Ленок сползла по дверному косяку и зашлась в беззвучном вое.
– За что? – Шептала она. – Он все правильно сказал! За что ты убил, сволочь?
– Не могу же я вас оставить, – виновато проговорил Костя. – Вы его предупреждать станете. И милиция. Лишние хлопоты.
– Ты обещал уйти… Ты обещал, сволочь! Позвони и убедись. Он там. Влад там… Зачем ты убил?..
– Откуда у меня сотовый, дура? – Всплеснул он руками. – Я ж простой учитель. А уйти – конечно, уйду. Сейчас.
Костя заглянул к Елизавете – та возилась с окровавленным Толиком. Сервант лежал на боку, повсюду валялись искрящиеся осколки. Острые грани чешского хрусталя отсвечивали розовым. «По колено в крови», невпопад вспомнил Константин. Вроде, игра такая есть компьютерная.
Он наступил Петухову на грудь и вытащил лезвие. Какие уж тут игрушки…
Последующее воспринималось скорее сном, чем явью. Ликвидировал свидетелей, потом долго ковырялся с газовой колонкой, отмывал руки, застирывал пятна на ветровке, искал в квартире чистое полотенце, заворачивал нож в газету, спускался по лестнице – все на автопилоте. Поймал такси до «Филевского парка», оттуда – еще куда-то, потом до «Спортивной», потом деньги кончились, и он пошел к метро.
Сегодня ЭТО уходило не рывком, а полегоньку. Отпускало, как малая доза спиртного, – незаметно.
Незаметно Костя запамятовал, где именно выкинул нож. Это не взволновало, наоборот, перестало интересовать. Незаметно утонули в усталости детали: как резал, как добивал, как хрипела Елизавета. Он уже не мог вспомнить ничего, в голове торчал лишь ненужный адрес, но и дом сотника вскоре оторвался от его личного опыта, стал просто домом – тем, что напротив школы, сразу за магазином «Мелодия».
Константин сунул билет в прорезь и, миновав турникет, по глупой привычке посмотрел на обратную сторону. Беда с этими билетами. Не успеешь купить, уже кончаются. Он пожал плечами и бросил карточку в урну.
– Костюнь, ты где был? – Обеспокоенно спросила Настя. – Я уже звонить собиралась.
– Звонить? Кому?
– Кому-кому… Морги, больницы… Что ж ты у меня такой обидчивый? – Она жалостливо хлюпнула и кинулась ему на шею. – Ну прости, прости, Костюнчик, родной. Ляпнула, не подумала. Не надо никаких денег, люди, вон, по году зарплату не получают и ничего, живут. А у нас все хорошо. Покушать есть, одеть тоже. Ты больше так не пропадай, не пугай меня, Костик.
– Да чего ты?.. – Застеснялся он. – Я ведь это…
Константин пошарил по карманам, но давешних четырехсот рублей там не оказалось. Бог дал – Бог взял, решил он.
– Я с самого утра места себе не находила. Ты был такой… такой…
– Ну? Какой? – Спросил Костя, счастливо улыбаясь и прижимая ее к себе.
– Чужой был. Страшный, – судорожно сглотнув, проговорила Настя. – Я тебя таким никогда еще не видела. Тебе отдохнуть надо. Пошлем всех на фиг, съездим к родителям на дачу, а?
– Только на выходные, Насть. Пока отпуск не начался, могут в школу вызвать.
– Ну да. Ну и ладно. Тогда на выходные. Я завтра матери позвоню. Она рада будет. Ты поешь, целый день голодный.
Костя разделся и, вымыв руки, сел за стол. Настя все порхала вокруг: поставила на плиту чайник, налила супа, густо помазала хлеб маслом.
– Приходил какой-то странный человек, – сказала она, гремя в ящике ложками. – Я дверь открыла – он стоит, молчит.
– Может, грабитель? – Хмыкнул Константин.
– Не. Тихий такой, печальный. Будто он один на всем белом свете.
– Ты поосторожней. Сейчас полно ненормальных бродит, – сказал Костя, надкусывая бутерброд и склоняясь над тарелкой.
Настя, молодчина, сварила кислые щи. Кислые щи он любил.
* * *
– Вот здесь, перед «Мелодией». Не проскочите, там поворотик маленький.
– Обижаете, – ответил таксист. – Мы ничего не проскакиваем. Тем более, вы сегодня второй.
– Да? – Рассеянно вякнул Петр.
– Второго сегодня сюда везу. Улочка с гулькин хвост, а спросом пользуется. Старый центр, он все-таки…
– Путаете, наверное. Есть такое явление, называется дежа вю.
– «Путаете»… – насупился водитель. – Да я вас и через месяц узнаю, это профессиональное. Странный он был пассажир. Про взрывы какие-то… Зато расплатился – грех жаловаться, – нескромно добавил он.
«Волга» круто повернула у двадцатичетырехэтажной башни, и Петр, обведя взглядом здание, отметил, что витрины целы, а на светло-серой стене нет и намека на копоть. Даже вывеска, спаянная из неоновых трубок, нисколько не пострадала. Голубая граммофонная пластинка мигала и вертелась в штатном режиме.
– Вот те раз! – Воскликнул таксист.
На маленьком перекрестке за Арбатом стоял инспектор. Подвесные фонари над мостовой не горели, а свет рекламных огней сюда почти не доходил, и в темноте выделялся лишь яркий пунктир жезла. «Волга» закончила поворот, и фары напоролись на белые нарукавные полосы регулировщика. Напротив школьной ограды блеснули катафоты. Две пары, три, четыре… Петр не досчитал – инспектор заставил таксиста свернуть, и красные глазки погасли.
Петр уплатил, принципиально не дав ни копейки сверху, и вышел на свежий воздух. Настоящей московской жары еще не было. Днем дома и асфальт грелись, но не раскалялись, и с заходом солнца наступала оживляющая прохлада. Люди чувствовали себя лучше и становились активнее. Вот и сейчас, несмотря на то, что перевалило далеко за полночь, вдоль милицейских ограждений расхаживало, шепчась и покуривая, десятка три зевак.
Оба тротуара были забиты служебными машинами. Кроме трех «скорых» Петр увидел два «Москвича» с мигалками, «газик» и утлый корейский минивэн с надписью «лаборатория». Еще дальше, у музея Цветаевой, примостился дряхлый омоновский автобус типа «Фердинанд». Автобус был пуст.
Зрители дружно охнули, и Петр направился к толпе. Из подъезда вытащили носилки с пристегнутым блестящим мешком. В мешке угадывались очертания человека, но, судя по упаковке, медицинская помощь ему уже не требовалась.
– Это третий, – негромко сказал один паренек другому.
– Сколько их там еще?
– Всего четыре было. Прикинь, новый маньяк в городе!
– Ребят, что произошло? – Ненавязчиво осведомился Петр.
– А у вас закурить не будет?
– Кончились. Да и рано вам. Так что здесь?
– Сами не знаем, – нагло глядя ему в глаза, сказал паренек.
– Держи, на сигареты, – Петр протянул ему сторублевку, но не отпустил. – Кого убили-то?
– Всех. В девятой квартире. Всех зарезали. Кровищи!.. аж по лестнице лилась.
– Ну уж прям лилась, – деланно усомнился Петр.
Девятая. Это его. Толик, Лиза. Сегодня утром с ними разговаривал, и вот они уже в мешках. И Толик, и Лиза. Неведомые Петуховы. Был бы он дома, могло бы и обойтись. Что еще за потрошитель? Расстрелять – дело другое, а порезать… всех…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
