— Ты приходишь ко мне после того, как убила двух человек, ты приносишь с собой какой-то кинжал с камнем, наверняка краденый… Да еще тискаешь мой футляр…
— Рылся в сумке. Все понятно, — я укоризненно посмотрела на Сергуню.
— Рыться в вещах — моя профессиональная обязанность. Извини. За это мне деньги платят…
Нож. Я зажмурилась и снова ощутила тяжесть его рукоятки в своей руке. Интересно, испытал ли Синенко то же, что испытала я?
— Ты брал его в руки?
— Кого?
— Нож?
Сергуня подмигнул мне: знаем, мол, твои потайные мысли!
— Я же не дурак. Ты с самого начала врала мне. Придумала историю о благородном мщении! Может, ты выдумала и про то, что выбросила в воду орудие убийства. Может, этот нож и есть главная улика. Зачем же я буду осквернять главную улику своими отпечатками?!
— Железная логика. Не боишься стать соучастником?
— Я боюсь только одного: что материал о тебе сорвется… А ведь это готовая книга… Ты не кинешь меня, правда? Не подставишь? Ты ведь обещала…
Я с умилением смотрела на Сергуню и вспоминала Сюлева Хааса, свою первую любовь. Сюлев Хаас ушел от меня к моей школьной подруге Викки, переболел волчанкой в возрасте двадцати лет и стал психиатром. Теперь я была почти уверена: попади Сергей Синенко в руки амбициозного Сюлева — докторская диссертация ему была бы обеспечена. А перечень всех маний, фобий и пограничных состояний, которым подвержен Сергуня, займет не одну страницу. Психопат чертов!
Но пока я должна мириться и с психопатом. У меня просто нет другого выхода.
…Едва зайдя в дом, я потребовала у Сергуни гостиничный список. Он не стал торговаться и требовать в обмен на список ни подробностей любви, ни подробностей смерти, ни дачи показаний. Он умел укрощать редакционный отдел своих демонов.
Мы устроились на кухне, друг против друга. Сергуня торжественно открыл свой затасканный репортерский талмуд, вынул оттуда несколько листков и принялся с выражением читать:
— Трехэтажный гостевой особняк на Крестовском, более известен в народе как Флотская Дача. Построен в 1902 году архитектором…
— Давай без исторических экскурсов, — перебила его я.
— Как знаешь.
Он не выказал никакого недовольства и перешел к основной части:
— Теперь о новейшей истории. С 1994 года Флотская Дача используется как VIP-гостиница. 12 номеров, по шесть на втором и третьем этажах. На первом этаже — служебные помещения: кухня, бар, холл, комната охраны. Гостиница снабжена четырьмя видеокамерами слежения по внешнему периметру и одной камерой в холле.
— А на этажах? — спросила я, хотя точно помнила, что никаких камер в коридоре не было. Сергуня подтвердил мои наблюдения:
— На этажах камер нет. Это сделано специально, чтобы не нервировать гостей: обстановка должна быть максимально доверительной. Три номера по одной стороне, три номера — по другой. Расположены в шахматном порядке.
— А между номерами есть внутренние проходы? Сергуня вернулся к своему первому листку и несколько секунд шевелил губами:
— Нет. Сейчас проходов нет. Флотская Дача специально перестраивалась. Хотя первоначально в планировке был использован анфиладный принцип. Потом двери заложили.
Покончив с архитектурными формальностями, мы перешли к существу дела, и мой добровольный помощник перевернул еще один листок.
— Значит, так, в ночь убийства в гостинице находились: официант, портье, два охранника, бармен. Итого пять человек обслуги. Данные на каждого у меня есть. Теперь о гостях. Из двенадцати номеров было занято семь.
— Валяй про семерку.
— Кроме Олева Киви и тебя, в гостинице находились бизнесмен из Германии и молдаванин-винодел. Соседние номера на втором этаже. Немец — респектабельный господин, инвестирует в безалкогольные напитки. Всегда останавливается На Крестовском.
Я вспомнила архитектуру гостиницы: баварский пряничный домик, понятно, почему немец предпочитает Крестовский отелям в центре: его соотечественники слишком привязаны к своей родине. Они маниакально ищут сходство с ней в любой стране, в любой части света. Сходство, а не различие. Местности, где нет хотя бы маленького намека на Тюрингию или на какой-нибудь Мекленбург-Форпоммерн, для них не существует. Один мой знакомый немец…
Но Сергуня не позволил мне предаваться воспоминаниям.
— Молдаванин — темная лошадка, больше похож на цыганского барона. Сужу по количеству зубов.
— Золотых?
— Смотришь в корень. Пьет только свое вино, по утрам заказывает мамалыгу, сладкий перец и маринованный чеснок.
— Мамалыга? Это еще что такое?
— Мамалыга? — Сергуня почесал под мышками и принялся яростно перелистывать свой блокнот. — Ага, вот. Мамалыга — кукурузная каша. Готовится на молоке, заправляется маслом, солью и тертым сыром.
— Круто забираешь, — я с уважением посмотрела на блокнот Сергуни, казавшийся мне теперь местным филиалом известного энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона.
— Ну так профессионал!
— Эти двое меня не очень впечатлили. Кто дальше?
— Соседний с молдаванином номер занимал и в ближайшие сутки будет занимать Калью Куллемяэ, пресс-секретарь покойного. Сейчас он утрясает различные формальности: гражданская панихида, отправка тела на родину и тому подобное.
Напоминание о мертвом теле Олева Киви мне не понравилось, и я решила побыстрее соскочить с некрофильской темы.
— Остаются еще три номера.
— Да. Один на втором этаже и два на третьем. Чтобы сразу покончить со вторым — там проживает известная московская актриса.
— Что за актриса?
— Редкостная сука. — Лицо Сергуни чудовищно исказилось, а в голосе послышались нотки личной, хотя и оскорбленной в лучших чувствах заинтересованности. — Сейчас снимается в Питере, в каком-то криминальном сериале.
— Что, отказала тебе в интервью? — Я перегнулась через стол и потрепала Сергуню по холке. — Запустила тапком при съемочной группе? Или плеснула в морду коктейлем «Старый Пью»? Колись, Сергуня!
— Не больно я и хотел этого интервью, не моя специализация… Просто ребята попросили. Шел туда, как на плаху, ей-богу! Говорю тебе, характер у нее отвратительный… — Он снова принялся лихорадочно листать блокнот. — У меня тут кое-что на нее собрано. Продюсеры из-за этой твари четвертого режиссера меняют…
— А что с третьим этажом? — Если Синенко не прервать, то он будет распинаться о московской стерве до утра, я это чувствовала.
Сергуня вздохнул и со скрипом перескочил со скандальной кинозвезды на пресную, как состарившийся зеркальный карп, команду постояльцев VIP-гостиницы.
— То же, что и со вторым. Благолепно, как в синагоге. Номер напротив вас занимал искусствовед с мировым именем. Эксперт по Юго-Восточной Азии. Тишайший человек, по отзывам. Съехал в тот же день. Теперь обитается где-то в городе.
— Я думала, дзэн-буддисты гораздо менее впечатлительны…
— Я тоже так думал. Но не суть. Последний из семерки — еще один актер. Тоже московский и тоже снимается в сериале.
— Том самом?
— Другом. Тот криминальный, а этот мелодраматический. Сейчас этих сериалов как грязи, все кинулись бабки рубить. Телевидение наступает по всему фронту. А Питер — на передних рубежах, сама знаешь.
— И что актер? Такая же склочная дрянь, как и актриса?
— Чуть получше, но тоже не подарок. Баб таскает через окна — это у него что-то вроде вида спорта. Одна такая поклонница сорвалась и сломала руку. Дня четыре назад. Скандала, естественно, никто не допустил… Вот, собственно, и все.
— Веселенькое заведение!
— Вертеп, — подытожил Сергуня.
Я надолго задумалась. Звездный состав гостевого особняка на Крестовском не добавил мне оптимизма. Люди, бегло перечисленные Сергуней, так же подходили на роль убийц, как и я сама. Смущал меня только один персонаж, вовремя ушедший за кулисы. Таинственный искусствовед, специалист по Юго-Восточной Азии. Во-первых, он съехал — сразу же после убийства. Во-вторых — Филипп Кодрин, брат покойной Аллы и шурин покойного Киви, был сотрудником Эрмитажа. И следовательно, искусствоведом. Два искусствоведа толклись на одном пятачке, неподалеку от места преступления.
— Ну, как тебе информация? Что-нибудь проясняется?
— Надеюсь, что прояснится.
Я выдержала паузу, достала из сумки фотографии, полученные от Рейно, и протянула их Сергуне.
— Тебе знаком этот человек?
— Впервые вижу, — Сергуня пожал плечами, но снимков из рук не выпустил.
И рассматривал их гораздо дольше, чем можно было предположить. Особенно заинтересовало его сумрачное пати: та самая фотография, на которую я даже не стала тратить душевные силы. Не отрываясь от снимка, Сергуня выдвинул ящик стола и вытащил оттуда замызганную лупу с налипшими на ней хлебными крошками. Несколько мгновений он шарил лупой по снимку, а потом утвердился в одной точке.
