Гитлер объявил первые смертные приговоры, расположившись в своем кабинете в «коричневом доме». Начальник тюрьмы Штадельхайм составил полный список доставленных к нему арестованных руководителей СА. Этот список оказался в руках Бормана, а уж он-то, как никто другой, умел распорядиться таким документом. У него и в мыслях не было прибегать к процедуре расследования с уликами, свидетелями, адвокатами защиты или судьями. Он просто вычеркивал из списка фамилии, которые называл Гитлер.
Пока Гитлер диктовал заявление для общественности и сообщения для прессы, стараясь обелить свои действия, получивший распоряжение завершить операцию группенфюрер СС Зепп Дитрих, командовавший подразделением личной охраны СС «Адольф Гитлер», ждал в адъютантской. Борман проследил за тем, чтобы тексты были откорректированы, напечатаны и размножены. Последним был подписан приказ новому начальнику штаба СА, после чего вызвали Зеппа Дитриха. Борман вручил ему список осужденных, а фюрер распорядился собрать расстрельную команду из шестерых унтер-офицеров СС, выстроить у тюремной стены перечисленных в списке людей и расстрелять всех до единого. Внешне Борман опять, как и в Пархиме, не отдавал приказа о казни; он вроде бы лишь помогал фюреру, исполнял его волю, то есть действовал на благо движения и отечества. Кроме того, он вновь — как и в случае с убийством Гели Раубаль — продемонстрировал фюреру свою преданность и способность сохранять хладнокровие и рассудительность в чрезвычайных обстоятельствах. [141]
На службе у диктатора
В сентябре 1934 года на съезде НСДАП Гитлер вновь предал анафеме «изменников», воздал хвалу своим верным паладинам и поставил точку в конфликте партийных и государственных органов. Его заявление «Не государство правит нами, а мы управляем государством» двухсоттысячное сборище нацистов встретило невообразимым грохотом аплодисментов. Отныне партийные лидеры в центре и на местах имели право отдавать указания государственным чиновникам. Впрочем, последние не сдавались, и соперничество подспудно продолжалось и в дальнейшем.
Руководители министерств рекомендовали своим подчиненным поспешить с вступлением в НСДАП; началась широкая кампания по изгнанию евреев и политических противников из состава правительственных ведомств. Собрав личные дела и данные из кадровых отделов министерств, Борман с досадой обнаружил, что ветераны партии составляли не более 10 процентов от числа высших государственных сановников.
После смерти Гинденбурга, когда Гитлер стал полновластным главой государства, все правительственные чиновники оказались в его подчинении. Любое назначение на значительный пост, любое повышение в должности на высшем уровне осуществлялось только с личного одобрения фюрера НСДАП. Бюро Гесса [142] занималось проверкой политической благонадежности таких кандидатов. Инструкции Бормана для местных партийных организаций четко указывали гауляйтерам возложенные на них задачи и пределы их полномочий. «В принятии решений о назначениях на государственные посты я во многом полагаюсь на сотрудничество с гауляйтерами», — пояснял Борман. Он также считал полезным для себя иметь досье на всех влиятельных чиновников, подчинявшихся гауляйтерам.
Точно следуя принципам и целям, провозглашенным в «Майн кампф», Борман давно размышлял над практическим решением вопроса «расовой чистоты» германцев. Еще в 1932 году Мартин задумывал создать службу генеалогических и расовых исследований в структуре национал-социалистского движения, но тогда задача оказалась непосильной по причинам финансового характера. Но когда функционеры НСДАП получили преимущество над государственными чиновниками, идея нашла отражение в программе расовых исследований, осуществление которой было возложено на министерство внутренних дел. В архивы Бормана хлынул новый поток информации о руководителях разных уровней. К работе над расовыми проблемами подключился и германский крестьянский совет.
Впрочем, две серьезные проблемы возникли и у самого Бормана: первая была связана с происхождением его незаконнорожденного деда, отца которого не удалось установить; вторая заключалась в том, что сведения о семье Меннонг (по материнской линии Бормана) охватывали только три поколения.
С 1934 года выяснением родословной Бормана занимался лично директор германского бюро по установлению происхождения Курт Майер. Он посвятил этим поискам несколько лет, но ничего не нашел, хотя на запросы о состоянии дел неизменно отвечал, [143] что расследование продвигается. Неудивительно: Борман пообещал не только крупное вознаграждение самому Майеру, но и значительную финансовую поддержку его ведомству — естественно, из государственных фондов.
После победы над правительством внутри партии тоже начались брожения: в декабре 1934 года гауляйтеры самовольно провели совещание в Берлине, встретившись без надзора со стороны «коричневого дома». Борман узнал об этой встрече лишь после ее окончания и сумел возбудить в Гитлере ярость по поводу подобного нарушения субординации. Гесс разослал гауляйтерам циркуляр, не оставлявший ни малейшей неопределенности: «Ни рейхсляйтеры, ни — тем более! — гауляйтеры не обладают правом по собственной инициативе проводить конференции гауляйтеров или вести дела с государственными ведомствами без моего одобрения».
С тех пор правители провинций не собирали свои совещания без позволения сверху. Отныне встречи гауляйтеров стали лишь способом доведения до их сведения распоряжений и приказов фюрера и его заместителя; председателем на этих собраниях неизменно был сам Борман, в корне пресекавший любые попытки начать дискуссию. Вскоре после упомянутой конференции гауляйтеры получили от Бормана опросник, который следовало ежемесячно заполнять и предоставлять в качестве отчета о партийной работе — от пункта 1 «Организационные вопросы» до пункта 42 «Особые происшествия». Однако «покорение» гауляйтеров так и не было завершено при Гессе. Лишь после его ухода со сцены и вплоть до последних залпов второй мировой войны Борману удавалось заставлять провинциальных лидеров плясать под свою дудку. [144]
Однако рейхсляйтеры, обосновавшиеся в министерских креслах, недоумевали, почему избранные ими кандидатуры должны получать одобрение Бормана. Рейхсминистр пропаганды Йозеф Геббельс, являвшийся одновременно гауляйтером Берлина и рейхсляйтером пропаганды, запретил работавшим в министерстве членам НСДАП изобличать коллег в недостаточно лояльном отношении к партии. Он объявил, что весь персонал подобран с особой тщательностью, а потому всякий, кто посмеет выступить с подобными обвинениями, будет немедленно изгнан со службы.
Геббельс мог позволить себе подобный шаг, поскольку занимал прочные позиции как на правительственном, так и на партийном уровне. Потуги Бормана перетянуть на себя одеяло, воспользовавшись полномочиями штабсляйтера бюро Гесса, лишь забавляли министра пропаганды.
Поначалу рейхсляйтеры не имели оснований для недовольства Борманом. Он принимался за решение проблем, привлекших внимание Гитлера, гораздо расторопнее Гесса, которого всегда отличали рассеянность и медлительность. Гессу полагалось присутствовать на всех совещаниях Гитлера с партийными лидерами, но вскоре он переложил эти обязанности на Бормана. С тех пор — находился ли Гитлер в Берлине, Мюнхене или Оберзальцберге — без Бормана не обходилось ни одно совещание. Он держался как добрый и абсолютно бескорыстный товарищ, который лишь скрупулезно выполнял поручения двух высших руководителей партии. Все именно так и выглядело до тех пор, пока не стало ясно, насколько он опасен на самом деле.
Попав в плен после окончания войны, эксперт НСДАП по сельскому хозяйству, рейхсминистр продовольствия и глава германского объединения крестьян Рихард Вальтер Дарре составил характеристики [145] на лидеров наци. Вот что он отметил, когда писал о Бормане:
«Эта личность представляла собой невообразимую смесь личных амбиций, жажды власти, прагматизма в организационных и административных вопросах, включая управление финансами, и комплекса угнетения, возникшего вследствие того, что мечтавший о власти энергичный деятель всегда оказывался в положении подчиненного. Хладнокровие искушенного игрока ставит его в один ряд со Сталиным: осознавая преимущества жесткого партийного диктата, он систематически строил свою партийную игру соответствующим образом. Гитлер — вот «альфа» и «омега» его деятельности. Создавая временные альянсы лишь ради достижения отдельных целей, Борман не нуждался в чьей-либо постоянной поддержке».
Впрочем, Дарре не упомянул, что сам он тоже вступил в альянс с Борманом, когда занимался созданием департамента полиции «расового регулирования» в соответствии с лозунгом, провозгласившим немецкое крестьянство национальной сокровищницей расовой силы. Этот шаг задевал область, на которую распространялись интересы рейхсфюрера СС Гиммлера. Потерпев фиаско в деле коммерческого разведения кур, Гиммлер переключился на вопросы размножения человеческих существ, взявшись решать эту проблему по собственному разумению. Дарре, как и всякому, кому было что сказать о крестьянстве (все-таки министр сельского хозяйства!), присвоили почетное звание офицера СС. Сначала ему это понравилось, но вскоре он стал неуютно себя чувствовать в черной униформе. Зная, что отношения между Гиммлером и Борманом неожиданно ухудшились, Дарре обратился к последнему за помощью. Борман был заядлым курильщиком, и на память об их союзе Дарре подарил ему портсигар. В конце марта 1935 года после долгого приватного разговора [146] с рейхсминистром сельского хозяйства Борман «пришел домой в том приподнятом настроении, которое — видит Бог — возникает только после доверительной беседы между искренними национал-социалистами».
