Теда опять посмотрела на Дэвида и прижалась к нему, вновь и вновь повторяя, что любит.
И весь оставшийся вечер он был пареньком в роговых очках, с книгами под мышкой, а она — златокудрой девочкой с синей-синей лентой в длинных блестящих волосах…
Мы с мисс Эпплтри
Никто не помнил, как появилась мисс Эпплтри. Казалось, она существует уже многие годы. Всякий раз, когда Норе не удавалось печенье или когда она садилась за завтрак с ненакрашенными губами, Джордж, смеясь, говорил: «Смотри у меня! Убегу с мисс Эпплтри!»
Или когда Джордж проводил вечер с друзьями и возвращался домой слегка не в форме, помятый жерновами времени, Нора обычно говорила:
— Ну, как там мисс Эпплтри?
— Прекрасно, прекрасно, — говорил Джордж. — Но я люблю тебя одну, Нора. Как хорошо дома.
Как видите, мисс Эпплтри была в доме многие годы, невидимая, как запах травы в апреле или как аромат листьев каштана, опадающих в октябре.
Джордж даже описал ее:
— Рослая.
— У меня рост пять футов семь дюймов[11] без каблуков, — сказала Нора.
— Грациозная, — сказал Джордж.
— С возрастом я стала немного полнеть, — признала Нора.
— И волосы золотистые, как у феи, — добавил Джордж.
— У меня волосы становятся серыми, как у мышки, — сказала Нора. — А раньше блестели, как солнце.
— Немногословная, — сказал Джордж.
— А я люблю посплетничать, — откликнулась Нора.
— И меня любит безоглядно, страстно, без тени сомнения в уме или душе, дико, безумно, — сказал Джордж, — как ни одна разумная женщина никогда не смогла бы полюбить такого жалкого, старого мямлю-трутня, как я.
— По твоим словам, она у тебя настоящая лавина, — сказала Нора.
— Да, но знаешь, — сказал Джордж, — когда лавина скатывается дальше и нужно продолжать жить, я всегда обращаюсь к тебе, Нора. Мисс Эпплтри совершенно невозможна. Я всегда возвращаюсь к своей одной-единственной любви, к женщине, которая сомневается, что я, в конце концов, бог, к женщине, которая знает, что я сую правую ногу в левый башмак, и настолько дипломатична, что в такой момент подает мне два правых башмака, женщина, которая понимает, что я флюгер для любого ветра, и тем не менее никогда не пытается внушать мне, что солнце встает на востоке и садится на западе. Так почему же я заблудился? Нора, ты знаешь каждую пору на моем лице, каждую волосинку у меня в ухе, каждую пломбу в зубах — но я люблю тебя.
— Всего хорошего, мисс Эпплтри, — сказала Нора.
Так проходили годы.
— Дай-ка мне молоток и гвозди, — сказал однажды Джордж.
— Зачем? — спросила жена.
— Да вот этот календарь, — сказал он. — Хочу прибить. Листки падают, как оброненная колода карт. Боже правый! Мне сегодня стукнуло пятьдесят! Дай сюда молоток!
Она подошла и чмокнула его в щеку.
— Тебя это не слишком огорчает, верно?
— Вчера меня это не огорчало, — ответил он. — А сегодня бесит. Что такого в этом накоплении десятков, что так пугает мужчину? Когда человеку двадцать девять лет и девять месяцев, это его не волнует. Но когда исполняется тридцать — чертям тошно делается, жизнь окончена, любовь прошла, карьера идет под откос или летит в трубу — на выбор. И человек проходит следующие десять, двадцать лет, минуя тридцатилетие, сорокалетие и двигаясь к пятидесятилетию, разумно не касаясь времени, не пытаясь цепляться за жизнь изо всех сил, давая ветру дуть и реке течь. Но боже, милостивый, неожиданно ты достигаешь пятидесятилетия, этой милой круглой цифры, солидного итога, и тут — бах! Депрессия и ужас. Куда ушли годы? Что ты сделал за свою жизнь?
— Ты вырастил дочь и сына, которые рано создали семьи и живут самостоятельно, — сказала Нора. — Ими можно гордиться!
— Это так, — сказал Джордж. — И все же в такой день, как сегодня, в середине мая, ощущение грустное, осеннее. Ты меня знаешь: я человек настроения. Сын Томаса Вулфа[12]: «О время, о река, горюющие ветры, потерян я, потерян навсегда».
— Тебе нужна мисс Эпплтри, — сказала Нора.
Он удивился и переспросил:
— Что мне нужно?
— Мисс Эпплтри, — сказала Нора. — Та леди, которую мы придумали давно-давно. Высокая, грациозная, без ума от тебя. Великолепная мисс Эпплтри. Дочь Афродиты. Всем мужчинам, которым перевалило за пятьдесят, всем мужчинам, которым жалко себя и грустно, нужна мисс Эпплтри. Любовь.
— Что ты, Нора. У меня же есть ты, — сказал он.
— Да, но я уже не так молода и не так хороша собой, как прежде, — сказала Нора, взяв его за руку. — Раз в жизни каждый мужчина должен гульнуть.
— Ты и вправду так думаешь? — спросил он.
— Я это знаю!
— Но это ведет к разводам.
— Нет, если у жены есть голова на плечах, это ей не грозит. Если она понимает, что он не подличает, а просто взгрустнул, немного не в себе, устал и запутался.
— Мне известно немало мужчин, которые сбежали с мисс Эпплтри — они бросили жен и детей, поломали себе жизнь.
С минуту он поразмыслил, а потом добавил:
— Я много думаю об этом, каждый день, каждый час, каждую минуту. Не следует так много думать о молодых женщинах. Нехорошо это и, возможно, связано с какой-то силой природы; видимо, мне не следует об этом думать, во всяком случае, так много и напряженно.
Когда он оканчивал завтрак, в дверь позвонили. Он и Нора посмотрели друг на друга, и тут послышался легкий стук.
У него был такой вид, будто он хочет встать, но не может себя заставить, так что Нора поднялась и пошла к входной двери. Она медленно повернула ручку и выглянула. За этим последовал разговор.
Он прикрыл глаза и стал слушать, и ему слышалось, как на крыльце разговаривают две женщины. Один голос был тихий, а второй, казалось, набирал силу.
Через несколько минут Нора вернулась к столу.
— Кто это был? — спросил он.
— Представительница торговой фирмы, — сказала Нора.
— Кто-кто?
— Представительница торговой фирмы.
— Что она предлагала купить?
— Она говорила так тихо, что я почти ничего не могла разобрать.
— Как ее зовут?
— Не расслышала, — сказала Нора.
— А как она выглядела?
— Рослая.
— Насколько?
— Очень высокая.
— Приятная внешность?
— Приятная.
— Какого цвета волосы?
— Как солнечный свет.
— Неужто?
— Так, — сказала Нора. — Вот что я тебе скажу. Допивай кофе. Поднимайся из-за стола. Иди в спальню и ложись в постель.
— Повтори, что ты сказала.
— Допивай кофе, поднимайся… — сказала она.
Он пристально посмотрел на нее, медленно взял чашку, выпил все до капли и начал подниматься со стула.
— Погоди, — сказал он, — я же не болен. Зачем мне после завтрака ложиться в постель?
— Вид у тебя неважный, — сказала Нора. — Я требую. Ступай в спальню, раздевайся и ложись.
Он медленно поднялся из-за стола и пошел вверх по ступенькам, а там как-то незаметно разделся и лег. Как только голова его коснулась подушки, ему пришлось бороться со сном.
Через несколько мгновений в тускло освещенной утренним светом спальне он угадал какое-то движение.
Он почувствовал, что кто-то лег на кровать лицом к нему. С закрытыми глазами он услышал свой голос, который неуверенно произнес:
— Что такое? Кто здесь?
С другой подушки промурлыкал голос:
— Мисс Эпплтри.
— Кто-кто? — переспросил он.
— Мисс Эпплтри, — ответили ему шепотом.
Литературные встречи
Так продолжалось уже долгое время, но она, видимо, заметила это только нынешним осенним вечером, когда Чарли выгуливал их пса, а она шла из продуктового магазина. Женаты они были уже год, но почти никогда не сталкивались на улице, словно посторонние.
— Боже мой, какая встреча, Мари! — Он взволнованно подхватил ее под руку и, сверкая темными глазами, шумно набрал полные легкие колючего воздуха. — Но вечер на самом деле одинокий!
— Хороший вечер. — Она бросила на него невозмутимый взгляд; они уже шли к дому.
— Октябрь, — со страстью в голосе произнес он. — Боже, это мой любимый месяц, готов его поедать, вдыхать, втягивать запахи. Ах, этот мятежный и печальный месяц. Смотри, как от встречи с ним зарделась листва. В октябре мир объят пламенем; невольно вспоминаешь обо всех умерших, с которыми не суждено больше встретиться. — Он крепко сжал ее пальцы.
— Минутку. Собака хочет остановиться.
Они постояли в холодной тьме, пока собака тыкалась носом в облюбованный ствол дерева.
— Боже, принюхайся — это не воздух, а фимиам! — восторгался муж. — Сегодня я ощущаю себя великаном, который способен шагать по земному шару, срывая с неба звезды и пробуждая вулканы!
— С утра у тебя голова болела — сейчас отпустило? — мягко спросила жена.
— Все прошло. Боль не вернется! Да и кто в такой вечер вспоминает о головной боли! Послушай, как шелестят листья! Послушай, как ветер играет ветвями, сбросившими плоды! Но право же, какое одиночество, какая растерянность, куда мы движемся — забытые, неприкаянные, — по кирпичным мостовым бурлящих городов и заброшенных деревень, где даже не останавливаются ночные поезда? Как хочется сейчас быть в пути, уноситься вдаль, куда глаза глядят, лишь бы оставаться в гуще октября, пить его необузданность, его сладостную грусть!
