Ужин прошел очень напряженно и неловко. Беседа, и без того натянутая, то и дело замирала, да и поддерживать ее пыталась одна Дженни.
В совершеннейшем отчаянии она произнесла:
— С погодой нам повезло. Молчание. Никакого ответа. Она сделала еще одну попытку:
— Для конца октября довольно тепло, тебе не кажется?
Рейф снова оставил ее вопрос без комментариев. Третья попытка:
— Листва просто бесподобна. Здесь всегда такая красивая осень?
— Наверное.
Вот и весь вклад Рейфа в беседу за столом. Дженни пыталась некоторое время молчать, но это оказалось еще хуже, чем поддерживать разговор, пусть даже и натянутый.
Они заговорили одновременно:
— Тебе…
— Ты уже…
— Ты первый, — предложила Дженни.
— Нет. Дамы вперед.
Она уж и забыла, о чем собиралась спросить, так что пришлось импровизировать:
— Я просто хотела узнать — тебе понравился бифштекс?
— У тебя такой же.
— Мне очень понравился. Знаешь, мне как-то друг посоветовал каждый кусок бифштекса запивать глоточком липового шербета. Он утверждал, что шербет раздражает вкусовые окончания и придает мясу незабываемый вкус. — Дженни непринужденно болтала, не переставая думать о том, как она, должно быть, глупо выглядит. Подобного стеснения она не испытывала со школьных времен, когда на уроке ораторского искусства ей пришлось выступать с речью о пользе пчеловодства.
Рейф изображал вежливый интерес, но она очень сомневалась, что он услышал хоть слово. Она могла бы поклясться, что ее болтовня интересует его не больше, чем пчел — плавание.
Ужин подошел к концу, и Дженни почти с облегчением оставила напряженную обстановку ресторана. Так ей, во всяком случае, казалось — до тех пор, пока за ними не закрылась дверь гостиничного номера. Наспех распаковывая сумку с самыми необходимыми принадлежностями, она, как могла, старалась не попадаться ему на пути. Собственно, почти все вещи так и остались в сумке, словно Дженни готовилась удрать при первой же возможности. Когда они с мамой переехали в дом к бабушке и деду, Дженни целых две недели не разбирала свою детскую сумочку — так и держала ее под кроватью. Все, что находилось внутри этой сумочки, принадлежало только ей. А вот дом, комната, кровать — нет, поскольку могли исчезнуть так же внезапно и неожиданно, как это сделал отец.
— Может, примешь ванну? — предложил со своей половины комнаты Рейф.
— С удовольствием. — Дженни схватила халат, метнулась к ванной и щелкнула замком.
Клацанье дверной защелки снова и снова эхом звучало в голове Рейфа. Он помрачнел. Дженни дала понять яснее ясного, что не доверяет ему — несмотря на его безупречное поведение в период помолвки. Правда, это был очень короткий период, тут же напомнил он себе. Каких-то десять дней, да и то ему пришлось с головой уйти в работу, чтобы обеспечить продуктами две вечеринки, один шведский стол и еще свадьбу, в придачу к его собственной.
С самого свадебного приема Дженни становилась все более взвинченной. За ужином ее напряжение достигло предела: казалось, тронь ее — и она разлетится вдребезги, словно хрупкое стекло. Наверное, боится, что он набросится на нее и изнасилует.
Рейф твердо решил доказать, что она ошибается. Всю ночь он будет вести себя как истинный джентльмен, пусть даже эта ночь убьет его, что вполне вероятно, судя по его состоянию.
За ужином он никак не мог сосредоточиться. Но все его внимание мгновенно замкнулось на губах Дженни, когда она, аккуратно откусив от шоколадного торта, слизнула взбитые сливки с верхней губы. Нельзя сказать, что он ее не слушал, — нет, старался, разумеется. Но его по-прежнему отвлекало возбуждающее сочетание огня и холода в ее голосе. Голосе, который притягивал его к ней как магнит.
В который раз Рейфу пришлось напомнить себе свое собственное обещание, данное Дженни, — не давить на нее, не принуждать ни к чему силой. Время еще есть. Впереди у них пять лет. Он перевел глаза на кровать. Сегодня вечером им не упасть на это королевское ложе и не заниматься любовью. Их не ждет изысканный, страстный секс до самого утра, когда усталое удовлетворение завладевает каждой мышцей. Не будет сегодня поцелуев. От кончиков пальцев и — по всему телу… его губы на ней, ее губы на нем. Одежда разбросана вокруг… Влажные тела сливаются… Горят, пульсируют…
Рейф, выругавшись сквозь зубы, подскочил на своем месте и повернулся к кровати спиной. Потом, прошагав к окну, он рывком распахнул створку и вдохнул полные легкие прохладного осеннего воздуха.
— Ты в порядке? — раздался от двери ванной осторожный вопрос Дженни.
— Да, все отлично, — процедил он. — Просто захотелось свежего воздуха. Вернусь через пять минут.
Он исчез, не дав ей времени ответить. Здорово, подумала она. Наверное, вспомнил о своей жене, своей настоящей жене, той, которую он любил; этим и объясняется мука на его лице.
Ясно как Божий день, что Рейф не в силах даже находиться с ней в одной комнате. У Дженни начали дрожать губы — верный признак неминуемых слез. Не самое удачное начало супружеской жизни.
Она аккуратно сложила покрывало, стараясь хоть чем-то занять руки и удержаться от слез. Наверное, им с Рейфом стоило заранее обсудить, как они будут спать этой ночью. Нет, она не особенно волновалась:
Рейф ведь ее заверил, что женился исключительно ради блага дочери. Дженни прекрасно понимала, что она для него — всего лишь средство достижения его цели, не более того.
Если даже она и подозревала, что их отношения в какой-то момент могут стать более интимными, то уж никак не ждала этих перемен сегодня. Большинство вступающих в брак пар любят друг друга… или же испытывают достаточно сильную страсть, чтобы принять ее за любовь.
У них с Рейфом не тот случай. Каждый из них преследовал в браке определенные практические цели. Ни любовь, ни страсть роли не играли.
Ладно, с ее стороны, возможно, капелька вожделения все же была. Да и Рейф находил ее достаточно привлекательной. Изредка. Когда не думал о своей несравненной Сюзан.
Открылась дверь, Рейф вернулся в номер. Дженни потуже запахнула халат. Атмосфера в комнате сгустилась так, что ее впору было резать ножом.
— Ты устраивайся, — произнес Рейф, кивком указав на кровать. — А я перед сном немного посмотрю телевизор.
С этими словами он взял пульт, уселся в кресло перед телевизором и через несколько секунд с головой погрузился в футбольный матч. Ни единый мускул не дрогнул на его теле, когда она сдернула с себя халат и юркнула в постель.
— Ничего, если я выключу ночник? — подала она голос, чувствуя, как невыносимо першит в горле.
— Ради Бога.
Она пролежала почти час. Ей казалось, что она справилась со слезами, угрожавшими пролиться с тех самых пор, как они приехали в гостиницу. И ошиблась. Слезы хлынули беззвучным, но сплошным потоком — правда, Рейф был настолько захвачен футболом, что вряд ли заметил это. Снова она ошиблась.
