Диян безучастно слушал ее, и ничего не отразилось на его лице. Бабушка холодела от ужаса, но старалась не показать свои чувства внуку. Она поднесла жестяную коробку с кашей к лежащему мальчику, положила перед ним деревянную ложку и сама взяла другую.
- Ну, давай есть. Как я проголодалась!
Диян молча поглядел на бабушку и медленно отвел взгляд. И все молчал.
- Что случилось? Почему не ешь? Возьми ложку в руки! - почти уже кричала старая женщина.
Ребенок без единого слова приподнялся и, взяв ложку, пару раз воткнул ее в кашу.
- Ешь! - бабушка вся дрожала.
- Не хочу, бабу.
- Кушай, Диянчик, родной! Ведь ничего другого нет!
- Я знаю, бабу... - мальчик оставил ложку и опять лег на свою постель.
- Ты заболел!
Бабушка стала щупать мальчику лоб, грудь - жара не было.
- Ты хочешь пить! - бабушка схватила другую жестянку, служившую им чайником, заполнила ее водой из большого керамического кувшина с отбитым верхом и спешно стала кипятить воду. Она поставила высокую и узкую жестянку на угли, обсыпала ее вокруг мелкой соломой и стала раздувать - таков был почерпнутый из обычаев аборигенов метод кипячения воды для чая. Вскоре вода запузырилась с краев. Бабушка все раздувала солому.
- Бабу, не дуй! Закружится голова! - Диянчик знал, что если долго дуть, то сильно кружится голова и темнеет в глазах.
Старая женщина не оборачивала лица к внуку, чтобы он не видел ее слез.
- Аллахым, Аллахым! Хорчала эвлядны хасталыклардан, беля-хазалардан! Йараппым раппым! Баланы саклаб оламасам не дерим анасына ве бабасына! (Аллах, Аллах! Огради дитя от болезни и разных напастей! Господи, боже мой! Если не уберегу ребенка, что скажу его матери и отцу!).
Совладав с голосом, она ласково обратилась к мальчику:
- Чайку попьешь, сыночек, не правда ли?
- Попью... Только ты не дуй!
- Не дую, - старая женщина сглотнула рыдание. - Уже все, закипела!
Она засыпала в жестянку горсть ягод шиповника и дала воде еще немного покипеть. Затем достала из ниши в стене старую латанную перелатанную пиалу, подарок хозяйки Майра-хан, и налила туда отвар шиповника, остро пахнущий дымом, к чему мы все привыкли в то азиатское лето.
Диянчик выпил отвар и попросил еще. Напившись, ребенок лег на спину и опять молча глядел куда-то мимо всего. Когда бабушка села рядом с ним, он взял ее руку и ласково погладил ее. От такой молчаливой ласки надрывалось сердце, но старая женщина сдержалась и молча, неподвижно сидела у изголовья внука. Через некоторое время мальчик закрыл глаза, и по его ровному дыханию бабушка поняла, что он заснул. Посидев, прислушиваясь, еще минут пять, она тихо поднялась и пошла к Майра-хан посоветоваться. Та выслушала тревоги старой женщины, но не знала, что ей сказать и только пыталась успокоить:
- Дети, они такие. Набегался, наверное, устал.
- Да нет! Я ж говорю - весь день пролежал, ничего не ел...
Чем могла помочь странно занедужившему ребенку малограмотная узбечка?
Бабушка вернулась в свою хибару и всю ночь прислушивалась к дыханию мальчика.
Наутро старая женщина ушла на свою службу, мальчик еще спал. Она оставила у его изголовья отвар шиповника и вчерашнюю кашу.
У нее еще оставалось несколько рублей, но купить на них мяса или маслица она не могла - на это ушли бы все ее деньги. Но чем-то ребенка надо было обрадовать - уже месяц они не ели ничего, кроме сваренной джугары или перловки, даже местное бобовое маш было им не по карману. И этому еще надо было радоваться - люди умирали на улицах. Но с внуком происходило что-то нехорошее, и бабушка потратилась на маленькую душистую лепешку из пшеничной муки...
Когда она пораньше вернулась домой - это обиталище было теперь для них домом, - мальчик сидел на пороге такой же безучастный и молчаливый. Он слабо улыбнулся своей бабусе и не сказал ни слова. Он не ждал ничего - несколько месяцев бытия на этой чужой и страшной земле привели к тому, что вдруг выветрилась из него вся его жизнерадостность и любознательность. Он видел умирающих с голоду детей и взрослых, слышал, как бабушка возносит благодарения Аллаху, посылающему им жестянку варева на каждый вечер. И пришел день, когда его "Я " осознало, что не может больше так существовать - это не было нежеланием, это было невозможностью.
Когда бабушка, широко улыбаясь и с ожиданием заглядывая ему в глаза, протянула ему изумительно пахнущую, обсыпанную ароматным кунжутом пшеничную лепешку, он взял ее, но откусив раза два молча положил на бабушкину ладонь - он не хотел есть.
Опять проведя тяжелую бессонную ночь, старая женщина отправилась на свою работу, которая спасала их до сей поры от голодной смерти, но которой было недостаточно, чтобы сохранить у ее маленького внука желание жить. Мысли путались от бессонной ночи, но решение было принято: надо любым путем заработать деньги для нормального питания внука.
У нее сохранялась старая колода карт. Как все женщины своей страны она увлекалась домашним гаданием, как и все повторяя при этом поговорку "Фал яланджы, гонюльге эглендже" - гадание есть обман, забавляющий чувства. Забежав днем домой, - мальчик спал на циновке - она повязала голову старым цветастым платком и положила в карман колоду.
Проходя по улицам поселка, бабушка высматривала дома, в которых располагались более или менее приличные учреждения. Она заглянула в двери какой-то конторы. Там веселые молодые узбечки над чем-то хохотали. "Не подходящая компания", - справедливо решила старая женщина. В другой конторе, кажется какой-то бухгалтерии, сидели три далеко не старые русские бабенки и что-то горячо обсуждали.
- Дамочки, не хотите ли погадать, узнать, что будет, кто вас полюбит, чем успокоитесь? - сколько раз к ней самой с похожими присказками обращались на улицах ее города бродячие цыганки.
Женщины замолчали и посмотрели на нее. И вдруг одна из них, пышная блондинка лет тридцати пяти, зазывно замахала рукой:
- Заходите, бабушка, заходите!
Бабушка с дрожью в коленках зашла и села на предложенный стул.
- На чем гадаете, бабуся? Вы и вправду гадать умеете?
К тому времени уже овладевшая собой старая женщина ответила с деланной амбицией:
- В моем городе я принимала не каждого, кто мечтал у меня погадать.
- А откуда вы, бабуся?
- Из Крыма мы. Цыганка я, у меня мать и бабка знаменитые гадальщицы были!
При этих словах бабушка попросила у памяти своей мамы и своей бабушки прощения, ибо были они не гадалками, а почтенными и богатыми дамами, чьи мужья были князьями своего народа. Аллах прощает ложь во спасение и не считает ее богохульством!
Молодые женщины радостно оживились, видно накопилось у них семейных и любовных забот, может и со здоровьем проблемы появились. Так или иначе, бабушка достала карты и раскинула их по очереди для всех трех дам... Гонорар оказался выше бабушкиных ожиданий и, успокоив жаждущих любви и счастья женщин, она поторопилась на базар. Заработанных денег хватило на банку молока, кусочек масла и пару свежих яиц - прекрасная еда для больного ребенка!
Но к великому горю бабушки, Диянчик слабо улыбнулся ставшей непривычной еде, и лишь попробовав сваренного всмятку яичка, как он всегда любил, отложил ложечку и протянул его бабушке:
- Не хочу, бабу...
Бабушка, в глубине души ожидавшая и боящаяся такого результата, засуетилась.
- Сыночек, молочка попей, молочка!
Ребенок отпил из банки глоток и отставил ее:
- Не хочу, бабушка... - и лег на свою циновку.
На следующий день, закончив уборку порученных ей помещений, бабушка поспешила в поликлинику. Хорошо говорившая по-русски женщина решила скрыть, что она спецпереселенка и выдать себя за приехавшую к родственникам украинку.
- А родственники, оказывается, вдруг уехали, и осталась я тут с внучеком, да еще в поезде нас обворовали - ни вещей, ни денег, ни паспорта.
Ну, беспаспортные в войну, пока органы не навели в этом порядка, были не в диковинку, а старушке бедной захотелось помочь - в благостную для врача минуту явилась бабушка со своей бедой. И ей велели привести внука в больницу.
Бабушка на попутной двухколесной арбе довезла сильно ослабевшего ребенка до больницы. Узбек-арбакеш не взял со старушки платы и погнал свою телегу дальше. Бабушка, поддерживая мальчика под руку, привела его в палату. Пришел тот самый знакомый врач и осмотрев ребенка не нашел признаков какой-нибудь болезни.
- Нервная система дает сбой, - констатировал врач, когда они с бабушкой вышли в коридор. - Оставьте его, здесь и питание вполне приличное.
- Да не ест он ничего, - заплакала бабушка и сама уже понявшая, что у мальчика заболевание нервного происхождения.
Диянчика оставили в больнице. Он не возражал, только долгим взглядом проводил уходящую бабушку.
Роль профессиональной гадалки, которую взяла на себя бабушка, оказалась прибыльной: за три дня она заработала месячную зарплату уборщицы. Поначалу она испытывала чувство стыда от такого не свойственного ей амплуа, боялась встретиться с кем-то из тех, кто знал ее раньше. Но по трезвом размышлении, она пришла к совершенно верному выводу, что работа уборщицей не менее чужда ей, чем роль гадалки, при том, что эта последняя дает больше средств для существования.
