– Послушайте, Хаскелл, я не ошибаюсь. Это ваша собака. Это так же точно, как то, что вы самый большой болван на свете!
Странно, но сравнение не показалось мне таким уж метким.
Тут в комнату вошла Присцилла, оглядела меня и со значением постучала по часам. Из-за ее ног вынырнула довольная морда Рипа.
Я предпринял еще одну попытку.
– Белинда, простите, но мне нужно бежать. Давайте поболтаем с вами как-нибудь в другой раз?
Только бы она по наивности не решила, что я тороплюсь на почту выслать ей чек за нанесенный ущерб.
– Разумеется, поболтаем, – хладнокровно ответила она. – И знаете, Хаскелл, вам лучше найти другой дом для вашего чертова пса. Потому что если я еще раз увижу эту дрянь, то угощу свинцом!
Должно быть, миролюбивые принципы хиппи Белинде уже изрядно надоели.
– Я и в самом деле хочу с вами поговорить, Белинда.
Мне кажется, я произнес это достаточно спокойно. Особенно если учесть, что моей собаке пригрозили убийством.
– А я хочу, чтобы вы заменили моих чертовых уток! – объявила Белинда.
– Да-да, понимаю, – промямлил я, – мы еще к этому вернемся. Честное слово.
В трубке раздался неприятный звук.
– Я хочу, чтобы вы заменили моих уток! – проорала Белинда. Видимо, на тот случай, если я ее не расслышал.
И шваркнула трубку.
Присцилла сверлила меня взглядом, явно намекая, что пора идти. Я наклонился к Рипу, почесал его за ухом и на всякий случай осмотрел лапы. Выискивая, как вы догадываетесь, свидетельства его убийственных наклонностей или хотя бы остатки компоста. Лапы Рига были такими же чистыми, как и у любой собаки, которая провела большую часть взрослой жизни на деревянной веранде, а когти выглядели так, словно он только что побывал у маникюрши.
– Ты хороший мальчик, Рип, – пробормотал я, и мы отправились в путь.
По дороге на птицефабрику я объяснил Присцилле, в чем дело. Она удивилась.
– Как это ни прискорбно, Хаскелл, но Рип не излечился. Он по-прежнему совершенно ненормальный во всем, что касается лестниц.
Чертовски приятно было слышать столь категоричное заявление.
– Кстати, Хаскелл, – добавила Присс, глядя прямо перед собой, – ты что, решил сменить имидж?
– Н-нет, – солгал я. – Просто время от времени люблю приодеться.
Присс почему-то ухмыльнулась.
– Выглядишь совсем недурно.
Не разобрав, насмехается она надо мной или нет, я счел за благо промолчать.
– Правда-правда, – продолжала Присс. – Ты действительно отлично выглядишь.
И улыбнулась. По-настоящему улыбнулась. Приветливо и все такое.
Я поймал себя на том, что глупо улыбаюсь в ответ, не совсем понимая, чему же, собственно, улыбаюсь.
Но наши улыбки померкли, как только мы свернули к белой коробке из-под обуви, именуемой птицефабрикой Вандеверта. Я остановил машину у входной двери, и мы вошли в здание.
У самого входа я припарковался из-за чудного аромата, который накануне окутывал окрестности.
Сегодня, может, в воздухе и витало что-то подобное, но со вчерашним амбре не шло ни в какое сравнение. Я даже пару раз глубоко втянул воздух, испугавшись, что мой нос перестал функционировать. Что нанесенный вчера удар по обонянию навсегда вывел его из строя.
Со странным чувством я шагнул в вестибюль. Кабинет Джейкоба находился в самом конце коридора, так что, сидя рядом с кабинетом Присс, вы никогда бы не догадались, что неподалеку находится комната, где на полу мелом обведены очертания человеческого тела.
Я обратил внимание, что Присс даже не повернула головы в ту сторону. Равно как и Джолин, которая появилась спустя тридцать минут. Правда, Джолин вообще головой не вертела. Усаживаясь за свой стол, она упорно высматривала что-то на зеленом ковре. Сегодня Джолин была в розовом платье, таком же блеклом, как и вчерашнее зеленое. Разглядывая секретаршу, я лениво размышлял, неужели у Джолин весь гардероб столь же тусклый.
Глаза Джолин все еще упирались в пол, когда через несколько минут вошла Инес, вслед за которой вышагивал Р.Л. Блеклая секретарша даже головы не подняла, что было весьма странно, поскольку Инес разговаривала сама с собой. И довольно громко.
– Не знаю, что мне сегодня делать. Сомневаюсь, что кто-нибудь позвонит. А даже если позвонят, что мне отвечать? «Он не может подойти сейчас к телефону»? Или: «Он не сможет больше подойти к телефону»? – Инес не прекратила свой монолог, даже проходя мимо стола Джолин. – Наверное, следовало сказаться больной, но разве хорошие секретари так поступают? Нет-нет…
По всей видимости, вчерашняя история не лучшим образом сказалась на рассудке бедной Инес. Ее строгая юбка сидела криво, из двух серег-виноградин наличествовала только одна, кружевной воротничок сбился набок. Когда Р.Л. с ней поздоровался, Инес подпрыгнула.
– А, да-да, доброе утро, доброе утро, – рассеянно отозвалась она.
Было совершенно ясно, что Инес отнюдь не считает это утро добрым. Она вяло улыбнулась Р.Л.
– Не знаю, стоило ли мне приходить, поскольку у меня теперь нет работы, но я подумала, что могла бы…
Тут из своего кабинета со стопкой бумаг выскочила Присцилла и встала как вкопанная, глядя, как Р.Л. успокаивающе обнимает Инес.
– Не беспокойтесь, Инес, – ласково сказал тот. – У нас всегда найдется для вас работа.
Присс тотчас насупилась, видимо придерживаясь иного мнения. Она уже открыла рот, но в последнюю секунду передумала, развернулась и исчезла в своем кабинете.
Инес уныло побрела в сторону кабинета Джейкоба, но, сделав пару шагов, неуверенно остановилась.
– Он… Его там уже нет?
Судя по всему, ее вопрос был обращен ко мне.
– Наверняка нет, – сказал я.
На лице Инес появилось несказанное облегчение.
– Вам не обязательно сидеть за своим столом, – встрял Р.Л., – если вам это неудобно…
Таким Р.Л. я еще не видел. В школьные годы он не отличался повышенной чувствительностью. Как и большинство футболистов. Наверное, это плохо сказывается на имидже спортсмена. Хотя, конечно, надо быть бессердечным бревном, чтобы не посочувствовать Инес. Бедняжка была сама не своя.
– Вы могли бы посидеть здесь… Однако Инес покачала головой:
– Нет-нет. Со мной все в порядке. Я должна находиться за своим столом на тот случай, если кто-нибудь позвонит. Или если я кому-нибудь буду нужна…
Голос ее затих. Определенно Инес нащупывала новые пути в здешнем секретарском мире. Она решительно направилась к кабинету Джейкоба.
После этого все вошло в обычную колею. Точнее, учитывая обстоятельства, в колею, близкую к обычной. Р.Л. сгинул у себя в кабинете, Присцилла занималась тем, что плодила груды бумаг, Джолин перепечатывала их, подшивала, складывала в папки и так далее. А я занимался тем, что ничего не делал. Если, конечно, не считать размышлений. Я думал о Присцилле и о том, что первое впечатление далеко не всегда бывает верным. А также о Джейкобе. Каким образом он умудрился нажить столько врагов? И разумеется, мне не давали покоя мысли о Рипе. С чего это вдруг все подряд бросились обвинять моего кроткого пса в немыслимых злодеяниях?
Вскоре после девяти Джолин принялась разбирать утреннюю почту. Не успела она отнести кипу писем в кабинет Присциллы и вернуться назад, как сама Присс распахнула дверь. В руках она держала белый конверт. Глаза ее были как чайные блюдца.
Не говоря ни слова, Присс протянула конверт мне. Рука ее дрожала.
Конверт, адрес на котором был написан печатными буквами синей шариковой ручкой, выглядел точно так же, как и тот, что показывал мне вчера утром Джейкоб. Если не считать одной детали: на этот раз письмо было адресовано не Джейкобу. На нем просто значилось: «Птицефабрика Вандеверта».
Я аккуратно вскрыл конверт и достал лист белой плотной бумаги, стараясь, по возможности, держать его за края. Записка, как и первая, состояла из вырезанных из газеты слов. Она гласила:
ВСЕ ОТМЕНЯЕТСЯ.
Глава десятая
Лицо Присциллы было почти таким же белым, как и письмо, которое я держал в руках. Правда, когда она прочла записку, щеки ее пошли красными пятнами.
– Хаскелл, что это значит?
Она смотрела на меня так, словно рассчитывала получить ответ.
А я понятия не имел, что все это значит. Действительно ли предполагаемый похититель надумал дать задний ход? Или он просто хочет удалить меня, чтобы было проще добраться до Присс?
Видимо, Присцилла уже решила для себя этот вопрос. Лицо ее приняло нормальный оттенок.
– Так это же здорово! – воскликнула она и весело улыбнулась. – По-моему, мы получили доказательство того, о чем я говорила с самого начала. Эта записка – не что иное, как глупый розыгрыш!
Я смотрел на конверт, не испытывая никакого желания улыбаться. Штемпель был поставлен вчера местным почтовым отделением. Бездыханное тело Джейкоба мы обнаружили около половины шестого. Поскольку единственная почта в Пиджин-Форке закрывается по будням в пять часов, значит, записку отправили до того, как мы с Присс нашли тело. И при этом отправитель адресовал ее не Джейкобу. Значит ли это, что он заранее знал, что Джейкобу бесполезно что-либо посылать? Если да, то каким образом?
