Большинство участников того собрания, обсуждая кандидатов на роль Ильи, высказались за кандидатуру Трещалова. Однако говорили они это без особого энтузиазма, поскольку видели, что даже этот актер с ролью не справляется. Просто из двух зол они выбирали меньшее. Например, режиссер Александр Алов заявил: «Бесспорно, Трещалов красивый парень, но если он будет играть, то он будет тянуть всю картину. Он лишен юмора. Надо поискать актера, равного Румянцевой. Если этого не будет, картина станет скучной и тяжелой. Может быть, попробовать Сергея Гурзо, он давно не снимается…»
Последнюю реплику никто из присутствующих всерьез не воспринял. Все знали, что Гурзо сильно пьет и давно потерял ту форму, которую имел десять лет назад, снимаясь в «Смелых людях» и «Заставе в горах». И на его фоне даже лишенный юмора Трещалов смотрелся бы как суперзвезда. Поэтому кандидатура Трещалова была одобрена, но право последнего слова все равно оставалась за Главком. А там прислушались к мнению Гуревича и заставили Чулюкина искать другого кандидата на роль. И, как мы теперь знаем, правильно сделали (был выбран Николай Рыбников). Будь иначе, мы бы имели совсем другое кино.
Тем временем карьера Трещалова в кино, несмотря на все козни недоброжелателей, продолжается. Правда, не на «Мосфильме». В 1962 году режиссер Киностудии имени Горького Вениамин Дорман приглашает Трещалова на одну из главных ролей в свою комедию «Штрафной удар». Молодому актеру предстоит сыграть роль профессионального хоккеиста Игоря Королева, который соглашается участвовать в откровенной авантюре: выступать под вымышленной фамилией на областной спартакиаде сельских физкультурников-любителей. Партнерами Трещалова по фильму были его тогдашние закадычные друзья и собутыльники: Владимир Высоцкий, Игорь Пушкарев. Уже по пути в Алма-Ату, где должны были проходить натурные съемки (на высокогорном катке Медео), друзья начали «отмечать» начало экспедиции. Поскольку суточные, выданные на три дня поездки, у них иссякли в первый же день, они «пошли по миру»: Высоцкий взял в руки гитару, а Трещалов и Пушкарев, наклеив себе накладные усы, затянули жалостливую песню: «Я родственник Левы Толстого, его незаконнорожденный внук…» Однако дальше соседнего вагона попрошайки продвинуться не смогли: какая-то компания затянула их в свое купе, и они там здорово набрались.
Так же весело проводили актеры время на съемках фильма и после них. Вино лилось рекой, а женщины менялись согласно популярной песне – как перчатки. Как вспоминает И. Пушкарев: «Особое впечатление на местных дам производила татуировка в виде чертика, которая была у Володи Трещалова на интимном месте. В зависимости от состояния чертик у Володьки все время менялся, при этом еще и рожи корчил… В съемочной группе на нашу троицу смотрели косо. Когда из Москвы младший администратор привез деньги, режиссер Дорман распорядился нам троим выдать их в последнюю очередь. Тогда осерчавший Высоцкий, требуя заработанное, долбанул администратора термосом по голове… Вдобавок ко всему на обратном пути в самолете мы с Трещаловым выяснили, что общение с восточными красавицами не прошло для нас бесследно. При взлете у нас начался зуд, причем в самом пикантном месте… Сбегав в туалет, мы обнаружили, что заразились лобковыми вшами. А прямо у трапа самолета на „ЗИМе“, которых в то время в Союзе были единицы, нас встречала с ящиком шампанского жена Трещалова. Уж не знаю, как потом Володька выпутывался из этой ситуации…»
Женой Трещалова была молодая певица Майя Коханова. Свадьба у них была шумная, студенческая. Причем молодожены внешне представляли из себя прекрасную пару: их свадебные фотографии потом долго еще висели в ЗАГСе как образец одной из самых красивых пар. Коханова была весьма перспективной певицей и даже выступала в правительственных концертах вместе с таким же начинающим певцом Иосифом Кобзоном (отсюда, видимо, и шикарный «ЗИМ»).
Однако семейная жизнь Трещалова длилась относительно недолго. Избалованный чрезмерным женским вниманием, Трещалов еще до «Штрафного удара» начал погуливать от жены «налево». Та, естественно, догадывалась, но терпела. А потом взорвалась и ушла от гулящего мужа. Чашу ее терпения переполнил очередной роман Трещалова – на этот раз со студенткой ГИТИСа из Польши по имени Хана, к которой актер повадился приходить чуть ли не через день, благо жила она в общежитии, которое находилось напротив дома… его родителей на проспекте Мира. Говорят, Трещалов так влюбился в польку, что готов был бросить все – и родину, и профессию – и уехать следом за ней в Польшу. Но строгий отец эту попытку пресек. Тогда Трещалов нашел утешение в объятиях своей землячки Нины Воробьевой. Причем она никакого отношения к искусству не имела – после окончания авиационного института работала на комбинате бытового обслуживания приемщицей и одна воспитывала двухлетнего сына от первого брака.
Вспоминает И. Пушкарев: «Немногим, наверное, известно, что именно Нина стала прообразом песни Владимира Высоцкого: „Ну и дела же с этой Нинкою, она жила со всей Ордынкою…“ Отношения у Володи Трещалова и Нины Воробьевой развивались точно как в песне. Мы говорили ему: „Постой, чудак, у нас компания, пойдем в кабак, зальем желание“. А он отвечал нам в тон: „Сегодня вы меня не пачкайте, сегодня пьянка мне до лампочки“. У Нины был замечательный характер. Я нередко с дамой сердца приходил к ней в однокомнатную квартиру, просился на ночлег. И она всегда без лишних вопросов бросала нам в уголок на пол перину…»
Тем временем творческая карьера Трещалова в кино развивается ни шатко ни валко. Он хоть и продолжает сниматься, но крайне редко и исключительно в эпизодах. Так, за три года (1964–1966) он снялся в трех фильмах: два из них были ленфильмовские («Весенние хлопоты», «Иду на грозу»), один мосфильмовский («Мы, русский народ»). Все шло к тому, что уделом Трещалова так и останутся скромные эпизодики, если бы не случай, который подкинул ему роль из разряда эпохальных – ту, что называют «визитной карточкой». Речь идет о роли атамана белобандитов Лютого в первой части трилогии о «неуловимых» – «Неуловимые мстители».
Все и в самом деле вышло случайно. Вместе с приятелями Трещалов играл в баскетбол на территории «Мосфильма» (дело было в конце апреля 1966 года), когда мимо проходил его приятель Левон Кочарян. Тот ему и предложил: «Володя, Эдмонд Кеосаян сейчас устраивает пробы на главную роль для своей картины, пойдем попробуешься». И Трещалов как был, в спортивных трусах, весь потный, отправился на эти пробы. Там ему выдали кожаное галифе, плисовую рубашку и попросили войти в кадр. Проба оказалась настолько удачной, что эти кадры Кеосаян потом вставил в картину.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
