В тот же день все участники заседания обратились с меморандумом к Розенбергу, в котором заявили «самым решительным образом», что «не могут взять на себя ответственность за последствия, которые могут произойти в результате действий генерала Власова – если его притязания на возглавление наших народов не будут отвергнуты с достаточной ясностью»[252].
Следует сказать, что не все национальные группы, находившиеся в то время на оккупированных Германией территориях, поддержали лидеров своих организаций. Наиболее известным в данном случае является протест казаков, большинство из которых воспротивилось своему искусственному обособлению от русского народа. Менее известным является конфликт, возникший между руководством белорусского национального движения и рядом офицеров белорусских добровольческих формирований.
Выше уже говорилось, что одним из участников заседания «представителей порабощенных Россией народов» был президент БЦР Р. Островский. Не будет преувеличением, если сказать, что это был один из самых непримиримых национальных лидеров. Непримиримых по отношению к идее сотрудничества с Русским освободительным движением. По свидетельству близкого сотрудника генерала Власова А. Казанцева, Островский отказался войти в КОНР, так как «обещанный Розенбергом пост президента будущей Белорусской республики закрыл ему… все горизонты»[253]. Это только отчасти является правдой. Наряду с личными амбициями Островского следует также признать, что это был убежденный антикоммунист и одновременно сторонник идеи полной независимости Белоруссии. Эту идею он отстаивал даже в ущерб созданию единого антисталинского фронта. Во многом это и подвигло его принять участие в авантюре, предпринятой Розенбергом[254].
О том, что «заседание порабощенных народов» было именно авантюрой, свидетельствует то, что, заключив политическое соглашение, лидеры национальных организаций оставили в стороне вопросы военного сотрудничества и строительства своих вооруженных сил. Тогда как ясно, что в условиях войны они были главными. В результате 9 декабря 1944 года командир Специального белорусского десантного батальона «Дальвиц» (более подробно об этом батальоне будет сказано ниже) майор В. Радько и группа его офицеров поставили перед руководством БЦР вопрос о присоединении своего подразделения и прочих белорусских частей к движению генерала Власова. По его мнению, КОНР «выдвинулся на передовую линию антибольшевистского фронта» и тесное сотрудничество с ним является возможностью увеличить собственную силу белорусов. Это сотрудничество должно было осуществляться как по политической, так и по военной линии. Например, результатом военного сотрудничества должно было стать оперативное подчинение всех белорусских частей штабу генерала Власова. При этом главным аргументом офицеров батальона было то, что в ближайшее время нет и не предвидится возможности создания крупных белорусских воинских формирований. Главной особенностью этого обращения к руководству БЦР было то, что оно заканчивалось ультиматумом: если их условия не будут выполнены, то офицеры «Дальвица» сами, без согласия с Островским, начнут решать эти вопросы[255].
Здесь следует сказать, что Радько и все руководство «Дальвица» являлись сторонниками стратегии, которая предполагала развертывание партизанского движения против советских войск и через это организацию народного восстания в Белоруссии. Генерал Власов также считал, что одним из направлений антикоммунистической борьбы должна быть партизанская война на территории СССР. Поэтому Радько и его группа увидели в этом положительный момент для себя: если против большевиков поднимутся все народы СССР, считали они, белорусским партизанам будет значительно легче. Дальше станет ясно, почему офицеры «Дальвица» так думали и в чем были истинные причины их демарша. Однако в той ситуации практически все руководство БЦР крайне отрицательно относилось к идее сотрудничества с генералом Власовым и КОНР. В ответе, подготовленном для офицеров «Дальвица» «военным министром» БЦР генерал-майором К. Езовитовым, было заявлено, что белорусы не могут войти в созданную Власовым организацию. По его мнению, главной причиной этого было то, что в данный момент вхождение в КОНР осуществляется не на партнерской и союзнической основе, а путем «полного подчинения, связанного даже с ликвидацией всех организаций отдельных национальностей». Поэтому, было заявлено прибывшему в резиденцию БЦР Радько, все разговоры о присоединении к движению генерала Власова являются преждевременными. К тому же усилению позиции БЦР в этом споре способствовало то, что одновременно с этими событиями между ним и Главным управлением СС была достигнута договоренность об организации 30-й гренадерской дивизии войск СС – крупного белорусского воинского формирования, создания которого так добивались офицеры «Дальвица»[256].
Вопрос о присоединении к КОНР был только верхней точкой конфликта между БЦР и сторонниками Радько. Фактически он возник еще в июле 1944 года, когда командир «Дальвица» начал обвинять Островского в срыве эвакуации из Белоруссии, в результате чего были потеряны почти все белорусские национальные формирования. Кроме того, они считали, что БЦР является обыкновенной немецкой марионеткой и только присоединение к КОНР может реабилитировать его в глазах белорусской общественности. Так что декабрьские события были только логическим продолжением, но не завершением этого конфликта. Ответ генерала Езовитова не успокоил Радько и его мятежных офицеров, а только еще больше усилил противоречия между ними и советом. В результате в январе 1945 года Радько отказался от дальнейшего сотрудничества с Островским и выразил сожаление, что делал это раньше[257].
Указанная дискуссия была фактически позицией только двух групп белорусских националистов. Однако была еще одна, небольшая, группа, члены которой все-таки присоединились к власовскому движению, войдя в КОНР. Их взгляды в целом отличались и от взглядов Островского, и от взглядов Радько. Поэтому для полноты общей картины белорусского национализма на истории этой группы следует остановиться подробнее. Фактически она оформилась еще до издания Пражского манифеста – летом – осенью 1944 года. Интересно, что, как и в предыдущем сюжете, инициаторами сотрудничества с власовским движением стали военные. В конце лета – начале осени 1944 года в Берлине образовалась провласовская группа – Белорусский руководящий комитет. Эта группа состояла из бывших советских офицеров-белорусов, наиболее активными из которых были подполковник М. Подлазник, капитан К. Вишневский и лейтенант Ю. Левкович. Несколько позже к ним присоединился капитан М. Пугачев, фигура в белорусских коллаборационистских кругах довольно известная: с февраля по июнь 1944 года он являлся уполномоченным Штаба БКА в Минском округе. Убежденный антисталинист, но этнический русский, этот бывший советский офицер вскоре понял, на кого работают лидеры БЦР, и уже в эмиграции порвал с Островским. Однако прежде, чем начать переговоры с власовцами, эти офицеры постарались перетянуть на свою сторону ряд видных националистических деятелей. В результате к комитету присоединились Н. Будзилович (вскоре стал его председателем), Н. Демченко, В. Гутько и ряд других, более или менее известных политиков. Главной удачей комитетчиков стал переход на их сторону Е. Кипеля – бывшего председателя 2-го Всебелорусского конгресса[258].
В октябре 1944 года в предместье Берлина Далендорфе состоялась встреча «белорусской организационной группы» с генералом Власовым и его ближайшими сотрудниками – В. Малышкиным, Г. Жиленковым и Д. Закутным. По воспоминаниям Кипеля, целью этой встречи было «высказать свой, белорусский, взгляд» на готовящийся Пражский манифест. К слову, он остался недоволен результатами переговоров. И опять-таки из-за позиции власовцев решать национальный вопрос только после победы над большевизмом. На совещании же доминировала точка зрения Будзиловича, явного русофила и сторонника безоговорочного подчинения Власову. Поэтому уже после встречи в Далендорфе Кипель созвал на совещание тех сотрудников комитета, которых считал преданными «белорусскому делу». Здесь он поставил только один вопрос: сотрудничать или не сотрудничать с Власовым. При этом Кипель подчеркнул, что, если они откажутся от такого сотрудничества (весьма, на его взгляд, перспективного), Власов найдет себе «других белорусов». И поможет ему в этом Будзилович. Понятно, что последний на это совещание приглашен не был. Те же, кто присутствовал на совещании, решили сотрудничать с будущим КОНР[259].
Как уже было сказано выше, 14 ноября 1944 года на заседании в Праге КОНР был торжественно провозглашен. От белорусов в его президиум был избран Будзилович. В свою очередь, белорусский офицер лейтенант В. Дубовец (бывший до этого военнопленным) подписал Пражский манифест этой организации. Показательно, что уже после войны Кипель называл этот документ «шагом вперед», и именно потому, что там был параграф о самоопределении народов – как мы помним, главный объект недоверия лидеров других национальных организаций. Но это все-таки была далекая перспектива. Для решения же текущих национальных вопросов и обеспечения представительства народов России в руководящем центре антисталинского фронта были созданы соответствующие органы – национальные советы и комитеты. И среди них – Белорусский национальный комитет (БНК / КОНР), во главе которого был поставлен Н. Будзилович (кроме него в комитет входило еще 8 человек). Это произошло 17 декабря 1944 года на втором заседании КОНР[260]. Нет необходимости говорить, что под этим названием скрывался уже официально признанный власовцами Белорусский руководящий комитет, речь о котором шла выше. В целом его работа шла по следующим направлениям:
