Заговорив о «фокусирующей» функции целевых установок по отношению к установкам других уровней, мы неминуемо наталкиваемся на вопрос о связи целевых и операциональных установок. Целевые установки относятся к числу актуальных нефиксированных установок. Они возникают при наличии цели в определенной ситуации и уступают свое место другой целевой установке, когда вызвавшая их цель достигнута. Реализуясь в действии, целевые установки не исчезают бесследно, а претерпевают ряд изменений и продолжают существовать как готовности к повторной актуализации, пробуждающиеся при повторении тех условий, в которых они возникли. Описывая судьбу актуальных нефиксированных установок, Д. Н. Узнадзе отмечал: «Старая установка продолжает свое существование в определенной качественности установок настоящего» (Узнадзе, 1940 — цит. по Чхартишвили, 1971, с.21). Эта глубокая мысль создателя теории установки закономерно приводит к постановке следующих вопросов. Какого рода изменения происходят при переходе актуальной установки в хроническое состояние? Какие отношения складываются между актуальными нефиксированными установками, или, как их называют иногда в школе Д. Н. Узнадзе, «установками на будущее», и реализовавшимися установками — «установками на прошлое»? Исследование этих отношений представляется особенно актуальным в связи с тем, что указание на существование отношений между «установками на будущее» и «установками на прошлое» принимается рядом исследователей за одно из основных отличий понимания установки в школе Д. Н. Узнадзе от концепций установки в зарубежной психологии (см., например, Шерозия, 1973). В западных концепциях установки вообще нет вопроса об отношениях между «установками на будущее» и «установками на прошлое».
Между тем Д. Н. Узнадзе и его последователи ставят этот вопрос в форме проблемы о взаимоотношении первичных и фиксированных установок, и в этом одно из несомненных достоинств теории Д. Н. Узнадзе в сравнении с разными представлениями об установке в западной психологии. Последователи Д. Н. Узнадзе утверждают, что «установка на прошлое» (фиксированная установка) функционирует не иначе, как через «установку на будущее» (первичную установку). В этой мысли, на наш взгляд, в скрытом виде заключена идея об иерархическом подчинении установок друг другу, а тем самым и об иерархической природе установки. Но отсутствие представлений о структуре деятельности и исследование установки фактически независимо от деятельности помешали этой потенциально заложенной в теории Д. Н. Узнадзе идее развернуться и приобрести более конкретный характер. От того и описание изменений «установок на будущее» при переходе в хроническое состояние осталось в ряде пунктов незавершенным. Так, последователи Д. Н. Узнадзе утверждают, что, реализуясь, «установки на будущее» утрачивают свою побудительную и направляющую силу, т. е. не несут больше функций организующего начала поведения. Но почему «установка на будущее» теряет свою регулирующую функцию, проявляющуюся в форме направленности на решение определенной задачи? С нашей точки зрения ответ на этот вопрос следует искать в тех изменениях, которые претерпевает действие в процессе своего формирования, так как судьба превращений целевой установки неразрывно связана с судьбой действия. В процессе формирования действия его цель, т. е. то, что в конечном счете определяет направляющую функцию целевой установки, занимает в строении другого, более сложного действия структурное место условия его выполнения. При этом цель утрачивает направляющую функцию, а действие преобразуется в операцию. Понизившись в деятельностном ранге, действие и его цель уже не прямо «презентируются» в сознании (Леонтьев А. Н., 1965). Таков один из путей возникновения операций. Он объясняет утрату целевой установкой ее направляющей функции, показывает то, во что она превращается после реализации действия, и приводит нас к «фоновому» уровню установочной регуляции — уровню операциональных установок.
Подобная подвижность уровней установочной регуляции невольно оказалась, на наш взгляд, одной из причин полемики между Н. Ахом и К. Левином. В 1920 годах Н. Ах провел эксперименты, направленные на изучение твердости воли (см. Узнадзе, 1966). В этих исследованиях Н. Ах как бы попытался «столкнуть» между собой детерминирующую и ассоциативную тенденции и измерить «силу» детерминирующей тенденции. Вначале испытуемому предлагали несколько пар бессмысленных слогов (дус — дор и т. п.) и заставляли его выучить их наизусть. В результате образовывалась ассоциативная тенденция при предъявлении слога «дус» тут же отвечать слогом «дор». Затем испытуемому предъявлялся новый список слов-индукторов, среди которых были бессмысленные слоги из первого списка. Однако при этом испытуемому давалось другое задание: при предъявлении слова-индуктора ответить словом-инверсией (руд — дур). Предполагалось, что это задание вызовет волевую тенденцию, которая, если слово-индуктор было в первом списке, вступит в конфликт с ассоциативной тенденцией. В качестве показателя силы ассоциативной связи между членами каждой пары первого списка использовалась частота повторения этой пары. Число повторений слогов, после которого ассоциативная тенденция брала верх над волевой (испытуемый отвечал выученным в первой серии слогом, а не инверсией), Н. Ах назвал ассоциативным эквивалентом детерминирующей, или волевой, тенденции. Обычно испытуемый ошибался, если ассоциативный эквивалент был равен 120 повторениям. Такая логика построения эксперимента свидетельствует о том, что хотя Н. Ах и вводит понятие «детерминирующая тенденция» для объяснения направленности мышления, различие между детерминирующей и ассоциативной тенденциями носит у него чисто количественный характер. Детерминирующая тенденция у него — только самая сильная среди ассоциативных тенденций. Она выступает в ряду ассоциативных тенденций в качестве «первой среди равных». Этот эксперимент наглядно показывает цепкость ассоцианистского строя мышления: Н. Ах вводит принципиально новое понятие, но тут же, словно устрашившись своего поступка, пытается наполнить его старым содержанием, приравнять его к ассоциативным тенденциям. Попробуем разобраться, что же действительно является причиной ошибок испытуемых? В первой серии испытуемым дают задание, которое также вызывает детерминирующую тенденцию. После многократных повторений эта тенденция становится неосознаваемой и, если опираться на выводы сходных экспериментов Ватта, более эффективной. Она мгновенно приводит к ответу на предъявленное слово-индуктор. Описывая этот процесс с точки зрения гипотезы об иерархической структуре установки, следует заключить, что целевая установка утрачивает свою основную направляющую функцию и превращается в операциональную установку — готовность к определенному способу осуществления действия. Теперь перейдем ко второму заданию, предлагаемому Н. Ахом. Что в нем изменилось по сравнению с первым? По сути, общая задача «отвечайте на слог А слогом В» не изменилась, а изменилось лишь указание на способ реагирования. В первом случае испытуемый при появлении слога А должен был реагировать слогом В, во втором случае — слогом С. В обоих вариантах, следовательно, общая задача остается неизменной, а варьирует лишь способ реагирования испытуемого. И в том и в другом случае вырабатываются установки, лежащие в основе операции, т. е. сходные по своему деятельностному рангу. Следовательно, реально исследуются отношения между двумя операциональными установками внутри одного действия. Если устранить общую цель, то операциональные установки поднимутся вновь до уровня целевых установок, и испытуемые перестанут ошибаться. Фактически это и увидел КЛевин при проверке экспериментов Н. Аха. Он отметил, что причина ошибочных ответов — общая установка испытуемого на воспроизведение, так как такие ошибки не наблюдаются в опытах, в которых у испытуемого отсутствует установка на воспроизведение.
Таким образом, в своих экспериментах Н. Ах столкнулся с фактом перехода целевой установки на уровень операциональных установок, возникшего после многократных выполнений предлагаемого испытуемым задания.
Тот факт, что операциональная установка приводит к возникновению ошибок и приобретает известную самостоятельность от цели действия и целевой установки, может привести к мнению, что операциональные установки вообще не зависят от установок других уровней. Именно такого мнения придерживается А. С. Прангишвили, рассматривая вопрос о взаимоотношении инструкции и фиксированной установки. Анализируя образование фиксированной установки в экспериментах, проведенных методом «фиксации установки», А. С. Прангишвили (1967) специально подчеркивает, что установка создается в них совершенно независимо от словесной инструкции. Такое утверждение основывается, как нам кажется, на нескольких особенностях фиксированной установки, которые мы сейчас разберем. Во-первых, в любом выполненном методом фиксированной установки эксперименте конечный результат, к которому приходит испытуемый, определяется фиксированной операциональной установкой, а не непосредственно целевой установкой. Особенно выразительно определяющее влияние установок «фонового» уровня на конечный результат проявилось в исследованиях З. И. Ходжавы. В его исследованиях с помощью метода «чтения нейтрального шрифта» изучались установки на качественное отношение (Ходжава, 1960). Вначале испытуемых просили читать бессмысленные слова, написанные на латинском языке. При этом у испытуемых вырабатывалась установка на чтение латинского шрифта. Затем испытуемым предъявлялся текст, написанный нейтральным шрифтом на русском языке, т. е. написанный буквами, конфигурация которых одинакова как в кириллице, так и в латинском шрифте. В результате ассимилятивного действия фиксированной установки испытуемые прочитали русский текст как текст, составленный из бессмысленных латинских слов. Например, они прочитывали вместо «почва» — «норба». Особый интерес для нас представляет серия с так называемой «определенной» инструкцией, в которой испытуемого просят постараться прочитать слова на определенном языке и сознательно избежать ошибки. Несмотря на наличие такой жесткой инструкции и соответственно осознанного намерения прочитать слова на каком-нибудь одном языке, испытуемый не может освободиться от ассимилирующего действия ранее выработанной установки и читает нейтральный текст на латинском языке. В экспериментах З. И. Ходжавы проявилась важная особенность установок — их наполненность предметным содержанием. В них также установлен тот факт, что операциональные установки, приобретя самостоятельную силу, могут выходить из подчинения целевой установке и препятствовать достижению осознаваемой цели, стоящей перед субъектом. Опираясь на подобные факты, А. С. Прангишвили, по-видимому, и делает вывод о независимости установки от вербальной инструкции.
