И в который раз Дашины губы ответили почти помимо её воли: «Да!»
— Отлично! Приступаем!
На поляне стало светло, как днём. Упали на чернеющую под ногами траву жёлтые прямоугольники света: это засияли окна дома, все, разом. И распахнулись.
— Проявись! — сказал за Дашиной спиной мрачный женский голос. — Н-ну? Договор-то — он глаза в глаза читаться должен!
И тут «фея» испугалась.
— Ты не можешь… — взвизгнула она. B вслед за этим и впрямь проступила в воздухе, зависнув в трёх шагах от Даши, в полуметре от земли. Полупрозрачная, златокудрая, в струящемся белом одеянии… Словно и впрямь дитя потустороннего мира. Но не фея, а злая пакостница фейри, о скверных повадках которых ходили легенды. И как Даша повелась на её вкрадчивый тон, на мороки, на…?
У неё закружилась голова. Что вообще происходит?
Тяжёлая тёплая рука легла ей на плечо.
— Она под моей защитой.
Баба Люба?
Гостья тем временем опомнилась.
— Ты не можешь отменить сделку! Она сама согласилась!
— Ты на неё надавила, — возразила Дашина заступница. — И выманила за границы моей защиты!
— Верно. Но я не ломала волю, принуждая к согласию на что-то, противное её совести и нравственным установкам, так? Это ведь её заветное желание — видеть дочь здоровой! И согласие на помощь, и предложенная плата — всё от неё, всё добровольно, так?
Даша оцепенела. Её… Ох.
Кажется, её подвели к чему-то страшному, нехорошему, масштаб которого она пока не в силах понять, лишь всеми печёнками ощутила приближение катастрофы. Такой, что…
А главное — пресловутая точка невозврата, похоже, пройдена…
Но разве…
… она не права? И здоровье Ксюши — не самое для неё главное на свете?
… а плата жизнью… да нет, ерунда, не убьют же её тут… и как это — расплатиться половиной жизни? Убьют, но не до смерти, наполовину? Как так можно? Кому это вообще нужно?
От страха и непонимания её затошнило. Кажется, никогда в жизни она не была настолько близка к обмороку, как сейчас. Но сильные пальцы бабы Любы впились в плечо, через них хлынули холодные ручейки, бодрячком разбежавшиеся по всему телу…
… и заставившие оцепенеть.
— Держись, Дашка, — шепнули ей. — Ты крепко увязла, а главное — не знаючи, подтвердила предварительный магический сговор; придётся соглашаться и на полный. Иначе откату, который на тебя с Ксюшкой падёт, не позавидуешь. Даже я не отведу. Принимай основной Договор, деваться тебе некуда.
«А уж я прослежу, чтобы всё было по таким правилам, которые в свою сторону обыграть можно».
Последняя фраза прошуршала только в голове у Даши: видать, для чужих ушей не предназначалась. А вслед ещё прилетело:
«Соберись, Дашутка, соберись! Выкинь из головы всё прочее: дай только эту пакость отсюда спровадить, и я всё тебе объясню. Просто скрепи эту сделку. Будет плохо для тебя, сразу скажу, но мы потом всё отыграем. Даю Слово».
— Ну? — нетерпеливо фыркнула воздушная красавица, растерявшая в одночасье всё своё обаяние. — Не раздумывай, Да-ри-я, твоя защитница верно заметила: откажешься после того, как сказала «Да» в предварительном договоре — и словишь магический откат, таковы уж законы таких вот сделок. Я жду!
— Говори уж! — ответила за Дашу баба Люба.
Полыхнув зелёными очами, «фея» опустилась на траву, оказавшись одного роста с Дашей
— Я, хрономаг Элизабет Роз-Анна, принимая просьбу жительницы Земли Да-ри-и и соглашаясь с оплатой в половину предназначенного ей жизненного цикла, обязуюсь за семь дней полностью исцелить её дочь Ксе-ни-ю от недуга, вызванного брожением магических сил. Плату беру авансом. Мои обязательства, мой ответ за сказанное. Да будут мне свидетелями Древние Боги!
В ясном небе громыхнуло. Без молнии. Просто раскат грома, прокатившийся над лесом и завязший в густых кронах.
«Фея» побледнела.
— Что… что это?
Похоже, спецэффекты ею предусмотрены не были.
— Принятие свидетельства, — спокойно ответила баба Люба.
— Кем? Кто мог принять? У вас нет Древних!
…И тут на поляну упала Зима.
Стремительно похолодало. Траву, деревья, сморщенную листву затягивало налётом инея.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И прошелестело насмешливое, от чего волосы стали дыбом:
— МЫ ЕСТЬ В ЛЮБОМ МИРЕ, НЕДОУЧКА.
По другую сторону от Даши выросла ещё одна женская фигура: высокая, статная… полупрозрачная, как «фея», но веяло от неё нестерпимым холодом.
Даша и без того пребывала в оцепенении, а тут у неё вообще чуть сердце не остановилось. Баба Люба же, судя по шороху одежды, поклонилась.
— Славься, Морана! Прими наши благодарность и почтение! Но… почему ты?
«Фея» же вытаращила глаза на явившуюся и схватилась за горло, словно спазм лишил её дара речи.
— А ТЫ ЖДАЛА ЛАДУ ИЛИ МАКОШЬ? ОНИ ЯВИЛИСЬ БЫ, ОКАЖИСЬ ЭТА ВЕДЬМА ОДНА И ОТВЕЧАЙ ОНА ЗА СВОИ СЛОВА ОДНА. НО СДЕЛКУ ЗАМЫСЛИЛА НЕ ОНА, А ТА, ЧТО ЕЁ НАПРАВИЛА, ЕЙ И ОТВЕТ ДЕРЖАТЬ. БЕЛАЯ КОРОЛЕВА НА САМОМ ДЕЛЕ ПЕШКА, С НЕЁ И СПРОС ДРУГОЙ. А ВОТ ТА, К КОМУ УЙДУТ ПОЧТИ ВСЕ ЧУЖИЕ НЕПРОЖИТЫЕ ГОДЫ, БУДЕТ НАКАЗАНА, ЕСЛИ НАРУШИТ ДОРОВОР. ОДНАКО СРЕДИ ЖИВЫХ ЕЁ ДАВНО НЕТ, А НЕ-ЖИВЫЕ — ЭТО МОЁ ЦАРСТВО. МНЕ И СЛЕДИТЬ.
Хмыкнула. И исчезла, втянув в себя изморозь.
Вздрогнув, «фея» глянула вокруг безумно и топнула ногой.
— Это ничего не значит! Мне — моё! Я забираю обещанное, здесь и сейчас!
На груди её вспыхнула ослепительным светом голубая звезда. Лучи её жадно устремились к Даше… и мир померк.
Глава 10
Межмирье. Колодец Древних
Даша Ковальская
— До чего опасная эта ваша штука — материнская любовь…
По пути к Дашиному восприятию звуки растягивались, распадались на составляющие и только так, поштучно, как капли из капельницы, долбились в мозг. «Ма-а-т-те-р-рин-с-с-ка-йя ль-ю-бо-в-вь… У-у-чу-у ва-ас, у-у-чу-у…»
…Да ещё голос такой противный, то фальцетом впивается, то басит, отдаваясь в затылке. Инстинктивно Даша прикрыла уши ладонями. Не открывая глаз, свернулась калачиком там же, где лежала, стараясь сжаться в комочек, стать незаметной, а ещё лучше — провалиться сквозь землю, исчезнуть, чтобы не слышать, а заодно и не вспоминать, поскольку вот только что, совсем недавно, с ней случилось что-то страшное. И невозможное, потому что на самом деле не может такого быть…
— Учу вас, учу… — неожиданно чётко и ясно, не над ухом, но где-то поблизости повторил уже нормально звонкий юношеский голос. — Да ведь бесполезно. Каждый раз на те же грабли… Говорил же: присматривай, выманят её на дочь! И что?..
— А кто меня тут задержал? — огрызнулся голос женский, смутно знакомый. — Бес с ней, с молодостью, я бы и в сорокалетнем теле пожила, оно так даже удобней: всякие молокососы не пристают… На час бы раньше меня отпустил — и не влипла бы Дашка!
— Ну… виноват, — неохотно признал первый. — Хотелось вернуть тебя такую, какой ты ко мне первый раз пришла, за Живой водой для Никиты… Да и новый Родник теперь не скоро пробьётся, лет через двести. Зато теперь ты до него дотянешь. Хорошо ведь получилось?
— Хорошо-то хорошо…
Вздохнув, женщина роняет еле слышно:
— Да вот опоздала я…
Опоздала?
И не задержи невидимую Её загадочный Некто — «не влипла бы Даш…» то есть, она, по самую маковку?
С чего вдруг пришло такое озарение, Даша и сама не смогла бы объяснить. Просто знала. Как порой в каком-нибудь сне знаешь всё о тамошней жизни, проживаемой в совсем иной личине… Она аж глаза открыла в волнении. И тут же зажмурилась. Но ударивший в нос запах разнотравья и разогретой земли, отдающей тепло после захода солнца, но касающиеся её лица травинки не оставляли сомнений: если она и заснула, то не дома. Не в постели. Не… кстати, и не в палисаднике перед заколдованным домом: там газон торчал ровной и густой, недавно подстриженной, щёткой, пружинил под ногами, а здесь, прямо перед лицом, трава густая, высокая. Но, кажется, палисадник в ночи, озарённый зеленоватой луной — последнее, что она помнит.
