— Ну, может, это можно продать, вроде дорого стоит, — оживилась воровка, увидев удивление собеседника.
Реймунд остановил ее взмахом руки. Потом быстро убрал амулет в карман. Бумаги со стола стряхнул в небольшую заплечную сумку, очень похожую на уменьшенную версию телескопной сумки Батилеззо.
Ему захотелось обнять ее, захотелось вопить от радости, захотелось потискать эту милую маленькую девушку, как плюшевую игрушку, и только неприродная, взращенная Альянсом ненависть к эмоциям удержала Реймунда от чрезмерного проявления симпатии.
Он подошел к Энкелане и быстро чмокнул ее в щеку. Девушка так удивилась, что аж зарделась. Хотя ей приходилось целоваться и с более привлекательными мужчинами, чем Стург, и не такими колючими.
Меж тем Реймунд протянул воровке небольшую латунную табличку с вытравленными инициалами РС.
— А это что? — полюбопытствовала Хитрюга. Она внезапно почувствовала себя очень защищенной, будто неумолимый палач ее вдруг оборотился непобедимым стражником.
— А это, милая моя девочка, твоя амнистия. Благодаря этому куску латуни никто из Альянса, вплоть до моей окончательной смерти не имеет права убить тебя. Даже если очень захочет, — безразлично сообщил Реймунд, нарочито не глядя на собеседницу. Энкелана была единственной в городе из «лишних», кто доподлинно знал о профессиональной принадлежности Реймунда. Она удивила его, а ее талант, можно сказать, растрогал. Убийце нужна была помощь против другого убийцы. И воровка идеально подошла. Хотя, может, были и иные причины.
— Спасибо огромное, — несколько заторможено произнесла девушка, рассматривая табличку, — я этого не забуду! — голос прозвучал уже бодрее, на лице появилась улыбка. Ей стало легко и приятно, Реймунд все больше в ее глазах походил на человека. На обычное существо из плоти и крови. Чей образ медленно, но верно затмевал в голове воровки тот взведенный, готовый уничтожать все на своем пути безликий механизм смерти, каким убийца предстал при их первой встрече.
— Не забудешь. Это право отныне имею только я. В смысле, убить тебя, — дополнил он мрачно. Долгим взглядом он посмотрел на девушку. «Нет, не могу, не стану, идите к черту. У каждого должно быть что-то дорогое. Хоть иногда».
С этими словами Реймунд вышел из кабинета. Оставив Энкелану думать над своей судьбой, а заодно и оплачивать счет за обед.
Маленькое послесловие на Морском Бульваре
Акт первый
Морской бульвар. Одно из живописнейших мест Ахайоса. С располагающегося на высоте более чем сотни метров над уровнем моря огромного плоского участка скалы, тянущегося от Шестой Цитадели на Севере до самого порта на Юге, открывается поистине величественный вид на море. Вернее, на океан, грациозно катящий валы теплой живой воды по известным одному ему законам, в неизвестность вечно лежащего перед ним грядущего.
Вечер был наполнен теплом и жужжанием насекомых. Свежий бриз нес прохладу в душный Ахайос и раздувал полы плаща Реймунда, молчаливо и неспешно маршировавшего по массивным плитам настила Морского бульвара. Вокруг спешили по своим делам торговцы, степенно, как и Реймунд сейчас, прогуливались парочки, среди которых не без труда можно было определить пиратов, гуляющих перед основным действом портовых шлюх в надежде получить скидочку, и аристократов, приведших свою вторую половину взглянуть на красоты пейзажа. Океан умиротворял людей, разглаживал морщины, убирал сосредоточенность и суровость с лица, его дыхание приносило жизнь даже в самые выжженные души, а сумрак вечера скрадывал детали — дороговизну одежды, белизну кожи. Даже немногочисленные нищие Ахайоса, казалось, на бульваре становились не столь заметно неприятны, не столь крикливы, и, возможно, не столь несчастны.
Она просто появилась из вечернего марева, неожиданно и эффектно: вот ее не было, и вот она уже здесь. Утонченная, изящная, мягкая и текучая, как кошачий или змеиный хвост. Великолепно сложенная, не слишком худая и совсем не толстая. Двигалась она столь плавно, что отдельные движения было сложно отследить. А еще она, как и Реймунд, была человеком лишь отчасти. Наполовину тигрин, она сочетала в себе такие человеческие достоинства как высокая, не слишком крупная, но очень привлекательной формы грудь, широкие бедра, узкие женственные плечи. И доставшиеся от тигринов стройные сильные ноги идеальной формы, пушистый хвост, усы и кошачьи уши. Женственность все же была ей присуща не в полной мере — мускулистый пресс и рельеф мышц рук выдавали в ней воина. И, видимо, совершенно не смущали, раз она носила короткую безрукавку из кожи со шнуровкой на груди, открывавшую живот, короткую юбку, так же кожаную и на шнуровке. Сапоги на высокой подошве, делавшие ее, и без того высокую, выше большинства мужчин-людей, и перчатки с кастетными вставками, но без пальцев, несколько более изящные чем те, что у Стурга, если термин «изящно» тут применим. Таким образом, она оставляла на обозрение не только свои привлекательнейшие формы, но также и явное отличие от людей — покрывавший лицо и тело легкий пушок, рудимент шерсти, повторявший тигриный окрас, доставшийся от предков по отцовской линии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Чудный вечер, Стург, — промурлыкала в прямом смысле этого слова незнакомка, появившаяся из бульварного сумрака, и посмотрела на него изумрудными глазами с вертикальным зрачком из-под чуть опущенных черных густых ресниц, разломив тем временем в руке небольшой синеватый финик, заставивший колыхнуться воздух вокруг них и создавший завесу невнимания к их персонам не меньше, чем на час. От нее исходило ощущение силы и легкий, металлический запах. Кровь? Железо?
— Приветствую, Бэгрис, — Реймунд остался невосприимчив к кошачьему магнетизму собеседницы, по крайней мере, внешне, — видимо то, что ты вылезла из берлоги, означает, что я наступил на твою больную мозоль. Или ты хочешь взять меня за мои пушистые шарики?
— У тигров не бывает берлог. Они живут свободно, делая свои домом огромные территории, богатые дичью, — мягко, но несколько обиженно произнесла Бэгрис. Он знал, почти знал, чего стоил ей этот непринужденный тон. Тигрица чего-то хотела, и Стург готовился этим воспользоваться.
— Это самцы. А самки просто таскаются за ними гаремом не меньше восьми штук и обслуживают за защиту, — невежливо добавил Реймунд.
— Нууу, ты не совсем прав, — улыбнулась тигрица, — но можешь считать меня свободной самкой, одинокой и мечтающей о ком-то, кто ее защитит.
— Это буду не я, — Стург начинал злиться.
«На мрачные мысли наводит ситуация, когда о потребности в защите говорит существо, способное в три секунды разорвать тебя на куски. Но этого не делает. И не сделает. Я попал в точку».
— Не отвергай что-то, даже не попробовав, — она улыбнулась, взяла Реймунда под локоть, не встретив сопротивления, и пошла с ним рядом по бульвару. — Можешь горько пожалеть.
— Риск — дело благородное. К тому же верить тебе — это не риск даже, а чистое самоубийство, — разговор явно имел второе дно. Тигрица чего-то хотела от коллеги. Нет, хуже — она что-то предлагала. И говорила… Столь нерешительно. Реймунд умел делать выводы.
— Мы так давно знакомы. И ты так плохо меня знаешь, — промурчала Бэгрис. Судя по всему, последняя фраза Реймунда ей польстила. Она даже обвила его на ходу хвостом, начав мягко поглаживать по бедру.
— Давно ты в городе? — как бы невпопад спросил Стург. Внутренне его передернуло. Он хотел ее. А она. Она тоже испытывала похоть. Но что за похоть, он не стал бы выяснять ни за что. Возможно, она хотела отдаться ему. Возможно, выпотрошить.
— Недавно, — небрежно ответила его спутница, по-кошачьи широко зевнула и поинтересовалась так же типа между прочим. — А как твое задание. Успешно?
— Вполне, — кисло улыбнулся Реймунд. — А ты что-то слышала о нем?
— Нет. Но зная твой стиль, могу предположить, что это был ван Курмхог. Любишь же ты взрывы. Эффектно, — с придыханием закончила она, — очень эффектно. Есть чему поучиться.
«Врет. Врет и меня это даже не раздражает. Потому что так и подразумевалось. Впрочем, взрывы она тоже любит».
