Гарет медленно разжал пальцы и опустил Гвидиона на место.
– Если Артур не находит ничего предосудительного в поведении своей леди, то кто я такой, чтоб сетовать?
– Проклятая женщина! – пробормотал Гавейн. – Чтоб ей пусто было! И почему только Артур не отослал ее, пока еще было не поздно? Мне не очень-то по душе нынешний двор – мало того, что он сделался христианским, так он еще и кишит саксами! Когда я стал первым рыцарем Артура, во всех саксах, вместе взятых, было ровно столько же благочестия, сколько в любой свинье!
Гвидион попытался было возразить, но Гавейн осадил его:
– А ты вообще помалкивай! Я их знаю куда лучше твоего! Ты еще пеленки пачкал, когда я уже дрался с саксами! А теперь мы что, даже при дворе должны оглядываться на этих свиней и думать, что они о нас скажут?
– Ты не знаешь саксов и вполовину так, как их знаю я, – сказал Гвидион. – Нельзя узнать людей, если видишь их только на поле боя. А я жил при их дворе, и пил вместе с ними, и любезничал с их женщинами. Потому я и говорю, что хорошо их знаю, а ты – нет. И они действительно считают Артура и его двор безнравственным и слишком языческим.
– Кто бы говорил! – фыркнул Гавейн.
– Однако же, – отозвался Гвидион. – нет ничего смешного в том, что саксы беспрепятственно называют Артура безнравственным…
– Беспрепятственно, ты говоришь? – гаркнул Гавейн. – Думается, мы с Гавейном им воспрепятствовали!
– И что, ты собираешься драться со всем саксонским двором? – поинтересовался Гвидион. – Лучше уж устранить причину злословия. Или Артуру не под силу справиться с собственной женой?
– Мне так просто не хватит храбрости сказать Артуру что-либо плохое о Гвенвифар, – сказал Гавейн.
– И все же это нужно сделать, – сказал Гвидион. – Артур – Верховный король, и нельзя допускать, чтобы он сделался посмешищем для своих подданных. Если люди зовут его рогоносцем, станут ли они следовать за ним в делах мира и войны? Артур обязан исцелить свой двор от распутства – как угодно; быть может, отправить эту женщину в монастырь или изгнать Ланселета…
Гавейн беспокойно огляделся по сторонам.
– Да тише ты, ради Бога! – сказал он. – Здесь о таком нельзя даже шептаться!
– Лучше уж мы об этом пошепчемся, чем об этой связи будут перешептываться по всей стране, – отозвался Гвидион. – Боже милостивый! Ты только глянь: они сидят рядом с королем, и он улыбается им обоим! Неужто Камелот превратился в посмешище, а Круглый Стол – в вертеп?
– А ну, заткнись – или я заставлю тебя умолкнуть! – прорычал Гавейн, железной хваткой вцепившись в плечо Гвидиона.
– Если б я лгал, Гавейн, ты с легкостью заставил бы меня умолкнуть, – но сможешь ли ты кулаками остановить правду? Или ты по-прежнему будешь утверждать, что Гвенвифар и Ланселет ни в чем не повинны? Ладно еще Гарет – Ланселет всегда любил и баловал его, и он не в состоянии плохо думать о своем друге – это я понимаю…
– Честно признаюсь, – скрипнув зубами, отозвался Гарет, – я с радостью отправил бы эту женщину на дно морское или в самый надежный из корнуольских монастырей. Но пока Артур молчит, и я ничего говорить не стану. А они уже достаточно стары, чтоб соблюдать осторожность. Всем известно, что Ланселет всю жизнь был ее поборником…
– Если б только у меня были надежные доказательства, Артур мог бы прислушаться ко мне, – сказал Гвидион.
– Проклятье! Я уверен, что Артур и так обо всем знает. Но лишь от него зависит, закрывать на это глаза или вмешиваться… а он не желает слушать ни единого дурного слова о них, – сглотнув, Гавейн продолжил: – Ланселет – мой родич и мой друг. Но – черт тебя побери! – ты что же думаешь, я не пытался?
– И что же сказал Артур?
– Он сказал, что королева выше моих укоров и что она не делает ничего дурного. Он говорил очень любезно, но я могу поручиться: он знал, о чем я веду речь, и дал мне понять, чтобы я не вмешивался.
– А что, если мы привлечем его внимание к этому делу таким образом, что он уже не сможет закрыть глаза? – негромко, задумчиво произнес Гвидион, затем помахал рукой Ниниане. Ниниана в этот момент сидела у ног Артура и играла на арфе. Заметив жест Гвидиона, она учтиво испросила у Артура разрешения удалиться, затем подошла к Гвидиону.
– Госпожа моя, – спросил Гвидион, – правда ли, что она, – он едва заметно кивнул в сторону Гвенвифар, – часто отсылает своих женщин на всю ночь?
– Она этого не делала с того самого момента, как легион покинул Камелот, – негромко ответила Ниниана.
– Ну что ж, по крайней мере, мы знаем, что этой леди свойственна верность, – цинично произнес Гвидион, – и она не расточает свои милости направо и налево.
– Никто и не обвинял ее в обычном распутстве! – оборвал его Гарет. – А в их возрасте – они ведь оба старше тебя, Гвидион, – они уже никому не причинят особого вреда – я так полагаю.
– Нет, я серьезно говорю! – с не меньшим пылом откликнулся Гвидион. – Если Артур намерен оставаться Верховным королем…
– Ты хочешь сказать, – гневно произнес Гарет, – если тебе предстоит стать Верховным королем после него…
– А ты чего хочешь, брат? Ты что, думаешь, что я после смерти Артура отдам эту землю саксам?
Они сидели голова к голове и говорили яростным шепотом. Моргауза поняла, что они забыли не только о ее присутствии, но даже и о ее существовании.
– А что? Как я посмотрю, ты саксов любишь, – с яростной издевкой произнес Гарет. – Разве ты не был бы рад передать власть им, а?
– Нет, послушай! – в бешенстве воскликнул Гвидион, но Гарет снова схватил его за плечо и прикрикнул:
– Тебя так услышит весь двор, если ты не будешь говорить потише! Глянь – Артур смотрит на тебя. С того момента, как Ниниана подошла сюда, он только в эту сторону и смотрит! Быть может, не одному Артуру стоит присматривать за своей леди, или…
– Замолчи! – огрызнулся Гвидион, вырываясь из рук Гарета.
– Что я вижу? – окликнул их Артур. – Неужели мои верные кузены ссорятся между собой? Я не желаю видеть ссор в моих чертогах, родичи! Иди лучше к нам, Гавейн. Король Кеардиг спрашивает, не хочешь ли ты сыграть с ним в загадки.
Гавейн поднялся со своего места, но тут Гвидион негромко произнес:
– Вот загадка для тебя: если человек не заботится о своем достоянии, что делать тому, кто имеет в нем долю?
Гавейн размашисто зашагал прочь, сделав вид, будто ничего не услышал. Ниниана же, наклонившись к Гвидиону, сказала:
– Оставь пока этот разговор. Здесь чересчур много глаз и ушей. Ты уже посеял семена сомнений и раздумий. Теперь попробуй поговорить с другими рыцарями. Неужто ты думаешь, что никто, кроме тебя, не замечает… этого? – Ниниана едва заметно шевельнула локтем. Моргауза, взглянув в том направлении, увидела, что Гвенвифар и Ланселет положили на колени доску для какой-то игры и теперь склонились над нею; головы их почти соприкасались.
– Я думаю, здесь многие считают, что это задевает честь Камелота, – задумчиво произнесла Ниниана. – Тебе нужно лишь найти кого-нибудь менее… предубежденного, чем твои братья, Гвидион.
Но Гвидион гневно смотрел на Гарета.
– Ланселет! – пробормотал он себе под нос. – Вечно этот Ланселет!
И Моргауза, переведя взгляд с Гвидиона на своего младшего сына, вспомнила мальчишку, игравшего с ярко раскрашенным деревянным рыцарем и называвшего этого рыцаря Ланселетом.
А потом ей вспомнилось, как маленький Гвидион повсюду ходил за Гаретом, словно щенок за хозяином. "Гарет – его Ланселет, – подумала Моргауза. – Чем же все это закончится?" И на миг Моргану охватили дурные предчувствия, но их тут же заглушило злорадство. «Самое время заставить Ланселета ответить за все, что он натворил!» – подумала она.
Ниниана стояла на крепостной стене и смотрела вниз, на туманы, окружающие Камелот. Сзади послышались шаги, и Ниниана, не оборачиваясь, спросила:
– Гвидион, ты?
– Кто ж еще?
Он обнял Ниниану и прижал к себе, и женщина повернула голову, чтоб поцеловать его. Но Гвидион, не отпуская ее, спросил:
– Артур тоже целует тебя так?
Ниниана высвободилась из объятий Гвидиона и встала с ним лицом к лицу.
– Ты что, вздумал ревновать меня к королю? Ты же сам попросил меня войти к нему в доверие.
– Артур и без того владеет многим из того, что по праву принадлежит мне…
– Артур – христианин, и мне больше нечего к этому добавить, – отозвалась Ниниана, – а ты – мой возлюбленный. Но я – Ниниана Авалонская, и я ни перед кем не собираюсь отчитываться в своих делах – да, это мое дело, а не твое. Я – не римлянка, чтоб позволять мужчине указывать мне, как мне распоряжаться дарами Богини. А если тебе это не по нраву, Гвидион, я вернусь на Авалон.
Гвидион ухмыльнулся; Ниниана терпеть не могла этой его циничной улыбки.
– Если найдешь дорогу, – сказал он. – А ты можешь обнаружить, что теперь это стало не так-то просто.
