не расставаться с ними. Как ты это сделаешь, какие слова подберешь — не имеет значения, — а потом и вовсе меня довел до грани вкусового оргазма, сказав: — хоть Непростительные применяй, — дал директор полный карт-бланш в руки Лонгботтома.
После этих слов Невилла обдал такой мощи Гнев, что от вкуса его греха, острого и жгучего, как огонь в Преисподней, у меня из глотки готов был вырваться столб огня, спалив все на своем пути. Определенно, Гнев — не мой грех.
Получив распоряжения от своего господина, Невилл поклонился и хищно, подобно гиене оскалившись, покинул коридор, направляясь в общую башню для восьмого курса. А я пошел по коридорам школы дальше. Накрывшись пологом полного сокрытия сущности, сливаясь с тенями, видя глазами все то, что видят они, улыбнулся, застав картину весьма интересного содержания.
Стоящий в тишине ночи хруст костей, извлекаемых из еще живого, но уже медленного, остывающего от потери крови тела. Хрип сломанной и вырванной с мясом гортани, бьющихся в агонии артерий, теряющих кровь с неимоверной скоростью. Из раскуроченной грудной клетки раздавался срежет отделяемых от позвоночника ребер.
Ребро за ребром отламывалось и со смаком обсасывалось, покусывалось и разжевывалось зубами безумной силы и крепости. Рецепторы, в разы усиленные сущностью, задыхаются в стоящем смраде пепла, пропитанного железом. Так для демона пахнет кровь человека, умирающего в мучениях. Уверен, для Повелителя я пах так же.
— Вот теперь я сыт, — сказал ненасытный хищник, закончив свою трапезу поросячьей отрыжкой и заклинанием: — Эванеско!
Исчезло тело несчастно-убиенного ученика, но не стоящий на том месте смрад жуткой, кровавой смерти, вперемешку с кровью и болью, оставшейся напоминанием случившегося. Пусть я не испытываю эмоций и чувств, но запахи и вкусы, исходящие от смертных ощущаю, а по памяти и воспроизвести могу, хоть и нет необходимости. В чувствах, в данный момент нет нужды, лишь в действиях, которые настигнут обжору, в ближайшее время. Но сперва крестраж, который окажется в моих руках в ближайшее время. А там и до души людоеда дойдет.
Но есть такую душу в мои планы не входит. Лишь погрузить пальцы с черными когтями в грудь, сжать этот склизкий комок души и вырвать с оглушительным воем боли и мольбой пощадить. Наблюдать с упоением, смотря в глаза, наполненные предсмертным страхом, как рвутся нити единения, ниточка за ниточкой, как медленно стихает крик и вопль о пощаде. Слышать лишь хрип, исходящий из глотки, и видеть замедляющееся сердце в раскуроченной грудной клетке.
— Спать, — сказал обжора в очередной раз рыгнув, а после поглаживая с упоением свой живот, уговаривая урчание бездонного желудка отступить и переварить то, что уже попало внутрь, — завтра, — обещает людоед своему неустанному голоду, направляясь в коридор Гриффиндора, а оттуда в башню восьмого курса. Я же, проводив его взглядом с помощью теней, вернулся в нашу с Драко и Блейзом комнату, говоря блондину с порога:
— Зелье не нужно, — сидящий спиной к спине кровати Драко в шоке интересуется, по какой причине, что такого произошло, раз я отказываюсь от своего же плана, но я не ответил. Лишь сказал: — это усугубит ситуацию, — и большего от меня вампир и сирин не добились, так как я просто ушел в ванну, прихватив пижаму и полотенце. Вода всегда помогала расставить мысли по полочкам. Этим я и собирался заняться — подумать.
17 глава «О печати Предателей крови»
Драко
Почти месяц варки сложного состава пошел книзлу под хвост. Планы демона, резко, в одночасье поменявшиеся, вызвали у меня желание одолжить у Полумны серебряный меч и выбить дурь из рогатой головы. Но после длительных, утомительных расспросов и допроса по-маггловски, с пристрастием, Аллисар все же ответил, почему зелье «Бездонного желудка» уже не нужно. Так, как надо вопрос задала Панси, спросив:
— Говори, рогатый, что с шестым Уизли не так? — указала она пальцем на стол Гриффиндорцев, у которого стоял улыбающийся и довольный предатель крови в компании своей похотливой сестры, притихшей Грейнджер и Лонгботтома, задирающего нос до самых небес. Алиссар, смотря в его сторону, пробуя усиленными рецепторами сущности уизливской шлейф души, едва сдержал рвотный позыв, резко отворачиваясь в сторону.
— Не только с Рональдом, — сказал демон, показывающий на Джиневру, — вся их семья — это отдельно-взятый смертный грех. — Каждое слово из Алиссара приходилось выбивать, говорить о том, что узнал и явно увидел, он не хотел. Почему? Узнаем.
— Подробнее! — закипала от злости Персефона, переходя в полурежим банши. Тот факт, что демон не говорит сразу, а молчит и выдает информацию порционно, злил Панс. Не сдерживая сущность и ее гнев, глаза девушки потеряли белизну белков, их заполнила тьма, на руках проявлялись когти, черной чешуей тянувшиеся вдоль пальцев к запястьям, волосы и кожа теряли цвет, белели на глазах.
— Панс, остынь, — опустил руку на плечо девушки, прижимая ее к себе, успокаивая, шепот в ухо: — он все расскажет. Ведь так? — спросил, а демон не отрицал, кивнул, продолжая рассказ:
— Расскажу.
По воле теней в руках демона оказался фолиант, помеченный руной «Запрет» из соответствующей секции школьной библиотеки. Страницы книги открылись там, где надо, указывая на историю, уходящую далеко в прошлое, еще до Основателей и школы Хогвартс. Суть о печати «Предатель Крови», забытая в веках. То, что она дает при определенных обстоятельствах, когда накладывается на магическую семью за совершенный грех против Магии и ее законов.
— Давно, когда в маггловском мире во всю бушевали религиозные становления, велась борьба верующих за своего Бога и его истинное слово, шла неустанная Охота на Ведьм, жглись костры Инквизиции, и на каждого третьего ложилось клеймо грешник и еретик, в магическом народе стала ходить история о последователях, продвигающих свое вероисповедание — смертный грех. Кто-то скидывал вину на нас, демонов, а особенно на князей Ада, кто-то на человеческие души и сердца, породившие своими словами созданий, именуемых смертными грехами во плоти. Но доказать причастность демонов, да и человеческих фантазий, так и не смогли. А воплощались грехи, лишь в волшебниках. Понять, почему это так, смогли не сразу. После длительных исследований магически-одаренных людей тех лет, было выявлено, что проявлялись смертные грехи и все последующие стадии развития в телах тех, кого Магия клеймила «Предателем Крови».
— То есть, ты хочешь сказать, что каждый, несущий клеймо Предателя, несет еще и один из смертных грехов? — не понял Нотт, к чему ведет Алиисар и его история о воплощенных грехах.
— Алиссар, поясни нам, непонятливым! При чем тут Уизли, его грешная душа и отмена Бездонного Желудка? — Просил Забини, показывая
