то и дело двигать грузы – я быстро пишу, а читаю еще быстрее. Иди сюда, к свету, девушка, расстели на столе… и держи этого строптивца покрепче. Да, вот так… Я не задержу тебя надолго.
Признаться, мне не очень-то нравилось служить чем-то вроде подставки для книг, но возражать было поздно. Тоже скверная моя черта: вечно тяну до последнего, надеясь, что все как-нибудь разрешится само собой, когда нужно сразу сказать решительное «нет».
Спасибо хоть на том, что, оказавшись напротив незнакомца, я наконец смогла рассмотреть его при дневном свете. Он не был красив. Даже странно, если он здесь для того, чтобы компрометировать девушек, лучше бы выбрали мужчину посимпатичнее. Хотя отталкивающей я его внешность бы не назвала. Лицо, как я и запомнила, – худое, с резко выдающимися скулами и подбородком, длинным и не очень ровным носом. Лисса непременно отметила бы аристократическую горбинку, но, по-моему, горбинка эта возникла вследствие перелома, как у моего второго брата. Непослушные, очень густые волосы – в солнечных лучах они казались бронзовыми – падали на высокий выпуклый лоб, и незнакомец время от времени нетерпеливым жестом заправлял пряди за ухо. Насчет ушей, к слову, ничего не могу сказать, я не настолько искушена, как младшая кузина, чтобы с одного взгляда понять, на чьем портрете уже видела такой изгиб раковины и длинную мочку… с продетой в нее серьгой. Невероятная вульгарность!
И одет он был… странно. Простая рубаха с широкими, присборенными на плечах рукавами, наверно льняная, с вышитой золотом тесьмой на воротнике, а поверх… По-моему, туника, а может, камзол без рукавов? Главное, на груди вышит был все тот же герб! Еще – широкий пояс с металлическими накладками, на нем кинжал в ножнах… Довольно узкие штаны, похоже из тонкой замши, заправлены в сапоги. Так даже охотники в глухомани не одеваются, хотя… определенное сходство прослеживалось. По-моему, такую одежду носили очень, очень давно, еще в те времена, когда не было никакого королевства, а только разрозненные маленькие государства…
Но чтобы знатный человек нарядился подобным образом не на какой-нибудь праздник, где можно представиться хоть оборванным нищим, хоть самим королем… Нет, немыслимо.
Он строчил с неимоверной быстротой и настолько необычным способом, что я невольно замешкалась и перестала разворачивать свиток.
– Ну же, в чем дело? – Он заметил мой взгляд и поднял руку с пером. На пальце сверкнул тяжелый золотой перстень, на запястье – чеканное обручье. – Это не колдовские заклинания, честное слово!
– Почему вы решили, что я решила… – Я запнулась, но все-таки закончила фразу: – Будто это колдовство?
– По глазам видно, – ответил он. – Девушки боятся колдовства, разве не так?
– Наверно… Но я просто хотела спросить, на каком языке вы пишете, – рискнула я. – Никогда не видела ничего подобного…
– Подержи свиток еще минуту, я закончу и расскажу, – попросил незнакомец, и его перо вновь отправилось в стремительный бег по листу желтоватой неровной бумаги.
«А бумага ли это?» – невольно задумалась я. Свиток был пергаментный, совершенно точно, я видела такие в дедушкиной библиотеке, но самой писать на таком материале мне не приходилось. Интересно, каково это? И почему незнакомец использует именно пергамент? А может, я выдумываю, и у него просто не очень хорошего качества бумага?
– Можно сворачивать, – сказал он, отбросив перо и посыпав свои записки песком. Так делал дедушка, хотя отец давно пользовался промокательной бумагой. – Оставь его на месте, хранитель уберет, когда явится.
Я послушалась. Очень хотелось убежать со всех ног, но теперь для этого мне пришлось бы обойти незнакомца, а он вряд ли позволит. Да и ведро не бросишь… Кажется, я поняла, что ощущают молоденькие служанки, когда их задерживают господа, в то время как хозяйка ждет исполнения приказа. Ужасно неприятное чувство: и ослушаться не можешь, и знаешь, что влетит за задержку, но деваться все равно некуда…
– Платок я тебе не верну, – неожиданно произнес он.
– Ничего страшного, у меня еще есть, – ответила я. – Он, должно быть, все равно погиб.
– Почему? Вовсе нет. Просто я не предполагал снова увидеть тебя, тем более в библиотеке. Не носить же мне его у сердца в надежде на случайную встречу?
Я не нашлась что ответить. Лисса непременно придумала бы какой-нибудь колкий или смешной ответ, но, увы, – я не сильна в словесных дуэлях. Вернее, в воображении я могу вести блестящие беседы с язвительными и остроумными собеседниками, ни в чем им не уступая, но наяву теряюсь и не могу сразу найти подходящие слова.
– А ваша рука… – выдавила я наконец, чтобы не молчать.
– Почти в порядке, – усмехнулся он, дотронувшись до плеча. – Конечно, щит мне не придется держать еще по меньшей мере неделю, но в том, к счастью, нет необходимости. Что до прочего… мой лекарь – настоящий кудесник.
– То есть чародей? – не удержалась я, вспомнив слова распорядителя.
– Конечно, – с удивлением посмотрел на меня мужчина. – Не думаешь же ты, что такая рана могла зажить сама собою меньше чем за двое суток? Меня недаром прозвали Железным, но я все-таки не герой древности: у них, рассказывают, даже отсеченные конечности отрастали после битвы!
– Что, даже головы? – не удержалась я, и он засмеялся, а потом сказал:
– В какой-то легенде героя разрубили на куски и разбросали их по всему свету, и все равно он ожил и натворил еще немало славных дел, так что не удивлюсь и такому повороту.
– Ни разу не видела чародея, – зачем-то сказала я.
– Неужели? Из какой же ты глуши, девушка?
– Вовсе не из глуши, – обиделась я. – До столицы меньше двух недель пути, и…
– И как же называется это дивное место, в котором никогда не видели чародеев? Даже деревенских?
– Гаррат, – ответила я, решив не обижаться.
Может быть, ему того и нужно? Попадется какая-нибудь неуравновешенная девушка, оскорбится, услышав насмешливые слова о родном гнезде, наденет ведро с грязной водой ему на голову и за скверное поведение отправится домой. Откуда мне знать, может, наша предводительница смеялась не с подругой, а с таким же… провокатором?
– Никогда не слышал, – нахмурился незнакомец. – В какой это стороне?
– К северо-западу отсюда, сударь.
– А! Тогда понимаю – в ваших дремучих лесах, должно быть, новых людей видят раз в год, какие уж тут чародеи…
Настала моя очередь удивляться: назвать окрестности Гаррата дремучими лесами мог, наверно, только житель пустыни! То есть леса там были, конечно, но отнюдь не глухие: отцовские лесничие следили за вверенными им угодьями. Конечно, далеко на западе лес делался непроходимым, но в те места никто не забредал без нужды, разве только самые отчаянные охотники
