— Тебя, избранница богини, я всегда рад видеть в своем тереме.
— Я тоже рада тебя видеть, Коловрат, — ласковым голосом пропела ведунья. — И пусть явилась я к тебе вестницей несчастья, зато принесла благословение той, что всегда будет печься о твоей земле, великий князь.
— Забота богини Лады в сей трудный час явится для нас спасением, — отозвался на слова кудесницы Коловрат. — Я приглашаю тебя, Власта, разделить со мною скорбную страву в память о моих погибших чадах. Я думаю, у коварных готов все-таки достанет порядочности, чтобы отдать мертвым все причитающиеся им почести.
— Мы очень скоро узнаем это, Коловрат, — шагнул вперед кудесник Велегаст. — Если готы окажутся бесчестны, то мои люди позаботятся о павших.
Великий князь долго и, как показалось Руфину, с ненавистью смотрел на убеленного сединами старца. Ругательство уже готово было сорваться с его уст, но кудесница Власта, взошедшая на крыльцо, взяла князя под руку и тем самым притушила его гнев.
— Я очень надеюсь, Велегаст, что твои слова не разойдутся с делом, иначе Велес отвернется от тебя, а почтенные старцы Русколании озвучат приговор, вынесенный богом.
Князь Коловрат, сопровождаемый Властой и ближниками, медленно поднялся по ступеням в терем. Его уход послужил сигналом для всех остальных обитателей Детинца. И вскоре посреди двора остались стоять только волхвы во главе с Велегастом и боярин Гвидон со своими мечниками.
— Легко отделались, — криво усмехнулся Гвидон. — Могло быть и хуже.
Трудно сказать, к кому относились эти слова. Вряд ли к самому боярину, который, по мнению Руфина, ни в чем перед князем не провинился и действовал решительно и быстро. Значит, под словом «мы» Гвидон имел в виду именно волхвов, с которыми был связан узами посвящения. Руфин уже было хотел обратиться со словами поддержки к кудеснику Велегасту, но Гвидон остановил его, шепнув едва слышно на ухо:
— Разговоры потом.
За время, проведенное рядом с русколанами, Руфин худо-бедно научился понимать их язык, благо он действительно был родственен фракийскому и схож с готским. Большую помощь в овладении языком ему оказал мечник боярина Гвидона Бермята. Бермята, как уже успел выяснить патрикий, был ругом. Причем из хорошего рода, к которому принадлежала и княгиня Любава, мать боярина. Именно волею княгини Бермята, четвертый сын своего отца, оказался в дружине Гвидона, в которой служили и руги, и росомоны, и венеды. Именно от Бермяты патрикий узнал, что Коловрата было еще две жены, венедка и росомонка. Погибший Сар был сыном Любавы, и именно его все прочили в преемники отцу. А вот Синилада была по матери росомонкой. Теперь, после смерти княжича Сара, в преемники Коловрату будут проталкивать двух его старших сыновей: Лебедяна, сына венедки Милавы, и Серженя, сына росомонки Рады, родившихся в один год, в один месяц и даже в один день. Что вряд ли понравится ругам, привыкшим первенствовать в Русколании. У княгини Любавы имелся еще один сын — Верен. Но Верен был моложе своих единокровных братьев на целых пять лет, ему совсем недавно исполнилось десять, и вряд ли русколанские старейшины назовут его преемником великого князя в обход братьев старших.
Разговор между Бермятой и римлянами происходил в загородной усадьбе, куда боярин Гвидон пригласил своих гостей. Усадьба Руфину понравилась с первого взгляда. Она была расположена на берегу небольшого озерка и окружена со всех сторон сосновым бором. Кроме самого Гвидона и его мечников, в усадьбе жили десятка два челядинов, в основном венедов, которые служили боярину за плату и стол. Дело свое боярские слуги справляли старательно, но никакого раболепия в них Руфин так и не заметил.
— Ты, патрикий, на здешних девок рот не разевай, — предостерег Руфина Марцелин. — А то ведь их родовичи либо убьют тебя за бесчестье, либо жениться заставят. А если на твою беду женщина замужней окажется, то вас обоих в землю живыми закопают. С потаскухами здесь не церемонятся.
Такая строгость нравов настолько не вязалась с происхождением боярина Гвидона, что патрикий невольно почесал затылок и вопросительно посмотрел на всезнающего Бермяту. Тем более что никто в Русколании не делал тайны из того, что Гвидон — сын княгини Любавы от воеводы Валии. Бермята, надо отдать ему должное, все же, в отличие от многих, снизошел до объяснений. Правда, случилось это только после третьей чарки очень крепкой медовой браги, когда собеседники уже изрядно захмелели. Гвидона в усадьбе не было, его вызвали к князю, и большую часть мечников он увел с собой, что позволило его гостям разговаривать без опаски.
— Ты сам посуди, патрикий, как же может воевода Валия защищать землю ругов и венедов, если эта земля ему совершенно чужая.
— Ты хочешь сказать, Бермята, что воевода Валия вступил в брачный союз не с княгиней, а с землею? — удивился Руфин.
— Естественно, — пожал плечами мечник. — Аросомоны в свою очередь отдали замуж за князя Коловрата сестру Валии княжну Раду, признавая тем самым его верховенство. Так повелось еще со времен Кия, более двухсот лет тому назад, когда пришлые руги заключили братский союз сначала с венедами, а потом с росомонами.
— А разве руги отличны по крови от венедов? — спросил заинтересованный Руфин.
— По крови — нет, а по близости к богам — да. Роды ругов всегда стояли выше всех прочих венедских родов. Род Кия, например, восходит к Световиду, который, как говорят, и есть бог Род, создавший наш мир из своего тела. А Даджбог, Перун и Велес — это всего лишь сыновья Световида. Именно поэтому роды, близкие к этим богам, и признали главным над собой род Кия. При Кие Русколания раскинулась аж до Дуная. Но в дальнейшем потомки Кия рассорились между собой. И теперь в Борусии, на правом берегу Днепра, в граде Киеве сидит свой князь, и Коловрат борусам, видите ли, не указ. Об антах вообще разговору нет. Они не только Коловрата не признают, но и Кия. Их князь по имени Бус ведет свой род от бога Хорса. А про того Хорса волхвы, между прочим, говорят, что он бог не венедский, а сарматский или скифский. Вот и пойми этих антов — венеды они или скифы?
Руфин, просидевший в усадьбе Гвидона почти полмесяца, начал потихоньку терять терпение и впадать в уныние. Он проделал огромный путь по чужой земле, но ни на шаг не приблизился к цели. До Русколании вести из Константинополя не доходили, и он даже не знал, жив ли еще Прокопий или его мятеж уже подавлен. В этом случае пребывание Руфина среди варваров становилась бессмысленным.
— Что слышно о грядущей войне русколанов с готами? — спросил Руфин у Бермяты.
— Борусы отказали нам в поддержке, — вздохнул мечник. — Впрочем, этого следовало ожидать — князь Световлад человек осторожный.
