горничные, дворецкие, камердинеры и лакеи. Рядом располагались конюшни, и на одной лишь Монпелье-плейс по десятку адресов проживали кучеры и грумы. Среди них был молодой человек по имени Джон Чэпмен.
Мало что известно об этом юноше, который однажды постучался в дверь дома № 29 по Монпелье-плейс и поинтересовался, нет ли у хозяйки свободной комнаты. Хотя Джон и Рут оказались однофамильцами, в родстве они не состояли. Но наверняка это совпадение сразу расположило хозяйку к жильцу. Джон родился в 1844 году в семье «коневодов» из Ньюмаркета, графство Суффолк. Ньюмаркет слыл центром разведения скаковых лошадей и местом проведения скачек. Там Чэпмен, должно быть, обучился всему связанному с лошадьми и уходом за ними. Он и четверо его братьев работали помощниками конюха и грумами: вычесывали, кормили и тренировали лошадей – и в итоге дослужились до кучеров. Во второй половине 1860-х Джон приехал в Лондон и продолжил заниматься своим ремеслом – вероятно, поступив в услужение в семью.
Скорее всего, Энни познакомилась с жильцом матери на кухне семейного дома в один из своих редких выходных. А возможно, она жила у матери, когда в их доме появился Джон. Как бы то ни было, между Джоном и Энни что-то возникло, хотя была ли это любовь, остается только догадываться. Энни на тот момент исполнилось уже двадцать семь, она была не замужем – ситуация, нередкая для женщины, которая провела «лучшие годы» в услужении. Откажись она выйти замуж в таком почтенном возрасте, ей, скорее всего, пришлось бы остаться старой девой до конца дней, а в викторианском обществе на старых дев смотрели с жалостью. Не считая малыша Фонтейна, семейство Смит теперь целиком состояло из женщин. Появление в доме мужчины со стабильным доходом, который взял бы на себя роль хозяина дома и главы семейства, было крайне желательным. Знакомство с Джоном могло бы стать для Энни величайшим моментом ее жизни, возможностью добиться успеха и реализовать программу, прописанную для нее обществом: стать не только помощницей своей семье, но и хозяйкой собственного дома, а главное – женой и матерью.
6. Миссис Чэпмен
Как и многие молодожены в Викторианскую эпоху, мистер и миссис Чэпмен записались в фотоателье, чтобы сделать фотографию на память. По такому случаю они надели свои лучшие воскресные наряды. На входе в ателье на Бромптон-роуд Джон снял шляпу, и супругов проводили в уголок, где рядом с мебелью повесили подходящий фон. Его могли выбрать молодожены или фотограф: идиллический пейзаж изображал лестницу в саду, а за ней – церквушку. С одной стороны полотна висела штора, и создавалось впечатление, будто пара сидит у большого окна с видом на сад. Энни посадили на стул в центре, а Джон встал рядом, импозантно облокотившись о деревянную тумбу, украшенную лепниной. Поскольку супруги заказали портрет в честь начала семейной жизни, фотограф положил на колени Энни Библию. Энни, жене и будущей матери, предстояло стать хранительницей священных основ супружества: верности, плодовитости, милосердия, покорности, служения мужу, духовной и плотской чистоты.
Сняв крышку объектива и экспонировав негатив, фотограф запечатлел Энни и Джона такими, какими они были в мае 1869 года. Миссис Чэпмен была одета по последней моде: вероятно, она подмечала наряды дам, прогуливавшихся по тротуарам Найтсбриджа и тенистым аллеям Гайд-парка. На фотографии она сидит на стуле, а под платьем угадывается форма ее корсета. Платье сшито из клетчатой ткани и украшено рядом мелких черных пуговок по лифу и темными кантами на плечах и манжетах. Пышный кринолин в форме колокола вполне соответствует моде конца 1870-х годов. Хотя Чэпмены не были богаты, платье Энни скромным не назовешь. Помимо обручального кольца на ней золотые серьги в форме колец и большая узорчатая брошь на воротнике; талия перетянута темным поясом с позолоченной пряжкой. Джон, одетый в пальто, вальяжно облокотившийся о тумбу, щеголяет золотыми цепочками и карманными часами – неотъемлемым аксессуаром кучера. Хотя ни Джон, ни Энни по викторианским канонам не отличаются красотой, они держатся очень уверенно. Большие голубые глаза Энни направлены прямо в объектив, ее широкий лоб обрамлен темными волосами, заплетенными в косы по моде того времени. Джон горделиво поднял голову, уголки его рта сурово опущены, как и пристало викторианцу.
В середине девятнадцатого века стали широко доступны дагерротипы, и Чэпмены могли бы выбрать более дешевый вариант отпечатка. За пять шиллингов можно было заказать три «визитные карточки» – маленькие отпечатки на картоне размером два с половиной на три дюйма. В менее престижных ателье, рассчитанных на обеспеченную прослойку рабочего класса, клиентам предлагали самый простой портрет без обстановки и фона. Но Джон и Энни хотели иметь портрет, который воплощал бы их надежды на будущее процветание, и готовы были заплатить дороже. Они заказали «кабинетное фото» – отпечаток большого размера, который можно было поместить в рамку и поставить на каминную полку или кофейный столик в гостиной дома среднего класса.
Джон и Энни поженились 1 мая 1869 года в церкви Всех Святых на Эннисмор-Гарденз в Найтсбридже – той самой, куда Смиты ходили на службы с тех пор, как Энни была совсем маленькой. В дом Рут на Монпелье-плейс молодожены и их гости, скорее всего, возвращались пешком. Энни гордо ступала по улицам родного квартала. Эмили записана как свидетельница со стороны Энни, а свидетелем Джона стал его коллега, кучер Джордж Уайт. Вскоре после свадьбы молодожены и Джордж Уайт поселились в одном доме – № 1 по Брукс-Мьюз-Норт[114].
Энни, дочь камердинера благородного джентльмена, выбрала для себя подходящую партию, выйдя за кучера благородного джентльмена. Профессия частного кучера не шла ни в какое сравнение с ремеслом кэбмена: те ошивались в пабах со стаканами бренди, изъяснялись отборными ругательствами и часто ночевали на сиденьях своих кэбов. Кучера не имели ничего общего и с задерганными водителями омнибусов, возивших простой рабочий люд с востока на запад и с севера на юг. Частных кучеров нанимали богатые семьи, и те отвечали за все хозяйские экипажи. Кучеров могло быть двое. Первый водил более крупные и престижные кареты – к примеру, четырехместную коляску, запряженную двумя лошадьми; второй кучер отвечал за экипажи, которые тянула одна лошадь. Подобно должности камердинера, которую когда-то занимал отец Энни, должность кучера находилась на самом верху иерархии домашних слуг. По сравнению со слугами, работавшими в доме, кучер обладал большей самостоятельностью. Женатый кучер с семьей обычно жил в каретном дворе, часто непосредственно над конюшнями или в комнатах, смежных с ними, чтобы иметь возможность следить за грумами и состоянием лошадей и экипажей. Хотя кучер мог столоваться со слугами более высокого ранга в комнате экономки, чаще всего он обедал и ужинал с женой в собственных комнатах. В богатых домах Лондона имелись собственные каретные дворы, где
