Появление Сталина и других членов Политбюро было настолько неожиданно, что все присутствующие на некоторое время просто онемели. Тимошенко даже побледнел, однако, будучи старым служакой, быстро пришел в себя и подошел к Сталину с рапортом, как и полагается в таких случаях:
– Товарищ Сталин, руководство Наркомата обороны и Генеральный штаб изучают обстановку на фронтах и вырабатывают очередные решения.
Сталин выслушал доклад, ничего не ответил и медленно пошел вдоль стола с картами. Он остановился у карты Западного фронта. Тем временем на цыпочках, один за другим вышли из кабинета работники Генерального штаба, кроме Тимошенко, Жукова и Ватутина.
Сталин довольно долго стоял у карты Западного фронта и разглядывал ее. Затем повернулся к генералам и, явно сдерживая себя и стараясь быть спокойным, сказал:
– Ну, мы ждем, докладывайте, объясняйте обстановку.
Тимошенко хорошо знал Сталина, не только уважал, но и очень боялся его. Он понимал, что у Сталина внутри все клокочет, иначе он не появился бы здесь так внезапно. Не ожидая для себя ничего хорошего, Тимошенко стал сбивчиво докладывать:
– Товарищ Сталин, мы еще не успели обобщить поступившие материалы. Многое не ясно… Есть противоречивые сведения… Я не готов к докладу.
И тут Сталин сорвался:
– Вы просто боитесь сообщить нам правду! Потеряли Белоруссию, а теперь хотите поставить нас перед фактом новых провалов?! Что делается на Украине? Что в Прибалтике? Вы управляете фронтами или Генштаб только регистрирует потери?!
Желая как-то разрядить обстановку и помочь Тимошенко, которого Жуков уважал, начальник Генерального штаба обратился к Сталину:
– Разрешите нам продолжить работу.
Тут вдруг иронически спросил Берия:
– Может, мы мешаем вам?
– Обстановка на фронтах критическая. От нас ждут указаний, – сказал Жуков, стараясь быть спокойным и ни к кому не обращаясь, но затем, взглянув прямо в глаза Берии, с некоторым вызовом спросил: – Может быть, вы сумеете дать эти указания?
– Если партия поручит, дадим, – отрезал Берия.
– Это если поручит! – твердо парировал Жуков. – А пока дело поручено нам.
Повернувшись к Сталину, Жуков, опять-таки стараясь быть спокойным, сказал:
– Простите меня за резкость, товарищ Сталин. Мы разберемся и сами приедем в Кремль…
Все молчали, ожидая, что решит и скажет Сталин. Но и Тимошенко не захотел в трудную минуту оставлять без поддержки своего начальника Генерального штаба и, пытаясь прийти ему на помощь, сказал:
– Товарищ Сталин, мы обязаны в первую очередь думать, как помочь фронтам, а потом уже информировать вас…
Попытка Тимошенко сгладить ситуацию обернулась против него. Сталин опять вспыхнул:
– Во-первых, вы делаете грубую ошибку, что отделяете себя от нас! А во-вторых, о помощи фронтам, об овладении обстановкой нам теперь надо думать всем вместе. – Сталин помолчал и, видимо решив, что все-таки в такой ситуации лучше действительно дать военным возможность собраться с мыслями, сказал, обращаясь к своим спутникам:
– Пойдемте, товарищи, мы, кажется, действительно появились здесь не вовремя…
Члены Политбюро направились к двери и ушли, никем не сопровождаемые, так же как и появились здесь несколькими минутами раньше[4].
После ухода членов Политбюро Тимошенко попросил Жукова связаться с командующим Западным фронтом Д.Г. Павловым и выяснить наконец более детально обстановку. Жуков по аппарату «Бодо» говорил с Павловым, вот запись этого разговора.
«Жуков. Мы не можем принять никакого решения по Западному фронту, не зная, что происходит в районах Минска, Бобруйска, Слуцка. Прошу доложить по существу вопроса.
Павлов. В районе Минска 44-й стрелковый корпус отходит южнее Могилевского шоссе; рубежом обороны, на котором должны остановиться, назначен Стахов – Червень. В районе Слуцка вчера, по наблюдению авиации, 210-я мотострелковая дивизия вела бой в районе Щишецы. В районе Бобруйска сегодня в 4 часа противник навел мост, по которому проскочило 12 танков.
Жуков. Немцы передают по радио, что ими восточнее Белостока окружены две армии. Видимо, какая-то доля правды в этом есть. Почему ваш штаб не организует высылку делегатов связи, чтобы найти войска? Где Кулик, Болдин, Кузнецов? Где кавкорпус? Не может быть, чтобы авиация не видела конницу.
Павлов. Да, большая доля правды. Нам известно, что 25 и 26 июня части были на реке Щаре, вели бой за переправы с противником, занимающим восточный берег реки Щары. Третья армия стремилась отойти по обе стороны реки Щары. 21-й стрелковый корпус – в районе Лиды. С этим корпусом имели связь по радио, но со вчерашнего дня связи нет, корпус пробивается из окружения в указанном ему направлении. Авиация не может отыскать конницу и мехчасти, потому что все это тщательно скрывается в лесах от авиации противника. Послана группа с радиостанцией с задачей разыскать, где Кулик и где находятся наши части. От этой группы ответа пока нет. Болдин и Кузнецов, как и Голубев, до 26 июня были при частях.
Жуков. Основная ваша задача – как можно быстрее разыскать части и вывести их за реку Березину. За это дело возьмитесь лично и отберите для этой цели способных командиров. Ставка Главного Командования от вас требует в кратчайший срок собрать все войска фронта и привести их в надлежащее состояние. Нельзя ни в коем случае допустить прорыва частей противника в районе Бобруйска и в районе Борисова. Вы должны во что бы то ни стало не допустить срыва окончания сосредоточения армий в районе Орша – Могилев – Жлобин – Рогачев. Для руководства боями и для того, чтобы вы знали, что происходит под Бобруйском, вышлите группу командиров с радиостанцией под руководством вашего заместителя. Немедленно эвакуируйте склады, чтобы все это не попало в руки противника. Как только обстановка прояснится, сразу же обо всем доложите.
Павлов. Для удержания Бобруйска и Борисова бросим все части, даже школу».
Однако эта задача была совершенно невыполнима, так как противник уже 26 июня крупными силами форсировал Западную Двину и захватил Даугавпилс.
* * *
30 июня в Генеральный штаб Жукову позвонил Сталин и приказал вызвать Д.Г. Павлова в Москву. В этот день в штаб Павлова прибыл генерал А.И. Еременко с приказом о том, что командующим Западным фронтом назначается он. Павлов прибыл на следующий день, и первый, к кому он зашел, был Жуков. Как вспоминает Георгий Константинович, он не узнал Павлова, так похудел и осунулся тот за восемь дней войны. Состоялся нелегкий разговор, Павлов нервничал, искал оправдания в неудачах не только в силе противника, но и в неправильном руководстве сверху. Он был прав, но судьба его уже была решена. И не только тем, что на его место уже назначен новый командующий. Еременко пробыл в этой должности всего несколько дней. Сталин изменил свое решение и назначил командующим Западным фронтом маршала Тимошенко, а членом Военного совета этого фронта Л.З. Мехлиса. Причем, напутствуя на эту должность, Сталин сказал Мехлису:
– Разберитесь там, на Западном фронте, соберите Военный совет и решите, кто, кроме Павлова, виноват в допущенных серьезных ошибках.
Этой короткой фразы для Мехлиса было достаточно, она прозвучала для него четкой и определенной программой действий: Павлов виновен, и надо подыскать еще и других виновников «серьезных ошибок». В общем, дело должно быть «громким». По прибытии в штаб Западного фронта Мехлис, без долгих расследований, оформил предложение Военного совета фронта, согласно которому следует передать суду Военного трибунала все командование Западного фронта.
Однако Государственный Комитет Обороны СССР при принятии решения не ссылается на этот документ Мехлиса, видимо, понимая, что его бумага не очень весома для акции, которую затеял Сталин. Поэтому решение ГКО принимается «по представлению главнокомандующих и командующих фронтами и армиями».
Эта ссылка на главнокомандующих является первой фальсификацией в «деле Павлова». Никаких представлений из фронтов и тем более из армий не было, арест, а затем расправа над командованием Западного фронта были для главнокомандующих такой же неожиданностью, как и для всей армии. Сталин ощутил, как зашатался авторитет из-за его ошибок и просчетов, которые привели к таким катастрофическим поражениям в первые дни войны. Надо было спасать не только положение, но и себя. Народ не мог не думать о причинах, постигших страну и армию неудач. Нужно было направить ход их мыслей в нужную сторону. Нужны были виновники – «козлы отпущения».
И вот заседает Государственный Комитет Обороны и принимает постановление – оно «совершенно секретное», но в то же время должно быть объявлено «во всех ротах, батареях, эскадронах, эскадрильях», то есть доведено до каждого солдата, или, как гласит поговорка, «по секрету всему свету». Это свидетельствует, на мой взгляд, о растерянности Сталина, о его тайном стремлении оправдаться, отвести от себя вину. Если секретная бумага останется в штабных папках, никто не узнает виновников неудач, так и будут все думать, что он, Сталин, допустил просчеты и промахи. Нет, все должны знать, что Сталин не только не виноват – он карает виновников! Желание Сталина отчетливо проступает еще и в том, что он единолично подписал это «Постановление» – ни одного члена ГКО рядом. Он один – Сталин – увидел виновников и покарал их, это должны знать все. Поэтому и объявить все всем, несмотря на «совершенную секретность».
