Приглашены были все знатные и серьёзные особы: Лефорт, Ромодановский, царский дядя Лев Кириллович, Голицыных – князя три, Стрешневы, Брюс – любимый царский прорицатель, Иван Бутурлин, генералы – Зоммер и Апраксин, ещё – прочие…
Егор не любил ездить большими обозами, предпочитая передвигаться верхом, не подстраиваясь под медленный ритм движения неуклюжих тяжёлых саней. Поэтому он выехал вперёд всех, пригласив с собой только Яшку Брюса, друга верного.
Обоз царский выезжал на позднем рассвете – чтобы добраться до Волковки к обеду. Поэтому Егор и Брюс тронулись в полночь: верхами, взяв с собой только четыре пистолета, нож, кистень, с десяток японских звёздочек да волкодава Хмура – оставшегося в наследство от покойного Швельки-предателя. Планировали быть у двора Бровкиных перед утренним колокольным звоном.
Ехалось хорошо, бодро, лёгкий морозец игриво пощипывал щёки. Узкий просёлок без устали петлял между холмами и рощами, было тихо и звёздно… Пару раз Хмур, бежавший впереди на длинном кожаном поводке, зло взлаивал, пытаясь броситься на неизвестного противника. В придорожных кустах тут же раздавался громкий хруст, подтверждающий, что кто-то тяжёлый и громоздкий улепётывал что было сил… Кто это был? Звери дикие? Тати ночные? Егору это было абсолютно всё равно: ехал себе, чуть почмокивая на лошадку, думал о чём-то своём, мечтал, представляя всякие заманчивые приятности, иногда перебрасывался редкими фразами с Брюсом, скакавшим чуть позади…
Как бы там ни было, но уже к заутрене они подъезжали к нужной деревушке. На сером скучном небе неярко горело новогодним китайским фонариком скупое ещё весеннее солнышко, со всех сторон облегчённо мычали выдоенные коровы, звонко и задиристо переругивались деревенские бабы, где-то вдали размеренно звенели монастырские колокола…
Впереди замаячила неуклюжая фигура, одетая в длинный овчинный тулуп и чёрные валенки, с рыжим собачьим треухом на голове: это деревенский рыбак, честно отсидевший ночь на весеннего налима, возвращался, чуть шатаясь от усталости, с ближайшего озера к родимому дому.
Егор нежно пощекотал рукояткой кнута свою лошадку по заиндевевшему выпуклому боку, укоротил поводок Хмура и дружелюбно попросил:
– Эй, рыбак прохожий! Дорогу-то уступи, будь так милостив!
Неуклюжая фигурка испуганно качнулась в сторону и, теряя равновесие, уселась на ближайший придорожный сугроб. Проезжая мимо, Егор слегка натянул поводья, останавливая лошадь, и мирно поинтересовался:
– Как нынче с рыбалкой, дядя? Пошёл уже налим озёрный? Или ёрш забивает?
Рыбачок, сидящий по самые плечи в мягком весеннем снегу, гневно сверкнул на него ярко-голубым глазом из-под своего рыжего треуха и ответил высоким юношеским голоском:
– Вообще-то, полагается говорить сперва: «Бог – в помощь!» А уже потом – уловом интересоваться! Ой, собачка какая…
Хмур, обычно очень зло и настороженно относящийся к незнакомцам, неожиданно заплясал на месте, отчаянно завилял своим лохматым хвостом, даже раза два приветливо и басовито взвизгнул…
Егор удивлённо уставился на волкодава, непонимающе покачал головой, перевёл взгляд на юного рыболова, пробормотал пристыженно:
– Ты, малец, уж извини, что напугали! Алтын за это с меня. Нормально будет?
– Нормально… – неуверенно прошелестело в ответ.
– А знаешь, где будет двор Ивана Артемича Бровкина? Уже хорошо! Отведёшь – ещё один алтын добавлю. Чего моргаешь? Неужто – маловато? Хорошо – два алтына дам! Чего шепчешь-то? Громче говори, пацан, не стесняйся! Я добрый сегодня…
Малолетка (достаточно высокий, впрочем) робко спросил, слегка заикаясь:
– А вы, б-боярин, по какому делу – к Б-бровкиным будете? Не по с-сватовству ли? К девице Ал-л-л-ександре?
– По нему самому! – широко улыбнувшись, согласился Егор. – А что?
После минутного молчания подросток снова поинтересовался:
– А вы и есть – тот жених, или приятель ваш – рыженький?
– Не, мы только дружки! Жених-то – Волков Василий, барин местный… Знаешь такого? Высокий, симпатичный, с чёрными усиками…
– Знаю, как не знать! – длинно и непонятно вздохнул парнишка. – Ладно, пойдёмте за мной! И Хмура отпустите с поводка, пусть бежит со мною рядом…
– Хмура? Откуда же ты знаешь, как зовут мою собаку?
– Так мне же про него Алёша Бровкин рассказывал, братик мой родненький! Меня зовут… Гаврюшкой меня зовут! Братец я Алёшкин – единокровный… А вы будете – Александр Данилович? Правильно?
Лошадка шла вполшага, рядом торопливо семенил Гаврюшка, слегка задыхаясь, увлечённо и радостно рассказывал – о своей ночной рыбалке:
– Лёд-то толстый ещё! Много лунок не пробить, устаёшь быстро – махать пешнёй… Вот, всего два десятка донок и поставил. Половину наживил сыртью тухлой, ещё пяток – раковыми варёными шейками, остальные – жареными воробьями… Вся сырть осталась не потревоженной, на рачье мясо взялся только один недомерок, а все мои воробьи сработали! Сколько поймалось всего? Да с пудик где-то… Как налима жарить правильно? Самое главное – укропа добавлять побольше… Где пешня? Так на берегу озера осталась, чего тягать-то – туда-сюда. На днях ещё рыбалить пойду…
Паренёк так увлёкся своим рассказом, время от времени с интересом посматривая на Егора, что не заметил толстой сосновой ветки, перегораживающей добрую четверть просёлка.
– Ой, мамочка! – это потрёпанный треух неожиданно встретился с веткой – и отлетел далеко в сторону…
Егор замер с широко раскрытым от удивления, ртом.
– Надо же! – весело прыснул Брюс. – Малец-то девицей оказался! Да и симпатичной в придачу! Прямо как в романах европейских… Да, Данилыч, дела!
Егор же полностью потерял дар речи – от открывшейся его взгляду прекрасной картины: копна, нет, целый океан светло-русых, с платиновым отливом, волос, милый курносый носик, покрытый десятком-другим бледно-рыжих веснушек, и глаза – ярко-синие, прекраснейшие на этой планете (наплевав на все временные сентенции) глаза…
Время остановилось. Да что там – Время… Остановилось всё: лошадь, утренняя заря, мысли…
– Данилыч, друг! Что такое с тобой? – насмешливо заволновался Яков. – Уж не стрела ли Купидона поразила твоё бедное сердце? А если даже и так, то какой смысл – сидеть неподвижно, да ещё и с таким глупым видом? Слезай со своей кобылки, поцелуй барышне руку, разговор заведи душевный… Эй, очнись же!
Егор, совершенно не понимая, что делает, неуклюже соскочил с коня, сжал кисть девушки в своей ладони, поднёс к своему лицу, осторожно и трепетно прикоснулся губами, внимательно посмотрел в бездонные, чуть испуганные ярко-синие глаза, смущённо промямлил-предложил:
– Александра… Александра Ивановна! Вы садитесь на мою лошадку! Неправильно это, когда такая красивая девушка ходит пешком…
– Да что вы, Александр Данилович, право! Тут и недалеко совсем…
– Садитесь, прошу душевно…
Яков Брюс хохотал от души, но, как настоящий друг, совсем даже и негромко, чтобы не мешать жертвам коварного Амура…
Дальше тронулись уже другим манером: Александра – верхом, крепко держа в руке поводок с радостно тявкающим Хмуром, Егор – шагая рядом, неотрывно глядя на ту, что так коварно и нежданно похитила его глупое сердце, Брюс – деликатно приотстав метров на десять-двенадцать…
Они весело болтали – обо всём подряд, будто были уже знакомы не одну тысячу лет, изредка обмениваясь любопытными и приятственными взглядами, широко и призывно улыбаясь друг другу…
Вот уже рядом крепкие дубовые ворота, выкрашенные синей краской, за воротами отчаянно залаяли собаки.
– Ой… – Девушка замялась, явно не зная, как называть своего неожиданного кавалера.
– Сашей меня называй! – чуть подумав, решил Егор. – А я тебя – Саней… Не запутаемся? И давай уже перейдём на «ты»! Хорошо? Согласна?
– Согласна! – радостно улыбнулась девушка, на её розовых щеках даже проявились милые смешливые ямочки. – Давай, я сейчас спрыгну с лошади? А ты меня поймаешь? Мне надо папенькиных кобелей убрать подальше от ворот, чтобы они не покусали бедного Хмура, или чтоб он их не покусал…
Неуклюжий прыжок как-то неожиданно превратился в затяжной поцелуй, они упали в снег и замерли, ни на что уже не обращая внимания…
Озорные голубые глаза, нежные и жадные губы, туман в голове… Где-то нетерпеливо похрапывала лошадь, обличающе ворчал Хмур, удивлённо и чуть смущённо хихикал Брюс, злобно каркали чёрные вороны… Какое это имело значение? Да никакого!
«Пусть весь этот мир – вместе со всеми Петрами, Лефортами и Координаторами – летит в чёрную и бездонную пропасть… Пусть – летит, мать вашу! Лишь бы – вечно чувствовать эти нежные губы на своих губах…»
Губы были безумно вкусные: свежие, чуть солоноватые, упругие, дрожащие…
– Саня! – только и сумел он вымолвить минут через пять. – Саня…
«Что теперь делать? – пронеслось в голове. – Что делать – теперь?»
