– Я бы их не узнал. Ни Казберука, ни Левина, ни вашего брата.
– С этой стороны было солнце, а они стояли ближе к зданию, и свет бил прямо на них. Но Игоря узнать можно, а остальных действительно сложно, особенно Сашу Казберука.
– Это было за городом?
– Да, мы вместе выезжали на природу, как раньше говорили.
– Светланы Дербеневой с вами не было? – спросил Дронго. Это была его маленькая месть за её откровенное хамство.
– Кто это такая? – спросила она высоким голосом. – Очередная фифочка моего супруга? Его новая помошница? У него, кажется, пока только новый секретарь.
– Нет, она ведущий экономист в компании вашего мужа, – с самым серьезным выражением лица ответил Дронго, – вы наверняка её видели, она работает вместе с Эмилем Борисовичем. Ей лет тридцать, очень серьезная женщина, и муж занимается проблемами ядерной физики.
– Что-то припоминаю, – лениво произнесла Ледкова, успокаиваясь, – такой «синий чулок». Чересчур умная и поэтому достаточно агрессивная. Я видела её несколько раз на приёмах. Ничего особенного, хотя она считает себя привлекательной. Но жутко одевается, безо всякого вкуса.
«Когда невозможно превзойти другую женщину в уме, они начинают критиковать её одежду», – торжествующе подумал Дронго.
– Спасибо за ваш альбом, – кивнул он, собирая фотографии, – и извините меня за то, что я отнял у вас время.
– Ничего, – кивнула она на прощание, – надеюсь, вы сумеете найти этого преступника. Муж говорил, что вы прекрасный специалист.
– Надеюсь, что я смогу оправдать высокое доверие вашего супруга, – не удержался Дронго.
Она поняла, что он смеется, и нахмурилась.
– До свидания, – ледяным голосом произнесла Ледкова. Этот тип всё-таки не джентльмен. Он забывает разницу между собой и хозяевами, которые его нанимают, с возмущением подумала она.
Дронго вышел из квартиры, скрывая улыбку. Один из охранников все время стоял на лестничной клетке, терпеливо ожидая его появления.
– Звонил Геннадий Данилович, – сообщил он, – попросил, чтобы вы ему перезвонили.
– Обязательно. – Дронго достал телефон и набрал номер. Услышал голос Ледкова:
– Звонила следователь Вакуленко. Они провели утром обыск в квартирах Низамова и Туричина. У Байрама ничего не нашли, наверно, он всё-таки выбросил свой конверт, а у Бориса нашли ту самую фотографию. Она лежала в книге. То есть на столе была не его фотография, а всего лишь копия, недавно сделанная копия. Кто-то отдал свою фотографию, чтобы убийца мог сделать копию. Алло, вы меня слышите?
– Такие фотографии были только у вас шестерых, – вспомнил Дронго. – Если исключить Туричина, то остаются пять фотографий. У кого убийца взял оригинал, чтобы сделать копию?
– Во всяком случае не у меня. Моя фотография у меня дома, в альбоме, я недавно проверял.
– Я её только что видел. Тогда остаются Петунин и Кросс. Где сейчас Евгений Романович?
– Он на совещании. К нему приехали гости из Дуйсбурга. А вот Аллочка вас ждет. Может, тогда уже не нужно с ней беседовать? Она никогда не была у меня в доме.
– Нужно, – возразил Дронго. – Я хочу выяснить всё до конца. Сделаем так. Я поеду к ней, а потом поговорю с Петуниным. И вечером я хотел бы ещё раз встретиться с Александром Казберуком.
– Хорошо, – согласился Ледков убитым голосом. – Что-нибудь ещё? Вы поговорили с Любой?
– Да. И она показала мне фотографии. Почему вы не рассказывали мне, что пытались помирить Туричина с его супругой?
– Разве это имеет отношение к нашим делам?
– В данном случае все имеет отношение к вам шестерым. Но об этом поговорим попозже. Позвоните своей пассии, пусть никуда не уходит. Я прямо сейчас поеду к ней. И никуда сегодня не выходите из своего кабинета. Даже обедать.
– Я понимаю, – тихо ответил Ледков.
Глава пятнадцатая
Это был один из новых домов на проспекте академика Сахарова. Они подъехали туда во втором часу дня, когда автомобильные пробки в городе, казалось, перекрывали любую возможность вообще куда-либо двигаться. Когда они наконец подъехали, Дронго вышел из автомобиля, оглядел двор. Это был открытый с трех сторон двор, откуда легко можно было уйти. Дронго подошел к подъезду, закрытому на замок, и вопросительно посмотрел на одного из сотрудников охраны, который приехал вместе с ним.
– Мы не знаем кода, – виновато сказал тот, – наберите цифру тридцать девять, и вам ответят. Мы обычно ждем в машине. А у Геннадия Даниловича есть свой ключ.
Дронго набрал номер и почти сразу услышал голос Аллы:
– Кто там?
– Вас предупреждали насчет меня, – ответил Дронго. – Я приехал по поручению Геннадия Даниловича.
– Входите.
Щелкнул замок, и Дронго вошел внутрь. Огляделся. Довольно просторная лестничная клетка. Подошел к лифту. Квартира Сабитовой находилась на восьмом этаже, это он помнил. Когда кабина лифта остановилась, он вышел и сразу увидел молодую женщину, которая уже открыла дверь. Чем-то она неуловимо напоминала Любовь Ледкову, с которой он сегодня общался. Разница была лишь в положении. Жена Ледкова выглядела более уверенной более безапелляционной в суждениях и соответственно более нетерпимой к окружающим. Любовница Ледкова была моложе неё на двенадцать лет, обладала более ровным, спокойным характером, старалась не выносить категорических суждений, научилась прощать мужчинам их мелкие и не очень мелкие недостатки и была достаточно терпима к окружающим её людям. А внешне они были похожи. Обе высокие, подвижные, стройные. Если Любовь Кирилловна прилагала определенные усилия, чтобы сохранить фигуру в тридцать восемь лет, то Алле Сабитовой приходилось бороться со склонностью к полноте, которая обнаруживалась у неё, несмотря на возраст. Они были похожи идеальными носами, красивыми линиями губ, чуть вытянутыми скулами. Но если у Ледковой были серые глаза и каштановые волосы, то у Сабитовой были светлые волосы и зеленоватые глаза.
Она ждала его на лестничной клетке, одетая в белый спортивный костюм, который выгодно подчеркивал достоинства её фигуры. Ледкова никогда бы не позволила себе принять гостя в таком виде, для Аллы это было в порядке вещей. Дронго пожал ей руку и вошел в квартиру.
Они прошли в большую комнату, которая оказалась столовой, соединенной с кухней. Дронго устроился на диване. Алла уселась рядом. На столике, стоявшем перед ними, лежало несколько модных журналов.
– Будете что-нибудь пить? – поинтересовалась Алла.
– Нет, спасибо. Я пришел к вам поговорить…
– Я знаю. Гена позвонил и сказал мне, что вы приедете.
В этом тоже было некоторое отличие. Алла специально называла своего друга так, подчеркивая близость их отношений, тогда как Любовь Кирилловна называла своего мужа Ледков или Геннадий Данилович.
– Что вы хотите узнать? – спросила Алла.
– Вы слышали о том, что недавно убили близкого друга Геннадия Даниловича?
– Я всё знаю, – печально подтвердила Алла, – и не одного убили, а троих.
– Вы были знакомы?
– Нет. Я видела только Евгения Романовича Петунина. Мы два или три раза вместе ужинали. Но Гена много рассказывал мне о своих друзьях. И я знала, что они часто встречаются. Потом эта дикая история с непонятными письмами. Какой-то полоумный маньяк рассылает письма с цифрами, где указывает, в каком порядке будет убивать людей. Я удивляюсь, что ни прокуратура, ни милиция не могут его найти и остановить. А Гена очень переживает, даже похудел в последнее время.
– Что он вам говорил о своих друзьях?
– Гордился ими. Хвалил. Говорил, что его эстонский друг – прекрасный архитектор. Или дизайнер, я уже точно не помню. Про Петунина я вам говорила, он, по-моему, его самый близкий друг.
– А остальные?
– Других я знала хуже. Хотя нет. Один раз видела этого погибшего ученого. У него было такое смешное имя. Ким. Да, правильно, Ким. Говорят, что это расшифровывается как Коммунистический Интернационал Молодежи. Неужели так можно называть своего ребенка? Как смешно…
– Раньше было много подобных имен, – заметил Дронго, – например, Владлен.
– Да, я знаю, слышала. Но думала, что сейчас уже таких имен не встречается. Хотя ему было так много лет.
– Не много, – ревниво заметил Дронго, – что-то в районе сорока пяти.
– Это много, – улыбнулась Алла. – Когда мне будет сорок пять, я буду уже глубокой старухой.
– Вы считаете, что жизнь заканчивается после сорока?
– Безусловно. Только не обижайтесь. Вам, наверно, уже за сорок, и вы думаете, что можете прожить ещё столько же. Но мне кажется, что жизнь после сорока лишена тех удовольствий, какие бывают в молодости.
– Поговорим с вами через двадцать лет, – предложил Дронго. – Но, возможно, вы правы. В молодости всё кажется немного другим. И насчет Кима. Вы его видели? Где? Когда?
– На улице. Он стоял около своего института и ждал машину. Кажется, ждал свою жену, а она где-то задерживалась. И мы проезжали мимо. Гена приказал водителю остановить машину, и мы забрали этого Кима. Не помню его фамилию. Такой умный дядечка. Он мне тогда очень понравился. Мы ещё позвонили его жене и сказали, чтобы она не беспокоилась.
