Пушкин — невесте:
«Я раскаиваюсь в том, что покинул Завод — все мои страхи возобновляются, еще более сильные и мрачные».
Отныне от статуи, «заводской Бабушки», как называл ее поэт, зависело все — душевное спокойствие, счастье, сама его жизнь! Она, «бронзовая гостья», таинственным образом вторглась в судьбу поэта и, словно живая властная государыня, противилась его близкому счастью.
Вначале поэт словно подсмеивался над столь нелепым препятствием.
Пушкин — невесте:
«Что поделывает заводская Бабушка — бронзовая, разумеется? Не заставит ли вас хоть этот вопрос написать мне?»;
«Что дедушка с его медной бабушкой? Оба живы и здоровы, не правда ли?»;
«Афанасию Николаевичу следовало бы выменять… негодную Бабушку, раз до сих пор ему не удалось ее перелить. Серьезно, я опасаюсь, что это задержит нашу свадьбу…»
Потом Бабушка начинает ему досаждать — он не выдерживает и гневается.
Пушкин — невесте:
«За Бабушку… дают лишь 7000 рублей, и нечего из-за этого тревожить ее уединение. Стоило подымать столько шума!
Не смейтесь надо мной, я в бешенстве. Наша свадьба точно бежит от меня…»
Поэт, обращаясь с просьбой о высочайшем позволении на переплавку памятника, его не видел и знал о нем, верно, только со слов Афанасия Николаевича.
Много позже Александр Сергеевич отнесся великодушно к замечательному памятнику, который, по его словам, «был отлит в Пруссии берлинским скульптором».
…Статуя Екатерины II являла собой величественное бронзовое изваяние высотой более трех метров. Сохранилось ее описание: императрица была представлена «в малой короне на голове, в римском военном панцире поверх длинного широкого платья, опоясанного поясом для меча, в длинной тоге, падающей с левого плеча. Левая рука приподнята, правая же опущена с указывающим перстом на развернутую книгу законов, ею писанных…»
Пушкин — А. Х. Бенкендорфу (8 июня 1832):
«Два или три года тому назад господин Гончаров, дед моей жены, сильно нуждаясь в деньгах, собирался расплавить колоссальную статую Екатерины II, и именно к Вашему превосходительству я обращался по этому поводу за разрешением. Предполагая, что речь идет просто об уродливой бронзовой глыбе, я ни о чем другом и не просил. Но статуя оказалась прекрасным произведением искусства, и я посовестился и пожалел уничтожить ее ради нескольких тысяч рублей…»
Занимала судьба «заводской Бабушки» и двадцатилетнюю Натали. В годовщину своей свадьбы — 18 февраля 1833 года — она обратилась к «Его Сиятельству милостивому государю» князю Петру Михайловичу Волконскому, министру двора:
«Князь.
Я намеревалась продать императорскому двору бронзовую статую, которая, как мне говорили, обошлась моему деду в сто тысяч рублей и за которую я хотела получить 25 000. Академики, которые были посланы осмотреть ее, сказали, что она стоит этой суммы. Но не получая более никаких об том известий, я беру на себя смелость, князь, прибегнуть к Вашей снисходительности. Хотят ли еще приобрести эту статую или сумма, которую назначил за нее мой муж, кажется слишком большой. В этом последнем случае нельзя ли по крайней мере оплатить нам материальную стоимость статуи, т. е. стоимость бронзы, и заплатить остальное, когда и сколько Вам будет угодно. Благоволите принять, князь, уверение в лучших чувствах преданной Вам Натальи Пушкиной».
Комиссия Академии художеств, состоящая из ректора Академии скульптора Мартоса, профессоров Орловского и Гальберга, упомянув в заключении «о достоинстве сего произведения», сделала и любопытное замечание: статуя «вовсе не может почесться слабейшею из произведенных в то время в Берлине».
Князь Волконский ответил вежливым отказом, сославшись на «очень стесненное положение, в котором находится в настоящее время императорский Двор».
Известно, что Пушкин предлагал купить статую Екатерины II поэту и камергеру Ивану Петровичу Мятлеву. Тот был хорошим знакомым Гончаровых и их соседом по калужскому имению. И что существенно — весьма богатым помещиком. Сделка так и не состоялась…
По поводу «бронзовой бабушки» было еще немало хлопот и беспокойств, — продать ее удалось лишь осенью 1836-го «коммерции советнику» заводчику Францу Берду. Выручил за нее поэт не так уж много — всего три тысячи ассигнациями.
Еще несколько лет пролежал заброшенный памятник (кстати, переплавленная статуя должна была пойти на барельефы Исаакиевского собора!) на дворе литейного завода, пока случайно не попался на глаза братьям Глебу и Любиму Коростовцевым, уроженцам Екатеринослава. Именно они способствовали тому, что статуя императрицы была выкуплена на пожертвования именитых горожан (за семь тысяч рублей серебром) и затем торжественно воздвигнута в центре губернской столицы, — на площади перед кафедральным собором, который когда-то заложила сама Екатерина. На пьедестале выбили слова: «Императрице Екатерине II от благодарного дворянства Екатеринославской губернии в 1846 году».
Верно, Наталии Николаевне довелось о том знать…
На Соборной площади памятник простоял почти семь десятилетий: в 1914-м, когда Россия объявила войну Германии, городские власти в патриотическом порыве решили перенести статую и установить ее перед зданием Екатеринославского исторического музея.
Затем грянул революционный семнадцатый — «императрицу» свергли с пьедестала. И все же благодаря заступничеству директора исторического музея Д. И. Яворницкого бронзовая Екатерина была спасена: под покровом ночи ученый и его помощники закопали статую в землю. Лишь через два года памятник извлекли из тайника и установили в тихом музейном дворике. А в 1941-м в город Днепропетровск (бывший Екатеринослав) вошли фашистские войска, и вскоре, в ноябре, немецкая трофейная команда вывезла августейшую «бабушку» в Германию. И следы ее затерялись…
Странствия бронзовой императрицы по Российской империи завершились столь же внезапно, как некогда и ее царствование: Берлин — Калуга — Полотняный Завод — Петербург — Екатеринослав и, возможно, — вновь Берлин. Круг мистическим образом сомкнулся. Есть в том некое таинство: немецкая принцесса София-Фредерика-Августа и самодержица Российской империи Екатерина II будто соизволила покинуть страну, где память о ее великих трудах и заслугах была предана забвению на долгие-долгие годы, и вернулась на родину, в Германию.
Но вся эта необычная история дарит и надежду — весьма сомнительно, что прекрасное произведение немецкого искусства разделило участь простой глыбы металла и пошло на переплавку. Стоило ли ради того отправлять на ее поиски специальную команду! Если уж рукописи не горят, как утверждал классик, то и статуи не плавятся…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
