не ты, Юрий? Ты пришельцами занимаешься, это твоя работа.
Против этого трудно было возражать. В любом случае, глупо рассчитывать, что кто-то сделает за тебя твою работу. Вот уже и некому в ножки кланяться, да и нет смысла. Надо решиться что-то сделать самому.
Меня же за сумасшедшего посчитают. Я и так уже у всех как бельмо на глазу...
— Может быть, посцитают сумасшедшим. Может быть, нет. Напиши письмо.
— Как же Вы не понимаете? Я просто пешка в этой системе.
Михайла перевел, и наступило молчание. Однако Сын Тайги нисколько не был обескуражен. С той же доброй улыбкой он достал из глубокой ниши, которая была вырезана в гранитном столике с его стороны, шахматную коробку. Кажется, он даже посмеивался про себя, расставляя фигуры. Сын Тайги выстроил какой-то шахматный этюд и, закончив, жестом пригласил их оценить ситуацию на доске.
Борисов был далеко не гроссмейстером в этой игре, хотя шахматы помогали на войне скоротать время в периоды длительного затишья между боями. Он внимательно изучил расстановку сил.
Количественно силы черных и белых были примерно равны. Но черные фигуры стояли бестолково, закрывали друг другу возможность маневра, и ситуация для них была проигрышной. Всё бы ничего, но белая пешка на правом фланге грозила убить черную ладью. Хоть та и была хорошо защищена... Обмен был настолько неравноценен, что большого значения это не имело. К тому же и пешку до и после удара подпирали стоявшие на одной диагонали слон и ферзь. Бить пешку означало для черных множить напрасные потери.
— Что окажешь? — не слишком доверяя своим шахматным способностям, опросил майор у Ларькина.
— Как обычно, ход белых, да? Тогда вариантов нет. Надо бить ладью, — рассудил тот, и эти слова опять прозвучали подсказкой, заранее заготовленным для Борисова решением. — В ферзи пешку вести нет смысла. Тогда, скорей всего, её убьют. А так... Исход партии решают тяжелые фигуры.
"То есть, — думал Борисов, — мне дают понять, что согласны с оценкой занимаемого мной положения, но смущать меня это не должно. Польза от меня, с его точки зрения, может быть большая". Он ещё раз обратился к капитану за советом.
— Слушай, но ты-то хоть понимаешь, что будет, если я напишу такой рапорт? В самом лучшем случае меня же просто на х... пошлют. А в остальных — мне светит психушка.
— Исход партии решают тяжелые фигуры, — задумчиво повторил капитан. — Наверное, это второй ключ к пониманию. Я вот что думаю: где предел его гипнотическим способностям? И есть ли он? Внушить нескольким сотням свидетелей, что они не видят стратегическую ракету, хотя видят огонь из ее сопла... С такой силищей он мог бы внушить решение тем, от кого оно зависит, не прибегая к Вашей помощи.
— Так в чем же дело? Зачем тогда?..
— А в том-то и сила этого могучего человеческого изобретения —административной машины. На следующий же день в психушке оказались бы все, кто принимал это решение. На каком основании, спрашивается? Сыну Тайги нужна бумага, основание. А уж потом он, видимо, задействует свои способности или те рычаги, о которых мы пока не знаем.
— Значит, я ему нужен в качестве козла отпущения? Он меня подставляет?
— Использует. В качестве прикрытия. Но ведь верно было сказано: это наша работа.
— Интересно... —буркнул майор, взялся за белую пешку и с раздражительной бесцеремонностью спросил: —- Михайла, а пусть скажет, кто провел эту пешку вот отсюда, где она вначале стояла, вот сюда?
Выслушав перевод, Сын Тайги с виноватой, но слегка озорной улыбкой понурил голову и ткнул себя пальцем в грудь.
— Так вот по чьей милости мы здесь очутились. Ты прав, капитан, он не один, и нашей административной машиной они управляют, как хотят.
Борисов отвернулся от стола и прошелся по комнате.
— Курить можно в его присутствии? Спасибо.
С минуту он бродил по гранитному полу, дымя сигаретой.
— Черт побери, да кто он такой? —недовольно проговорил он. — Я могу сказать, кто я такой, что я делаю и почему я это делаю. А он? Почему ему понадобилось лезть в эту заваруху, мочить пришельцев? Я хочу знать его мотивы.
Объяснение Сына Тайги звучало примерно так: он отвечает за благополучие живущих здесь народов Иллель и Люча. ("И так будет всегда", — машинально пробормотал Борисов.) Он не просто играет людьми, как фигурками. Он отвечает за них так же, как лесничий отвечает за деревья в лесу. Бесцеремонных пришельцев он обязан выдворять.
— А почему нельзя было обойтись помощью Огненных Харг? — спросил майор.
— Юрий должен понять, цто Огненные Харги —такие же жестокие и сильные пришельцы, как Люди-Камни. Оказалось большой удачей то, цто они враждуют между собой. Но обращаться к Огненным Харгам за помощью можно было только, одновременно показав им, цто люди и сами цто-то могут.
— Вот это я понимаю, — одобрительно кивнул Борисов. —Шарахнуть по одним, чтобы другие зауважали.
Побродив ещё немного, он вернулся в своё кресло и спросил:
— Не думает ли Сын Тайги, что я уже сейчас готов дать ему утвердительный ответ?
— Нет, не думает. Сын Тайги знает, цто если Борисов и примет его предложение, то не сейцас, а гораздо позже. Делать цто-то немедленно он ему и не предлагает. С тоцки зрения времени, не так уж и важно, из какого года перебрасывать в прошлое пулю. Важно, цтобы пуля в этом году была. Только этими границами они скованы. Поэтому решение принимать надо будет непременно. Когда-нибудь потом, через год-полтора. А пока цто он просто хотел бы, чтобы Юрий обдумал положение самостоятельно.
— А что значит: "примет —не примет"? Разве могут быть другие варианты, раз пуля уже долетела? —допытывался майор. — Мы же все это знаем. Вот этого я, наверно, не пойму никогда.
Сын Тайги показал на шахматную доску со своим этюдом.
— Может быть такая игра, —переводил, как умел, его слова старик. — Она есть.
Великий шаман убрал белую пешку, вокруг которой строилась атакующая комбинация.
— Может быть такая игра. Она тоже есть. Для вас есть либо одна игра, либо другая. Для Сына Тайги они есть обе сразу. Он мог бы доиграть и так, но он может выбирать. Он выбирает вот так, — и Сын Тайги вернул пешку на место.
— А я могу выбирать? — спросил майор.
— Конецно. Сын Тайги советует тебе
