--
Как источник сведений о Тресте, Никулин не заслуживает доверия. Важно, однако, то, что его книга вызвала отклик, в котором назван был чекист, организовавший в январе 1930 года парижское похищение Кутепова.
22-го сентября 1965 года московская "Красная звезда" напечатала письмо о "Мертвой зыби", присланное ей генерал-полковником запаса советской авиации Н. Шимановым. В нем этот несомненный бывший чекист написал:
"Я не литератор и не критик и книга привлекла мое внимание не столько своими литературно-художественными достоинствами, сколько событиями, которые происходили еще в первые годы советской власти".
Упрекнув Никулина в том, что он "частенько упрощает действительность и показывает многих контрреволюционеров близорукими и недальновидными", но, назвав большой заслугой автора книги "восстановление в памяти народа забытых, {118} ранее оклеветанных бандой Берии имен честных и преданных родине чекистов", Шиманов прибавил:
"К сожалению, о некоторых оклеветанных и погибших, потом реабилитированных товарищах слишком мало сказано. Так, например, на стр. 263-й отведены только две строчки организатору поимки Б. Савинкова, чекисту Пузицкому, а комиссар государственной безопасности 2-го ранга Сергей Васильевич Пузицкий был участником гражданской войны, твердым большевиком-ленинцем, воспитанником Ф. Э. Дзержинского. Он участвовал не только в поимке бандита Савинкова и в разгроме контрреволюционной монархической организации "Трест", но и блестяще провел операцию по аресту Кутепова и ряда других белогвардейских организаторов и вдохновителей иностранной военной интервенции и гражданской войны".
Так, через тридцать пять лет после исчезновения Кутепова, большевики не только сознались в своем преступлении, но и назвали имя похитителя.
Попутно Шиманов подтвердил смерть тех спутников Опперпута, с которыми он, по словам "Правды", расстался после неудачного покушения на Малой Лубянке, но Опперпута не упомянул. Зато он - впервые в советской печати сообщил гибель Якушева.
--
В "Мертвой зыби" нет прямого указания на судьбу этого советского Азефа. Никулин ограничился тем, что в эпилоге написал:
"Болезненно переживал конец Треста Александр Александрович Якушев. Не утешало, что заслуги в борьбе с врагами советской власти, его удивительные смелость и находчивость, были признаны. Он принимал важность выполняемой работы, искренне увлекался ею и теперь ему как-то трудно было жить спокойной жизнью специалиста-водника, решать вопросы сплава леса, строительства новых водных путей. Сердце патриота, закаленного в борьбе с белогвардейцами, звало в бой, но приходилось бездействовать и даже оберегать свою жизнь от белых террористов".
Террористы не наказали человека, которого "Вечерняя Москва" 17-го июля 1965 года, в статье о "Мертвой зыби", назвала главным героем советской провокации в М.О.Р., но Никулин скрыл, как Якушев скончался. Скрыл это и "москвич, {119} участник великой отечественной войны, заслуживший на фронте несколько боевых наград" - Александр Александрович Якушев младший, сын провокатора. В разговоре с Никулиным он сообщил только то, что мать, сестры и он сам "не знали второй жизни отца".
"Он уезжал - прибавил младший Якушев - иногда надолго, возвращался и был всегда внимательным и заботливым к нам, детям... Не могу вам сказать, как меня обрадовало то, что написано вами о моем отце, о его патриотизме и мужестве".
Это молчание Никулина и сына "главного героя" Треста об его судьбе объяснено отзывом Шиманова о "Мертвой зыби" - в нем А. А. Якушев назван в числе тех "преданных партии чекистов", которые были "оклеветаны бандой Берии", погибли, но теперь "восстановлены в памяти народа". Человек, избежавший пули белого террориста, погиб от выстрела сталинского палача или умер в заключении.
--
В ноябре 1965 года на "Мертвую зыбь" откликнулся один из иностранных современников и свидетелей описанных в этой книге событий - бывший польский офицер и дипломат Виктор Томир Дриммер, ставший после второй мировой войны эмигрантом в Канаде. Его статья о Тресте была напечатана парижским польским журналом "Культура". Дриммер написал ее по просьбе редактора этого журнала, Юрия Гедройца, и включил в нее все, что "знает и помнит" о М.О.Р.
Увы, память ему изменила, а сверить ее с существующими сведениями о Тресте он не потрудился. Плодом этой небрежности стало редкое по изобилию нагромождение неточностей. Не перечисляя всех его ошибок, достаточно указать две - автор воспоминаний не отличает Якушева от Опперпута, сливает их воедино, приписывает Опперпуту заграничные поездки Якушева и даже посещение Варшавы, куда Опперпут, известный некоторым русским варшавянам по савинковскому Народному Союзу Защиты Родины и Свободы, показаться, естественно, но мог, а, в другой части статьи, приписывает генералу Е. К. Миллеру "проверку" Опперпута в 1927 году, когда возглавителем боевой организации был не он, а А. П. Кутепов. Хронологический беспорядок затрудняет понимание воспоминаний даже подготовленным читателем, знающим дело Треста. Неосведомленного эта путаница мест, имен и дат собьет с толку. {120} Если, несмотря на такой недостаток, статьей В. Т. Дриммера все же следует заняться, то только потому, что бывший польский офицер включил в нее несколько имен и фактов, не отмеченных русской зарубежной литературой о М.О.Р., а также потому, что он сообщил то, что может быть названо польским объяснением причины самоликвидации Треста.
--
О себе В. Т. Дриммер написал, что с 1921 до конца 1927 года он был, сначала, помощником военного агента, а, затем, польским военным агентом в Таллине, столице Эстонии.
Политически он был пилсудчиком - бывшим капралом первой бригады тех польских легионов, которые в 1914 году, под водительством будущего первого маршала независимой Польши, вышли в составе австро-венгерских войск в поход против России. Двенадцать лет спустя эта первая бригада стала рассадником "полковников", которые, в мае 1926 года, помогли Пилсудскому захватить в Варшаве власть и стать фактическим диктатором.
В 1927 году автор воспоминаний расстался с незаметной должностью военного агента в небольшой балтийской республике. В чине капитала он вышел в запас, был назначен в министерство иностранных дел и был директором одного из его департаментов, когда над Польшей стряслась катастрофа ее раздела Гитлером и Сталиным. О своей службе в Таллине (Ревеле) он рассказал:
"Как, каждому военному агенту в государствах, граничивших с новой, советской Россией, мне тоже было дано разведывательное задание - изучение России с военной точки зрения. Место моей службы было особенно удобным для выполнения этого задания вследствие недавно заключенного Эстонией мира с Россией, относительной стабилизации границы и значительного транзитного и морского движения в Россию и из нее, как товаров, так и людей".
"Эстонцы - прибавил В. Т. Дриммер - после многовековой неволи ненавидели русских, а, будучи народом талантливым и подвижным, отлично Россию знали. Поэтому, среди них было сравнительно легко найти людей, пригодных к разведывательной службе, зато опыт войны научил меня избегать какого-либо контакта с белыми русскими, как с человеческим материалом, глубоко деморализированным и в высшей степени неустойчивым идейно".
{121} Непонятно как, при таком отношении к русским эмигрантам, автор этого мнения, будучи польским военным агентом или, хотя бы, его помощником в Ревеле, не заметил, что именно там возникла связь М.О.Р. с польским генеральным штабом и что именно оттуда приехал в Варшаву первый резидент Треста и Кутеповской организации Ю. А. Артамонов.
Вряд ли следует теперь, столько лет спустя, уличать его в этом недосмотре, тем более, что руссофобия его резкого суждения об эмигрантах опровергнута им самим - в воспоминаниях можно найти совсем другие отзывы о русской зарубежной молодежи; о, якобы, существовавших за границей "дисциплинированных отделах М.О.Р.", о проницательности генерала Миллера и русских эмигрантов в Финляндии и даже о "возглавителях монархической организации в Риге и Таллине - благородных и порядочных русских".
Удивительно только то, что человек, потерявший свое отечество, повторил в 1965 году высокомерную оценку эмигрантов, которую он некогда высказывал с высоты своего непрочного военно-дипломатического величия.
--
В. Т. Дриммер утверждает, что Трест возник по почину польского офицера, ставшего чекистом. Отметив это, нужно сделать оговорку. Друзья-поляки предупредили меня, что воспоминания бывшего военного агента в Эстонии полны ошибок не только в том, что сказано о русских участниках М.О.Р., но и в рассказе об его собственных сородичах. Поэтому повторение этой версии не означает согласия с ней. Я ее привожу как свидетельское показание, которое пока проверить невозможно.
"В 1920 или в конце 1919 года - сказано в воспоминаниях - главное командование Польской Военной Организации №3, продолжавшей действовать на территории Украины, Белоруссии и России, с согласия нашего генерального штаба, командировало в Киев и Винницу поручика польской армии Стецкевича, бывшего участника Организации в Виленском округе. Виленчанин, принадлежавший к интеллигентской или землевладельческой среде, способный, предприимчивый, свободно говоривший по-русски, Стецкевич казался наиболее подходящим человеком для того, чтобы собрать и преобразовать Организацию, разбитую большевизмом и революцией. Наш штаб ждал от Стецкевича сведений о {122} предполагавшемся русском наступлении - информация о нем была довольно поверхностной. Со Стецкевичем была послана принадлежавшая к Организации женщина, происходившая с Украины. Снабженные адресами в Москве, Петрограде, Киеве и других, менее значительных городах Украины, Стецкевич и его спутница перешли эстонско-советскую границу в районе озера Пейпус. Через Петроград они счастливо добрались в Москву и там попали в руки чекистов. Стецкевича допросил сам Дзержинский, глава всемогущей чеки.
