Придется, вооружась кистями и красками, взяться за дело самим.
Не нужно много времени, чтобы убедиться: затея эта относится к категории повышенной трудности.
Прежде всего наш молодой современник не любит позировать, демонстрируя блестящие грани своей индивидуальности. И это вовсе не наивная девическая скромность, украшающая (или, быть может, прикрывающая?) серую бесхарактерность, отсутствие мыслей и дел, та скромность, постоянное место прописки которой — хата с краю со всеми удобствами.
Нет, наш современник знает и умеет многое. И многое уже сделал. И чувствует в себе силы, чтобы сделать еще больше. И он умен — он сознает это. Но всякая поза, всякая рисовка чужда ему. Он относится к ней недоверчиво, иронически. Он не позволит втаскивать себя живым манекеном под стекло образцово-показательной витрины. И если он вдруг заметит, что вокруг него начинают строчить авторучками бойкие человечки со взглядами комиссионных оценщиков, он скорее сделает дикую выходку, ударит лицом в грязь, лишь бы его миновала мучительно-почетная участь музейной ценности. Он не любит трескучих фраз и превосходных степеней сравнения. Звон фанфар и гром литавр никогда не были ему по душе.
Может быть, именно такая непримиримая скромность украшает Человека?
Позировать современник не склонен еще и потому, что не любит сидеть зря. Ему жаль каждой минуты, потраченной впустую. Течение дня размечено у него не обеденным перерывом, домашними тапочками и мягким креслом перед телевизором.
— Нет времени! У меня завтра зачет по сопромату!
— Нет времени! Через час — самолет на Братск!
— Нет времени! В восемь — тренировка!
— Нет времени! У меня на сегодня билет в театр!
В театр? Прекрасно! Наконец-то у нас есть возможность понаблюдать за спокойно сидящим современником, приглядеться к тому, как он одет, оценить то, что привлекает его внимание, проследить за выражением его лица, за тем, как он хмурится, как улыбается…
Вооружимся терпением, карандашом и блокнотом. Сядем. Понаблюдаем. Набросок за наброском, штрих за штрихом — может быть, из них и сложится желанный портрет.
Но что это? На бумаге едва наметились легкие контуры, а современник внезапно устремился в раздевалку — в середине второго акта, в самый драматический момент, когда герой на сцене, бия себя в грудь перед участниками профсоюзного собрания, осознает одну за другой допущенные ошибки, а героиня, смахнув полновесную слезу, уезжает по непонятным причинам в неведомые края.
Может быть, наш современник не вполне сведущ в тонкостях системы Станиславского, но у него тонкое чутье на ложь и безвкусицу. Он хорошо понимает, когда играют современника, а когда играют «в современника», играют в «жизнь, как она есть». Он переживает вместе с героями Арбузова и Брехта, но он не желает усваивать пережеванные мысли, он говорит: «Спасибо, достаточно», — и идет к выходу.
Ему не сидится не только на красном бархате театрального кресла. Он неспокойный человек, наш молодой современник. Это он идет в рейд «Комсомольского прожектора», выводит на чистую воду нерадивого начальника станции, из-за которого простаивают вагоны, выкапывает из-под снега дефицитные станки, забытые головотяпом завхозом…
Это его рука с красной повязкой хватает за шиворот дебошира.
(Что-то чересчур угловатой и резкой предстает перед нами фигура современника, беспокойного, дотошного. Что же делать — он человек своего времени, своего века. А век наш беспокойный, его эмблема — не лежачий камень у тихой пристани, а взлетающая к звездам ракета).
Впрочем, мы погрешим против истины, если представим характер современника как одну сплошную непоседливость. Это всего лишь черта характера, положительная или отрицательная — кому как нравится. Бывают у современника и минуты тишины, непривычной неподвижности.
…В сутолоке большого города, в потоке людей, спешащих домой с работы, он внезапно остановился. Он смотрит вдаль, на горизонт. Там багровое холодное солнце, опускаясь, запуталось в ветвях по-осеннему нагих деревьев. Но… не будем спешить, не будем греметь около него колченогим мольбертом. Любая неловкость — и «прекрасное мгновение» будет утеряно безвозвратно.
…Тишина. Только из транзистора, перекинутого через плечо, льется знакомое: «Речка движется и не движется…»
Молодой человек тоже движется и не движется. Он вышагивает третий километр между углом и фонарным столбом. Большие электрические часы желтым совином глазом ехидно наблюдают за ним. Смятый букетик засунут в карман пальто. Но… не надо тревожить этого добровольного часового. Ему сейчас не до нас. Он где-то далеко… Он современник всех времен. Он и Ромео, и Ленский, и Фархад, и Отелло. (И чем дальше стрелка часов уходит от условного часа, тем более Отелло берет верх над Ромео.) В нем оживает давно ушедшее прошлое…
…Это было, это было в те года,От которых не осталось и следа.Я придумал это, глядя на твоиКосы…
…И возникают картины далекого будущего…
…Через тысячу тысяч лет услышат потомки твой усталый, неведомый голос:
— Милая, это я…
…Не надо мешать ему!
Итак, не по нашей вине портрет так и не удается. Краски не тронуты, кисти остались сухими. Но не будем отчаиваться. У нас в запасе есть более современное средство фотография. Может быть, повезет здесь?
Фотография — творчество момента. Современника не нужно брать под руку и вести в студию. Вооружимся камерой и будем внимательно смотреть вокруг сквозь окошечко видоискателя.
И вот мы возвращаемся домой после удачной фотоохоты. В руках — кипа трудно доставшихся трофеев, уже проявленных и отпечатанных. Пора приступать к оформлению «семейного альбома».
…Этот кадр, видимо, снят в автобусе. Молодой человек в потертой спецовке пробирается к выходу. Лицо его сосредоточенно, и поза не отличается изяществом и грацией. Автобус, должно быть, качает (эх, дороги!), и молодой человек предпринимает героические усилия, чтобы сохранить равновесие без помощи рук. Руки ему нужны для другого. В левой — авоська. Видны свертки, бутылки молока, жестянки с мелкими синими буквами: «Детская питательная смесь». В правой — пачка грампластинок. На верхней надпись: «Эгмонт. Людвиг ван Бетховен».
…В комнату через окно вливается хмурый осенний свет. Два стула стоят спинка к спинке. Два человека сидят на них спиной друг к другу. Он и Она. На полу рассыпаны игрушки. Не по-детски серьезный малыш, засунув палец в рот, озадаченно смотрит на родителей. Совсем недавно эти два человека не могли прожить порознь и дня. Сегодня им нечего сказать друг другу. Кто виноват? Кто прав? Когда началось все это?
…Ослепительный зигзаг молнии перечеркнул надвое темный квадрат фотографии. Могучая стихия напряглась, пробуя силы в дерзком порыве. Кажется, вот-вот она плеснет через край, огненным потоком затопляя все и вся…
Но какое отношение имеет эта фотография к портрету современника? Где здесь его лицо?
Его лицо склонилось сейчас над пультом. Его глаза впились в дрожащие стрелки приборов. Его руки лежат на кнопках управления. Они удержат, укротят могучий порыв стихии, и та рано или поздно смирится, раскроет еще одну свою тайну перед ним, рядовым легиона науки.
И слепящая дорожка молнии выхватила из темноты не только очертания экспериментальных приборов, она озарила фантастические картины будущего, которые размечтавшийся современник рисует тем же карандашом, которым он только что набрасывал строки сухих формул.
…Бронзовая фигура поэта, кажется, вот-вот шагнет на нас с фотографии. Маленькая фигурка юноши стоит у края высокого постамента, рядом с великим именем, высеченным на граните. Резкий, угловатый жест, растрепанная прическа, горящие глаза… Мы не слышим слов, но ощущаем их. Страстные, напряженные, они падают в водоворот голов, который жадно бурлит вокруг. Юноша — олицетворение поиска. Поиска абсолютной истины, абсолютного героя, абсолютно твердой почвы под ногами… И не только в поэзии! Спорить с ним почти невозможно. Любой инакомыслящий — его кровный враг.
…Галантный кавалер умильно прикладывается губами к ручке манерной дамы… Стоп, стоп! Как оказалась здесь эта фотография? Типичный архивный кинодокумент, обличающий нравы светского общества, давным-давно оставшегося за кормой истории! Вряд ли наш современник станет уподобляться этаким ловеласам и донжуанам, вряд он будет соразмерять каждый свой шаг и жест с «Карманным справочником правил приличия».
Простите, не кажется ли вам, что перечень этих «вряд ли» можно продолжить слишком далеко? Досадно, что замечательный наш современник не умеет порой пригласить на танец нашу обаятельную современницу, что строитель большой химии не знает, когда построен Большой театр, что энергетик, покоряющий могучие сибирские реки, не знает, кто написал картину «Покорение Сибири Ермаком»…
