— Мы сможем осмотреть эти развалины?
— Если тебе захочется.
Джинни положила руку на мое плечо.
— Стив, что-то не в порядке?
— Ох… нет, просто мне не нравится Фортасела. Даже днем и в человеческом обличье я чую, там что-то не так. И я там бывал после наступления темноты, в волчьем обличье — так там просто воняло. Не в буквальном смысле, не в физическом… Ох, да ну его!
Джинни рассудительно сказала:
— Но ведь в те времена испанцы держали в рабстве индусов, не так ли? Полагаю, в замке скопилось много человеческих страданий.
— И оставили осадок. Да, наверное. Но, черт побери, это было так давно! Конечно, мы туда пойдем. И сами руины живописны, и вид оттуда открывается невероятно величественный.
— Но если тебя всерьез тревожат привидения…
— Забудь об этом, дорогая! Я не суеверен.
А потом мы приземлились возле дома и в самом деле обо всем забыли.
Дом был выстроен в монастырском стиле — белые стены, красная черепичная крыша, закрытый двор с фонтаном… Но там был еще и сад, полный зелени и цветов — красных, пурпурных, золотых… И мы были совсем одни. В саду работали элементали земли и воды, так что в управляющем и садовнике дом не нуждался; другие элементали поддерживали ровную температуру в самом доме, а еще на дом были наложены очень дорогие чары чистоты. Поскольку Джинни временно выбыла из игры как маг, она взялась за приготовление мексиканского ленча из тех припасов, что мы привезли с собой. Джинни была так прекрасна в коротком домашнем сарафанчике и фартуке, что у меня не хватило духу сказать, что готовить она совсем не умеет. А потом Джинни просто визжала от восторга, глядя на грязные тарелки, которые сами полетели обратно на кухню и принялись плескаться в мыльной воде.
— Вот это автоматика! — кричала Джинни.
Днем мы купались и загорали, а перед закатом поднялись по ступеням, высеченным в скале, — назад, домой, и я приготовил бифштексы на древесном угле. Потом мы вышли в патио, из которого открывался вид на море. Там мы уселись в шезлонги и сидели, держась за руки и глядя на высыпавшие в небе звезды.
— Давай превратимся в лунном свете и устроим хорошую прогулку, — предложил я. — Из тебя выйдет восхитительная волчица!
Она покачала головой:
— Я не могу, Стив.
— Уверен, можешь. Конечно, тебе понадобятся Т-чары, но…
— Не в этом дело. У тебя есть гены оборотня, и все, что тебе нужно, — это поляризованный свет. Но для меня это серьезная трансформация, и… я не знаю… я не ощущаю в себе сил для этого. Я даже не помню формул. Похоже, я утратила все способности. Все мои знания разлетелись, как пух, я и сама не ожидала… Мне придется пройти курсы обучения самым элементарным вещам. А сейчас — лишь профессионал мог бы обернуть меня волчицей.
Я вздохнул. Мне так хотелось надеть волчью личину! Вам не понять всего богатства мира, пока вы не ощутите его кроме человеческих еще и звериными чувствами — а ведь Джинни была частью этого мира… А, ладно!..
— Хорошо, — сказал я. — Займемся этим позже, когда ты снова станешь адептом.
— Конечно. Мне очень жаль, милый. Но если тебе хочется побегать по окрестностям в волчьей шкуре — валяй!
— Без тебя — нет.
Джинни хихикнула:
— Да, ведь ты можешь нахвататься блох!
Она наклонилась ко мне, чтобы поцеловать в ухо, — и вдруг мы услыхали шаги.
Я встал, бормоча под нос нечто совсем не похожее на приветствие. Кто-то шел по извилистой тропинке. «Какого черта?» — подумал я. Неужели это человек из деревни, что в десяти милях отсюда? Но… мой нос, ничего не учуявший по волчьим меркам, внезапно уловил слабый запах, который мне здорово не понравился. Хотя его нельзя было назвать неприятным: напротив, в нем была некая острота, благодаря которой красота Джинни, полускрытая тьмой, стала вдруг яркой до нестерпимости. И все же я внутренне ощетинился.
Я шагнул навстречу незнакомцу, вошедшему в наше патио. Это был мексиканец среднего роста — гораздо ниже меня. Он двигался так изящно, так бесшумно, что я подумал, не кугуар ли он? Темный плащ поверх безупречного белою костюма, гибкое тело… Шляпа с широкими полями делала его лицо невидимым; но вот он снял головной убор и поклонился. Из окна на него упал свет. Я никогда не видел более интересного мужчины: высокие скулы, греческий нос, твердый подбородок, широко расставленные глаза зеленовато-серого цвета с золотыми искрами производили впечатление. Его кожа была белее, чем кожа моей жены; гладкие светлые волосы имели пепельный оттенок. Я подумал, что он, наверное, настоящий, коренной мексиканец.
— Buenas noches, senor, — резко сказал я. — Pardon, pero no hablamos espanol[4]. — Это была не совсем правда, но мне вовсе не хотелось заниматься светской болтовней.
Голос, ответивший мне, был то ли тенором, то ли контральто — я не мог решить; но, во всяком случае, звучал он очень музыкально.
— О, добрый сэр, ручаюсь — я смог бы говорить на любом языке, если нужно. Умоляю простить меня, но я издали увидел, что в доме появился свет, и, подумав, что вернулся хозяин, пришел с визитом как сосед.
Он произносил слова на древний лад и странно строил фразы. А гласные в его речи звучали на шведский манер, хотя шведского ритма в предложениях не было. Но прежде всего меня удивил сам смысл его слов.
— Сосед?..
— Мы с сестрой обрели жилище в том древнем замке.
— Что? Но… ох. — Я замолчал. Фернандес не упоминал ни о чем подобном, но он и сам не был здесь уже несколько месяцев. А Форталеса и прилегающие к нему земли принадлежали мексиканскому правительству. — Вы купили его?
— Несколько помещений в замке оказались вполне удобным обиталищем для нас, — ускользнул он от ответа. — Меня нарекли Амарисом Маледикто. — Полные, но безупречно очерченные губы гостя сложились в очаровательную улыбку. И если бы не запах, тревоживший меня, этот человек покорил бы меня. — Вы и ваша прекрасная леди — гости сеньора Фернандеса? Счастлив познакомиться.
— Мы на время сняли дом. — В голосе Джинни прозвучало что-то по-детски беспомощное. Я украдкой глянул на нее и увидел, что она во все глаза смотрит на гостя. — Мы… мы… Вирджиния. Стивен и Вирджиния… Матучек. — Я вдруг с холодным недоумением и довольно злобно подумал, что она могла бы представиться и несколько иначе. — Очень любезно с вашей стороны, что вы зашли к нам. Ваша… ваша сестра… она с вами?
— Нет, — ответил Маледикто. — И, по правде говоря, хотя она и обрадуется вашему обществу, но, пожалуй, и позавидует вашей красоте.
Как ни странно, его слова, обращенные к чужой жене, не казались ни наглыми, ни фальшивыми — а лишь искренними… но, может, виноваты были мягкая ночь, звезды, утесы?.. В полутьме патио я увидел, как вспыхнула Джинни. Она опустила глаза, ее ресницы затрепетали, и она смущенно пробормотала:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
