И жонглер Юк заснул, лютню обнимая.
А Фалькон де Марсалья ушел в часовню и долго, горячо молился за своего друга, благородного и доброго рыцаря – Бертрана де Борна.
* * *
Король Альфонсо умел отделять взаимную приязнь двух куртуазных сердец от дел житейских и простых.
Когда прибыл король Альфонсо под стены Аутафорта, граф Риго долго водил его вдоль стен: то на башни рукой махнет, то в сторону деревни покажет, то головой своей рыжей трясти примется, а под конец и вовсе разволновался, под ноги себе плюнул, ногой топнул, невежливо к королю Альфонсо спиной повернулся и к своим шатрам ушел.
Король Альфонсо еще раз на башни Аутафорта поглядел, губу в задумчивости покусал, подбородок потер. Внушительные башни, ничего не скажешь. А граф Риго даже похудел как будто, так хочется ему этот замок усмирить и спесивого Бертрана к ногтю прижать.
А Бертран на стене сидит. Рядом с Бертраном – его второй сын Итье. Глядят оба, как бродят внизу в бессильном гневе граф Риго да король Альфонсо. Бертран радуется; сын его задумчив.
И вот поднял король Альфонсо голову и заметил Бертрана. И Бертран короля Альфонсо поприветствовал: из-за зубца высунулся, рукой помахал. Улыбка у Бертрана от уха до уха.
Альфонсо тоже рукой махнул. Крикнул, напрягая голос:
– Да благословит вас Бог, эн Бертран!
Ибо куртуазное вежество велит приветствовать достойного противника.
А эн Бертран ответил королю Альфонсо:
– И вас, эн Альфонсо!
– А кто это с вами?
– Сын мой, Итье! – гордо прокричал Бертран.
– Славным именем вы нарекли его, эн Бертран! – завопил Альфонсо. – Помню батюшку вашего – достойный воин!
– Я также слыхал о вашем батюшке, эн Альфонсо! – громко сказал эн Бертран. А надобно сказать, что батюшка короля Альфонсо был рода вовсе не королевского, так что слова эн Бертрана можно было истолковать по-всякому.
Король Альфонсо решил пока что эти слова никак не истолковывать. Еще раз помахал Бертрану рукой и прочь пошел.
А Бертран тихонько засмеялся.
* * *
Осада – дело нудное. А тут еще вассалы короля Альфонсо роптать начали: от важных дел их оторвали – от охоты да куртуазных забав – и потащили в Перигор сидеть под стеной и на стену гавкать. Где обещанные подвиги геройские? Где славная дама Гверра, ради которой все прочие дамы оставлены? Да и провиант кончается, а деревни вокруг Аутафорта ограблены уже догола, крестьяне ходят по дорогам – побираются. Говорят, даже разбойники Альгейсы сюда наведывались и кое-кому из крестьян хлеба привезли, чтобы не повымирал здесь народ и было бы кого впоследствии грабить…
Словом, постепенно тоска стала забирать графа Риго с королем Альфонсо. Один только Адемар Лиможский продолжал яриться и на надвигающийся голод внимания пока не обращал.
Судили да рядили Риго с Альфонсо, как бы им какой-никакой едой разжиться, и сказал король Альфонсо Арагонский:
– Не первый год знаю я Бертрана де Борна, и ведомо мне, что муж он хоть и драчливый, однако весьма куртуазный. А если судить по тому, какая у него сытая и довольная физиономия, когда он на стене сидит и вас, граф Риго, насмешками осыпает, то продовольствия у него в Аутафорте еще вдосталь. И потому вижу я прямой резон послать к нему гонца и попросить уделить нам немного от его запасов. Тогда мы смогли бы беспрепятственно продолжать осаду, доставляя тем самым и себе, и сеньору Бертрану несказанное удовольствие.
Граф Риго заметил, что мысль эта – весьма дурацкая, как и прочие затеи короля Альфонсо. И в костер плюнул, богохульство изрыгнув.
Король Альфонсо, муж учтивый, отвечал на то графу Риго, что он, граф Риго, хуже неотесанного мужлана, которому и помогать-то не стоило, однако из любви к даме Гверре торчит он, король Альфонсо Арагонский, здесь, в этом паршивом осадном лагере и скоро начнет с голодухи серые камни глодать. И все это милостью худоумного графа Риго. Так что когда опытный и зрелый воин вроде короля Альфонсо дает мудрый совет, недурно бы и прислушаться.
А Адемар Лиможский, который этот разговор слышал, принял сторону короля Арагонского, добавив, что эн Бертран действительно, несмотря на сволочной нрав, рыцарь вежливый и куртуазный, с сердцем отзывчивым и добрым, так что гонцу, присланному с просьбой дать осаждающим продовольствие, остается по крайней мере один шанс из десяти не быть убитым на месте. Поэтому стоит прислушаться к королю Арагонскому.
И вот, наделив друг друга разными нелестными прозваниями, порешили наконец благородные сеньоры послать к эн Бертрану гонца и слезно просить о помощи.
Подошел гонец под самую стену замка и начал размахивать руками. А в руках держал он белый шарф, который дала ему дама Агнес.
Эн Бертран послал к стене Хауберта, велев тому узнать, какого рожна этому придурку надо.
Хауберт туда солдата Вильгельма отправил.
Вильгельм вернулся и доложил что-то Хауберту на своем варварском наречии. Хауберт выслушал, не поверил. Едва Вильгельма не убил. Однако Вильгельм на своем стоял.
Так препирались наемники довольно долго, и каждый не хотел верить другому.
Наконец Бертрану это надоело, и он сам к стене пошел.
Высунулся, крикнул:
– Что надобно?
Посланец прокричал:
– Присылает меня давний приятель ваш, король Арагонский Альфонсо! Просит вспомнить былое ваше вежество и куртуазность!
– Я куртуазен! – закричал Бертран. – Это чистая правда!
Хауберт с Вильгельмом спорить оставили, поближе подошли.
Гонец крикнул:
– Альфонсо, король Арагонский, спрашивает: не могли бы вы прислать ему немного продовольствия, уделив от своих запасов, дабы мог он беспрепятственно продолжать осаду? Ибо это было бы воистину куртуазно!
Тут Вильгельм напустился на Хауберта-Кольчужку:
– Говорил я, говорил! А ты не поверил!
– Зря не поверил, – проворчал Хауберт. – У тебя бы ума не хватило измыслить такое…
И дальше слушать стал. Неужто эн Бертран настолько рассудка лишился, чтобы действительно противников своих продовольствием снабдить, как они о том сдуру просят?
А эн Бертран прокричал в ответ посланцу короля Альфонсо:
– Хорошо! Уделю немного запасов солонины и вина, ежели и впрямь вам столь туго приходится! А взамен хочу попросить о взаимной услуге: не мог бы Альфонсо немного отодвинуть от моих стен свои стенобитные машины? Ибо в одном месте стена начала подаваться. А я бы не хотел, чтобы попортили мой прекрасный Аутафорт.
Посланец снова замахал руками и пошел прочь от замка.
И вот нагрузил эн Бертран на телеги некоторое количество солонины и хлеба и снова передал просьбу передвинуть стенобитные машины. Если уж так любо королю Альфонсо бить в стены Аутафорта, то не мог бы он хотя бы бить в другое место? Ибо в том месте, куда он бьет, стена совсем разваливается.
Посланец заверил, что все передаст.
И Бертран, совершенно успокоенный, вернулся в свои покои и завалился на кровать, прихватив лютню, чтобы развеивать скуку.
К нему Фалькон де Марсалья пришел. И стали они вдвоем попеременно песни петь. Жонглера же Юка с ними не было, поскольку тот свел исключительно тесную дружбу со стряпухой и часто пропадал на кухне, а от его растрепанных волос постоянно пахло какими-то соусами.
Так в приятности и проводили время.
* * *
И вдруг – грохот, треск, брань, звон оружия!..
Лютня звякнула, брошенная на одеяло. В опочивальню ворвался Итье, в руках – отцова кольчуга. Ловко облачился Бертран, забыв похвалить расторопного сына, взял оружие и по лестнице вниз побежал, перепрыгивая через три ступеньки кряду.
Фалькон де Марсалья тоже из башни вышел, не желая оставаться под защитой стен, когда его друг подвергает себя опасности.
И что же они увидели, когда оказались на дворе?
Король Альфонсо, подкрепив войска полученным от Бертрана провиантом, вовсе не подумал выполнить ответную просьбу Бертрана. Напротив. Едва только заслышал он, что стена, в которую били его стенобитные машины, вот-вот рухнет, как тотчас же велел удвоить усилия. И вот обрушилась в одном месте стена Аутафорта, и одна из стройных башен осела набок. В пролом ворвались солдаты – графа Риго, и виконта Адемара, и испанцы короля Альфонсо. И все они громили Аутафорт, а наемники Хауберта учинили среди них настоящую резню.
Хауберт отрядил троих защищать подходы к одной из башен. А на башне, закрываясь большим, выше человеческого роста, щитом, ловко посылал в атакующих тяжелые стрелы лучник Эмерьо. И падали солдаты короля Альфонсо и графа Риго.
Граф Риго по двору метался, в битве участия не принимая. Он Бертрана искал. А Бертран, от ярости себя не помня, вперед кинулся с твердым намерением убивать всех, кто только движется.
И осталось лежать у пролома четырнадцать человек из числа атакующих, а из наемников Хауберта погибли четверо, в том числе и Вильгельм.
Самого же Бертрана, дважды задев по правой руке, оглушили наконец добрым ударом камня, пущенного арагонским пращником, повалили на землю и связали.
