Как-то утром Мишель зашла в контору и объявила Ремуйе, что собирается обговорить со своим опекуном (тот жил в Париже и нисколько не жаждал переселиться в Орийак) все необходимые меры к тому, чтобы впредь старший клерк мэтра Парнака заменил покойного хозяина. Антуан рассыпался в благодарностях, но девушка, махнув рукой, попросила Франсуа следовать за ней в бывший кабинет отца.
— Ну, Франсуа, — сказала она, закрыв за собой дверь, — решитесь вы наконец или нет?
— На что?
— Просить у меня руки, дурень этакий!
— Я не позволю вам разговаривать со мной таким тоном!
— Вы мой служащий, а потому я буду разговаривать с вами так, как мне заблагорассудится!
— Нет, честное слово, вы, кажется, воображаете, будто у нас до сих пор монархия! А была ведь и революция, мадемуазель, но вы, конечно, о ней позабыли?
— Плевать мне на нее!
— Ну раз так, я ухожу!
— А я вам запрещаю!
— Ха-ха!
— Ну что же, смейтесь, болван!
И она изо всех сил треснула Франсуа по физиономии. Из разбитого носа сразу хлынула кровь, а глаза наполнились слезами. От неожиданности и боли клерк сел на ковер, да так и застыл, не понимая толком, что с ним стряслось. Перепуганная Мишель опустилась рядом на колени.
— Ох, Франсуа, простите, — бормотала она, нежно гладя и утешая молодого человека, — я не хотела… Но это сильнее меня! Почему вы так упорно не желаете признаться, что любите меня?
— Не знаю… не знаю… — без всякого выражения прошептал еще не оправившийся от потрясения клерк.
— Так я вам скажу почему! Просто вы до идиотизма застенчивы!
— А?
— Но вам нечего бояться!
Глядя на окровавленный платок, Лепито вовсе не испытывал такой уверенности.
— Будьте умницей, Франсуа, скажите, что вы меня любите и хотите жениться!
Прежде чем ответить, Лепито встал.
— Не то что бы я не любил вас, Мишель, но, пожалуй, мои чувства не так глубоки, чтобы жениться.
— Ах, вы опять за старое!
— В конце-то концов свободный я человек или нет?
— Нет! Вы меня скомпрометировали и теперь обязаны жениться!
— Я? Я вас скомпрометировал?
— Разумеется! Неужели вы не помните, как я приходила к вам, собираясь покончить с собой в вашей комнате?
Подобное лицемерие так возмутило Франсуа, что он сперва остолбенел, а потом завопил что есть мочи:
— Лгунья! Подлая лгунья!
Не в силах снести обиду, Мишель закатила молодому человеку пощечину и тут же получила в ответ еще более увесистую оплеуху. Теперь уже она села на попку, но почти сразу вскочила, и между противниками завязалась отчаянная потасовка.
Агата первой услышала странные звуки, доносившиеся из кабинета покойного мэтра Парнака. Она на цыпочках подошла и, приоткрыв дверь, увидела такое зрелище, что, при всей своей невозмутимости, едва не закричала на весь дом. Поспешно закрыв дверь, кухарка опрометью кинулась в контору.
— Быстро! — завопила она, ворвавшись туда. — Бегите скорее! Мсье Лепито убивает нашу барышню!
На мгновение все оцепенели. Как и следовало ожидать, первым опомнился Ремуйе и побежал в кабинет нотариуса. За ним по пятам мчались Агата, задыхающийся от астмы Вермель и, наконец, мадемуазель Мулезан — последняя сидела без туфель и потому поотстала.
Влетев на поле боя, изумленные служащие увидели опрокинутую мебель, несколько разбитых ваз и безделушек. А среди всего этого невообразимого хаоса сидели рядышком держась за руки Франсуа и Мишель. Несмотря на сильно помятые физиономии, молодые люди нежно улыбались друг другу.
— Я всегда знала, что вы меня любите, — ворковала девушка.
— А я и не подозревал, до какой степени… — признался прижатый к стенке Франсуа.
Тут они заметили присутствие посторонних, и мадемуазель Парнак довольно сухо осведомилась:
— Что вы хотите?
Ремуйе, не в состоянии произнести ни слова, обвел красноречивым жестом разгромленный кабинет, и Мишель, поняв общее замешательство, любезно снизошла до объяснений:
— Франсуа попросил моей руки, и я дала согласие.
— Вот уж никогда не думала, что это происходит таким образом, — говорила по дороге в контору мадемуазель Мулезан Вермелю.
Вдова Шерминьяк услышала, что Франсуа возвращается насвистывая модный мотив. Это было настолько не в обычаях воспитанного молодого человека, что она вышла посмотреть, в чем дело. Клерк не стал ждать вопроса.
— У меня великолепная новость, мадам Шерминьяк! Я решил жениться.
— Да-а?
В это «да» Софи сложила всю нежность, все предположения и надежды, скрашивавшие ее тусклое существование.
— На мадемуазели Парнак.
— Да-а?
В этом «да» звучала вся горечь обманутых влюбленных с начала веков и до наших дней. Оставив Франсуа Лепито, Софи Шерминьяк удалилась к себе готовить липовый чай, должно быть надеясь утопить в нем собственные иллюзии.
1
Имеется в виду один из персонажей романа Р.Л.Стивенсона.
