– Тяжело?
– Мне? То есть?
– Жить. Жить тяжело?
– Странные вы вопросы задаете. Тяжело сейчас пенсионерам, многодетным матерям, много кому, но не мне. У меня нет проблем.
– Если бы их не было, Виталий бы вас сюда не привел.
– Ему виднее.
– А вам?
– Я уже сказала: у меня нет проблем.
– Хорошо. Расслабьтесь. Помните, что я врач, мне можно говорить все, что тревожит, волнует…
– Слушайте, я совершенно не собиралась ни к какому врачу и не имею ни малейшего желания говорить с вами о том, что меня волнует. Меня НИЧЕГО не волнует! И вообще: я не понимаю, с какой стати меня сюда привезли? Мне обещали подарок, а не задушевную болтовню с посторонним человеком!
– Хорошо, хорошо, еще несколько минут, и вы свободны. Просто посидите молча, послушайте музыку. Я сейчас вернусь.
– Светлана, вы меня слышите?
– Прекрасно слышу.
– Голова не кружится?
– Нет.
– Расслабьтесь. Слышите музыку?
– Нет… то есть… да, кажется, слышу.
– Расслабьтесь. Вспомните что-нибудь приятное.
– Что значит – приятное?
– Да что угодно: хоть любимое пирожное.
– Я попробую…
– Расслабьтесь. Сейчас я начну считать. Когда я скажу «пять», вы уснете. Приготовились. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
– Доброе утро, мадемуазель. Ваша парковка номер DU-1518. Прошу вас.
Бесстрастный человек в униформе протягивал ей небольшую пластиковую карточку. Какое-то неуловимое выражение промелькнуло на его лице. Это могло быть что угодно: от дежурной благожелательной улыбки до откровенного восхищения ее внешностью и новым автомобилем. Строгую даму, сидевшую за рулем, это ничуть не тронуло. Вызывать интерес, зависть и восторг было почти ее профессией. Она аккуратно ехала по паркингу, сворачивая, следуя указателям, к номеру DU-1518. Автоматически женщина отметила про себя, что, хотя по пути ей не встретилось ни одной модели старше прошлого года, ее машина и здесь, безусловно, явление выдающееся. Это было единственной деталью (если можно назвать деталью двенадцатицилиндровое чудо стоимостью полтора миллиона долларов), которая что-то говорила об образе жизни человека, сидящего за рулем. Все остальное – начиная с выражения серых глаз и кончая носовым платком в сумочке – молчало и даже призывало к молчанию. Не одно поколение должно было пролить потоки слез и крови, научиться и разучиться смеяться и удивляться, чтобы поставить на вершине столь совершенное по стилю существо.
В данный момент самым правильным было бы отбросить причуды воспитания и элементарно удивиться, поглядев по сторонам. Неширокая асфальтовая дорога, стройные ряды деревьев, изумительно зеленая трава – это напоминало общественный парк, загородную усадьбу, но никак не стоянку машин в деловом центре огромного города. Краем глаза женщина заметила, что слева выехал угольно-черный «Порш». К только что освободившемуся прямоугольнику с номером тут же устремились двое уборщиков в униформе. «Мы не можем себе позволить подземную автостоянку, – кокетничали представители „AS“. – Нам и так не хватает места в нашем скромном доме. На каждого сотрудника сейчас приходится всего лишь два квадратных метра рабочей площади!» Зато каждому автомобилю клиента здесь полагалась площадка три на шесть, дерево и две полоски подстриженной травы по краям. Для любого агентства по торговле недвижимостью этот нелепый парк посреди города всегда был и лакомым куском, и зубной болью. Здание, стоявшее в центре, не являлось архитектурным дивом. Стандартный параллелепипед: стекло, бетон. Но искушенный взгляд отметил бы изящные пропорции и необычную игру цвета тонированных стекол в зависимости от времени дня. Сверкающая башня, набитая мозгами, посреди зеленого моря. В этом тоже был стиль.
Женщина вышла из машины и посмотрела на часы. Изящный, но совершенно ненужный жест. Во времени она всегда ориентировалась прекрасно. Ровно через четыре минуты она уже стояла в огромном безликом холле.
– Добрый день, мадемуазель. Прошу вас. Седьмой этаж, комната Е. Белый коридор налево. Координатор вас ожидает. – На этой территории, похоже, не принято называть ничьих имен.
Впрочем, нет, высокий молодой человек в комнате Е встал из-за стола и сразу представился:
– Мишель Сотюр. Присаживайтесь, мадемуазель Светлана. Вас устроит, если беседа будет идти по-английски?
– Да. Объясните только, как я могу вас называть.
– Как вам удобно: сэр, доктор Сотюр, можно просто: Мишель. – Ни на его лице, ни в его голосе не было даже намека на улыбку.
– Благодарю вас. «Доктор Сотюр» меня вполне устроит.
– Надеюсь, вы хорошо информированы о том, какого рода услуги оказывает наша фирма?
– Достаточно для того, чтобы обратиться именно к вам.
– Вы знаете наши цены?
– Это не главный вопрос.
– Хорошо. Тогда я могу сообщить вам, что стоимость наших услуг колеблется в зависимости от количества версий, объема информации и степени вероятности.
– Надеюсь, вы не заставите меня рассчитывать эту стоимость самолично на карманном калькуляторе? – Оба позволили себе улыбнуться этой шутке.
– Безусловно, нет. От вас потребуется лишь заполнить чек.
– С этим проблем не будет.
– В таком случае прошу вас пройти за мной.
Следующая комната была чуть больше, но не напичкана аппаратурой, как ожидала женщина. Посреди на широком столе стояли два монитора. Провода уходили куда-то в стену. Сотюр предложил ей одно из двух кресел перед экраном, а сам отошел к окну.
– Итак, вы хотели бы с нашей помощью получить так называемую «версию развития событий с учетом альтернативного шага». Простите, это официальное название нашей методики. В просторечии это звучит так: «Что было бы, если бы дядюшка Билл не попал под омнибус». Конечно, вариантов в любой ситуации бесконечное множество, начиная с самых обыденных и кончая фантастическими. Компьютер выбирает из них наиболее вероятный. Мы называем это «версией». Правда, в нашей практике были случаи, когда клиент получал два или даже три одинаково вероятных варианта. Очень многое зависит от того количества информации, которое предоставляет нам заказчик. Возвращаясь к нашему дядюшке Биллу, вполне может получиться так, что нам нужно будет знать, например, не был ли женат водитель злополучного омнибуса. Если информация клиента недостаточна, мы можем сами запросить необходимые сведения. У нас очень большие возможности.
Женщина кивнула и достала из сумочки дискету.
– Вот. Здесь все, что я смогла найти.
Сотюр взял дискету и передал ее в неожиданно открывшееся окошко в стене. После чего сел в кресло перед вторым монитором. На экране появилось несколько слов.
– Мадемуазель Светлана, я вижу, у вас здесь три файла…
– Да, я хотела бы иметь версии трех различных событий.
Сотюр еще раз пробежал глазами по экрану и удивленно взглянул на женщину:
– Очень большой объем. Кто-то хорошо потрудился, собирая вам информацию.
– Да. Для меня очень важно, чтобы версии были достоверными. Простите, доктор Сотюр, я забыла спросить: как это все выглядит? – Теперь уже было видно, что она очень нервничает.
– Что именно?
– В каком виде я получу свою версию? Это текст, изображение, фильм?
– Вот этого я не могу сказать заранее. Бывает, что люди приходят, чтобы просто задать какой-то вопрос. Например, кто убил Джона Кеннеди? – Заметив, как вздрогнула женщина, Сотюр быстро добавил: – Безусловно, наши версии не могут служить доказательствами в суде.
– Так вы знаете, кто убил Джона Кеннеди?
– Да. То есть «да, с большой долей вероятности». К счастью, первым нашим правилом является строгая конфиденциальность. И мы никогда не даем документального подтверждения своих версий. Вы унесете с собой только свою дискету и то, что увидите и услышите.
– А вдруг у меня в сумочке диктофон?
– У вас в сумочке НЕТ диктофона, – с нажимом сказал Сотюр, глядя ей в глаза.
– Простите, я не хотела вас обидеть. Может быть, начнем? У меня не так много времени. Я хотела бы успеть на самолет.
– Начнем. Наденьте, пожалуйста, этот шлем. Да-да, опускайте прямо на глаза. Не бойтесь, для вас это совершенно не опасно, разве только для вашей прически.
– Я не боюсь, – произнесла она из-под шлема, – просто волнуюсь.
– Это понятно. Теперь я попрошу вас отвечать на мои вопросы. Максимально честно и полно. Готовы?
– Да.
– Первый файл называется «ОТЕЦ». Что вас конкретно интересует?
– Моего отца убили, когда мне было десять лет. Я хотела бы знать, кто это сделал и как бы сложилась моя жизнь и жизнь моей матери, если бы он был жив.
– Когда и где это случилось?
– Точную дату я не знаю, скорей всего 15–17 мая 1975 года. Ленинград.
– Я должен был догадаться по вашему имени, что вы из России.
– Да. Что-то не так? – спросила женщина. Она не видела лица Сотюра, но его голос показался ей странным.
– Не волнуйтесь, все нормально. Просто, когда приходится иметь дело с вашей страной, не стоит рассчитывать на высокую вероятность версии.
