорю — нездешняя!
— Здешняя! Еще какая здешняя! Ведь красиво и хорошо все — это когда любовь.
— Любви хочешь?
— Да. И счастья. Разве кто-то хочет другого?
— Да кто чего. Кто — самостоятельной жить, да ни в чем себе не отказывать, кто — дом полную чашу, да чтобы муж смирный и непьющий… А кто — просто в жизни как-то устроиться…
— Просто и как-то… Нет, не хочу. Только счастливо!
— И не меньше?
— И не меньше!
— Девчонка… Ты ведь даже не Лена. Ты — Аленушка… А не боишься?!
— Чего?
— Терять.
— А есть что?
— Да. Иллюзии. Молодость.
— Иллюзии, я думаю, штука наживная. А молодость — и так пройдет.
Галя помолчала… Хмыкнула:
— Везет тебе…
— В чем?
— Да это я так. Дрыхнуть давай валиться. Хорошо, что суббота, на работу не идти.
— Может, я в общагу поеду?
— А что ты там сегодня забыла?
Лена прожила у Гали неделю. Пока не выздоровел Лешик. И потом они не расстались…
…Лена вздохнула. Шесть лет пролетело, как один день. И даже меньше. И — что? Была любовь? Было счастье? Два раза ей так казалось. Просто… Просто потом вдруг получалось, что этим мужчинам в действительности — только до себя… Да и вообще… Почему… Почему всем не до нее?..
Нет, жаловаться на невнимание, отсутствие интереса к себе или популярности Лена не могла. И знала, что многие провинциальные девчонки отдали бы не шесть — шестнадцать непрожитых лет только за то, чтобы иметь такое положение…
Фотомоделью она стала. Пусть не «топ», но достаточно популярной, чтобы ни в чем особенно не нуждаться. Тем более «диких» запросов она не имела и понимала, что чудачества здешних «звездочек» ТВ — будь то пьяная разборка с милицией, гулеванная жизнь или смена дорогих авто или не менее дорогих мужей — не более чем часть хорошо продуманного рекламного сценария… И порою этих девчонок Лене было по-настоящему жалко: какой бы праздничной ни казалась их жизнь «под сенью рампы», сама она постепенно и неуклонно превращалась в какой-то рекламный ролик неизвестно чего… А девчонки — в обыкновенных кукол, которых, поигравшись, задвинут в темный и дальний чулан, чтобы не вынимать потом уже никогда… Так проходит мирская слава?..
И себя — тоже жалко…
Вот блин! Лена Одинцова, если рассудить здраво, мучилась самой обыкновенной дурью… Но… Счастья-то не было. Разве это не важно — когда нет счастья?
— Одинцова, знаешь, в чем твоя проблема? — спросила как-то Галя.
— Умничаю много?
— Да нет. Просто… Ведь выдуманный мир тебе куда ближе существующего.
— Разве?
— Угу.
— Галь… Но ведь люди все придумывают себе мир. Каждый — свой. И живут там, внутри, а не вовне.
— Да и это бы ничего, Аленка. Только… У тебя, получается, два хобби и ни одной профессии. По нонешним временам — не тянет ноша?
…Вообще-то Галя Петровна была права. После того лета в училище Лена уже не возвращалась. А поступила на филфак педуниверситета. Училась себе влегкую, на жизнь хватало заработков модели… Но Галя была права — сто, тысячу раз! Она не стремилась ни к карьере модели, ни к углубленному изучению литературы или филологии… Хобби… Или — стиль жизни? Одинцова понимала, что так, наверное, нельзя, — девочки вокруг ставили цели и старались их достичь… А ей все казалось, что она проживает какой-то подготовительный период, словно школьница — основы знаний и навыков… Вот только не знала зачем… Единственное, чего она опасалась, — это, поторопившись, стать совсем не на ту тропочку и — попасть в колею… Оглядываясь вокруг, девушка видела, сколько людей упорно и безнадежно тащат неподъемные возы обязанностей, обязательств, тягостных привязанностей к нелюбимым людям… А она… Она уже почти год жила без разочарований. После того как рассталась с Александром. Как он выразился:
