Абрамс не смог бы сказать с уверенностью, что ему нравится ее чувство юмора.
18
Абрамс увидел, что Торп сидит один за столом. Он подошел и сел на свое место.
Торп пристально посмотрел на Абрамса и произнес:
– Только ты и я, Тони.
– Вы и я.
– Я сказал именно так, как сказал, и я говорю правильно, потому что окончил Йельский университет, а тебе нужно следить за своим английским.
– Это точно. – Абрамс склонился над своей тарелкой.
Торп указал на него ножом:
– Что тебе говорила Кейт? И не вздумай спрашивать: «О чем?»
– О чем?
Торп привстал.
– Послушай, Абрамс…
– У вас покраснело лицо, и вы повысили голос. Я никогда не видел, чтобы йелец опустился до этого.
Торп потянулся через стол и стукнул ножом по бокалу Абрамса.
– Ты гляди у меня.
Тони спокойно принялся есть. Некоторое время Торп молча сидел, не говоря ни слова, затем сказал:
– Послушай, мне правда все равно, что ты еврей…
– Тогда зачем об этом упоминать?
В голосе Торпа послышались примирительные нотки:
– Меня не волнует твоя биография, твои родители, твоя работа в нью-йоркской полиции, которую я не очень люблю, твоя скромная жизнь, твое желание стать адвокатом и даже тот факт, что ты сидишь сегодня здесь…
Абрамс поднял взгляд от тарелки:
– А то, что я заметил пятно крови на вашей манжете?
– …Но меня волнует, что моя невеста пытается втянуть тебя в это дело, – как бы не замечая фразы Абрамса, продолжил Торп. – Это дело тебя не касается, Абрамс. И думаю, что оно вообще никого не касается.
– Зачем же тогда так волноваться? Вы цыпленка уже попробовали?
– Послушай меня, Абрамс, а потом сразу же забудь то, что я скажу. Кэтрин, О'Брайен и еще некоторые – это детективы-любители, дилетанты. Ты работал в полиции и должен знать людей этого сорта. Они впутываются в интригу. Не поощряй их. – Абрамс положил нож и вилку на тарелку, а салфетку бросил на стол. – Если этим кому и заниматься, то профессионалам. Таким, как мне, а не…
– Извините, мне нужно на воздух. – Абрамс поднялся из-за стола и ушел.
Торп забарабанил пальцами по столу.
– Ублюдок!
Через несколько минут вернулся Николас Уэст.
– Я все же хотел бы взглянуть на эти книги, Ник, – сказал Торп.
На лице Уэста отразилось не свойственное ему раздражение.
– Давай не будем сегодня о делах, – сказал он.
Торп все-таки продолжал говорить, но Уэст не обращал на это внимания. Он думал о Питере. В качестве главы отдела по работе с заявителями Торп руководил сетью шпионов-любителей, которую считали самой большой в мире. К настоящему времени она разрослась до того, что, как поговаривали, в памяти компьютера, стоявшего в квартире Торпа, хранились установочные данные на тысячи людей: сведения об их профессиональных навыках, способностях, надежности и возможностях использования. И эта работа обходилась государству довольно дешево, что было очень выигрышно с точки зрения нынешней скуповатой администрации. Все, кто вызывался «внести свой вклад на пользу стране», делали это совершенно бесплатно, довольствуясь лишь вкусом опасности и ободряющим похлопыванием по плечу от Торпа или одного из офицеров его отдела.
Торп заметил, что Уэст не слушает его, и слегка тронул Николаса за руку.
– Хорошо, не будем о делах. Когда ты летишь в Мюнхен на встречу со своей невестой?
– Не могу получить разрешение. Скорее, Энн прилетит сюда в отпуск в конце июня или начале июля.
– Когда же настанет ваш великий день?
– Пока неизвестно.
– Наверное, тяжело жить на таком расстоянии от любимой? Как бы то ни было, я хочу стать твоим свояком. Тогда ты будешь доверять мне.
– А когда собираешься жениться ты?
– Что, если нам организовать двойное бракосочетание четвертого июля? Это устроило бы всех патриотов и шпионов. Было бы здорово использовать для этого виллу в Глен-Коуве.
Уэст улыбнулся:
– Ты имеешь в виду виллу ван Дорна, не так ли? Надеюсь, не виллу русских?
Официанты принесли десерт, и Уэст уткнулся в шоколадное суфле. Наконец он оторвался от тарелки.
– Хоть я сам и нарушаю свою же просьбу не касаться дел, но это дело «Талбота» выглядит весьма мрачно. Надеюсь только, что оно не вызовет очередную кампанию охоты на ведьм в конторе.
Торп пожал плечами:
– О Боже, что бы все эти люди делали без такого призрака? «Талбот». Чепуха! Если бы «Талбот» действительно существовал, ему было бы уже не менее ста пяти лет. – Торп перегнулся через стол к Уэсту. – Знаешь, кто такой «Талбот»? Это дьявол в наших умах. Это злодей, это монстр, это кошмар… – Торп понизил голос. – Он не существует в природе, Ник. Его никогда не было в природе. Просто наши старики хотели бы свалить на него все свои неудачи.
– Может быть, ты и прав.
Торп собирался продолжить свою мысль, но к столу подошла Кэтрин.
– Мы обзвонили весь город, но следов Карбури нигде нет, – взволнованно сказала она.
Торп, казалось, не придал ее словам особого значения:
– Я свяжусь со своими людьми, а они выйдут на ФБР.
– Я хотела бы также, чтобы Тони использовал свои связи в полиции, – сказала Кэтрин. – Кстати, а где он?
– Сегодня пятница, разве не так? Видимо, он отправился в синагогу.
В голосе Кэтрин послышались жесткие нотки:
– Ты весь вечер всем грубишь! Какого черта ты завелся?
Торп изобразил на лице покаяние:
– Просто у меня был нелегкий день. Я перед всеми извинюсь.
Она тяжело вздохнула.
– Этим делу не поможешь. А вы с Энн часто пикируетесь? – обратилась она к Уэсту. Тот был явно смущен сценой, свидетелем которой стал.
Николас выдавил улыбку:
– Случается.
– Тогда дело, видимо, в нас, женщинах семейства Кимберли, – произнесла Кэтрин. Она повернулась к Торпу. – Я принимаю твои извинения.
Торп просиял и поднял свой бокал:
– Один за всех и все за одного!
Они чокнулись и выпили. Уэст внимательно посмотрел сначала на Кэтрин, потом на Питера. По своему положению Николас знал о Питере Торпе больше, чем его невеста. Уэст читал личное дело Торпа и его кадровые характеристики. Он сделал это под предлогом служебной необходимости в связи со своими исследованиями. Но главной причиной его интереса к материалам на Торпа была забота о Кэтрин Кимберли.
В одной из характеристик Торп назывался «активным гетеросексуалом». Кто-то написал на полях: «Имеется в виду, что он бегает за женщинами». Уэст полагал, что Кэтрин это известно.
Уэст пригляделся к выражению глаз Питера, когда тот обращался к Кэтрин. Ему показалось, что на какие-то доли секунды во взгляде Торпа то вспыхивает, то гаснет искра сумасшествия. Это было похоже на то, как в открывающихся и закрывающихся створках паровозной топки вспыхивают проблески пламени. У вас остается впечатление, что вы только что видели огнедышащий вихрь, но материально вы его не ощущаете.
Николас вспомнил строчки акта психофизиологического обследования Торпа. Оно, видимо, проводилось штатным психиатром из ЦРУ, так как документ был написан ясным английским языком, а не запутанными наукообразными фразами, свойственными гражданским психоаналитикам. После длительной беседы с Торпом (не исключено, что к нему в тот момент применялись психотропные средства) врач написал: «В его поведении и высказываниях наблюдаются моменты, свидетельствующие о том, что в мыслях он все еще остается членом закрытого студенческого кружка в Йеле. Он любит секретную работу, но подходит даже к самым секретным заданиям так, будто они не более чем студенческие шалости».
Психиатр сделал еще одно наблюдение, серьезно обеспокоившее Уэста: «Торп страдает внутренней апатией. Он должен жить на грани смертельного риска, чтобы ощущать в себе душевный подъем. Он уверен в своем превосходстве над другими людьми только потому, что имеет доступ к важной секретной информации и принадлежит к закрытой элитарной организации. Это признак незрелой личности. Его отношения с коллегами формальны, он не склонен к мужской дружбе. Что касается его отношения к женщинам, то, хотя внешне он старается им нравиться, на самом деле презирает их».
Уэст продолжал пристально смотреть на Торпа. Для него было совершенно очевидно, что в душе Питера происходит какая-то серьезная борьба. Мысли этого человека, несомненно, были заняты каким-то важным для него событием.
Уэст делал для себя такой вывод не впервые. Он уже как-то намекал Кэтрин о странном состоянии Торпа. Она, однако, не придала особого значения словам Николаса, и он прекратил эти разговоры. Зато Энн восприняла его наблюдения с интересом. У нее была по этому поводу и своя информация – неформальные беседы с оперативниками, обрывки чьих-то фраз, – поэтому размышления Николаса, наложившись на них, вызвали у Энн даже что-то похожее на беспокойство.
