и снова громкий треск, искры фонтаном в разные стороны. Руна вспыхнула ярко-оранжевым цветом. Тахон отбежал на несколько шагов, упал на землю лицом вниз и закрыл голову руками. Грохот прогремел на всю деревню словно гром в грозу. С испуга у кур повылезали перья, и они еще долго нервно кудахтали.
Гномы подошли к столу, ну как к столу, к тому что от него осталось. Топор лежал на земле в щепках от разбитого стола.
— Тахон, едрить колотить, это что было, — спросил Архид с взъерошенной головой, — ты чуть погреб не развалил.
— Не знаю, дедушка, — виноватым голосом ответил Тахон, — я не специально, наказывать будешь?
На самом деле Тахон где-то в глубине себя очень хотел, чтобы дед его наказал хотя бы раз, ведь всех мальчиков в деревне наказывали постоянно и они рассказывали ему как героически терпели непреодолимые муки крайне неприятных работ.
— С ума сошел? Наказать говорит, — Архид почесал затылок, — это дар, сынок, а за дар не наказывают. Только используй его на благие дела и никогда, слышишь, никогда не накладывай руны на оружие зла.
— А как различить, деда, добро от зла — спросил внук деда.
— А вот на это некоторым и жизни не хватает, чтоб распознать, — дед поднял топор и положил на большую наковальню, — понимаешь, зло всегда прикрывается хорошими делами.
Тахон подошел, погладил топор по рукояти, поднял одной рукой к небу и громко, стараясь сделать голос как можно грубей, произнес:
— Я нарекаю тебя, "Брок", — и тихо почти шепотом добавил, — как ты и просил.
Потом положил оружие на наковальню и спросил и у деда:
— Можно я нанесу рисунок на топор?
— Какой рисунок? Рисунок запросто, только не руну, топор может не выдержать и уж точно не такую какая уже нанесена — ответил старый кузнец.
— Да нет не руну, а знак, — сказал Тахон, — снится мне давно, уже несколько лет, точнее во сне мама, как мы гуляем, а я в белой рубахе на которой этот знак. Можно, деда? На память...
— Ну, приступай, начерти сначала шилом, как я, а потом обведем, — ответил одобрительно Архид и протянул внуку инструмент, — только не на этой щеке, где три руны, а на противоположенной, на всякий случай.
Тахон взял шило и принялся рисовать по памяти, долго задумывался, ковырял в носу, забывая что это шило, а не карандаш и продолжал рисовать дальше. Гномы устали ждать, Альма пошла готовить ужин, приказав строго-настрого, всем быть через час, взяла юного Номена за руку и сказала мальчику:
— Ну что? Как тебе квасок? Не болит голова? Ты не смотри на них, им как хряку надо корыто, чтоб нажраться.
Гурд с Архидом сели на крылечке и тихо беседовали о том, что увидели сегодня и что с этим делать.
Тахон нанес рисунок и приступил к пробиванию зубилом, подставив наковаленку под место знака, как дед учил. Не успев нанести завершающий удар, зубило отскочило от топора и пролетело над ухом гнома. Гром прогремел с такой силой, что рунный мастер отлетел к печи и ударился головой об каменную кладку. Крышу с погреба сорвало и она улетела к соседям, а в доме разбилось одно единственное окно. И только хряк в загоне даже глазом не моргнул.
Архид с Гурдом вскочили и подбежали к внуку, подняли его на руки и принесли в дом на кровать. Дедушка поставил котелок на угли в камине, налил в него немного воды и приготовил травы, которые ему собирает бабка Клавьета. Котелок моментально вскипел и гном высыпал туда весь кулечек не понятно чего.
— Клавьета говорила это как раз для таких случаев, — сказал дед другу, — неси чего нить холодное приложить к затылку, видишь шишка какая, ударился, ничего страшного. Тряпку намочи, полотенце вон на столе или холодного кваса принеси из погреба, спуск то вроде не завалило, стены стоят только крыша улетела. А лучше и то и другое.
Тахон очнулся, голова жутко болела. Дед напоил его горячим отваром, обмотал голову мокрым полотенцем и приложил к затылку металлическую кружку с ледяным напитком.
— Деда, как топор, его не разорвало? — спросил насторожено Тахон и положил руку на лоб, — это же получилась четвертая руна, а ты говорил больше трех нельзя.
— Не знаю внучок, я уже сам ни в чем не уверен, ты ломаешь все законы и устои нашего мира.
Дверь открылась, вошел Гурд с топором в руках, на котором светится четвертая руна ярко-оранжевым цветом. Три другие руны на противоположенной лопасти засветились еще ярче и даже та, что тускло горела синим поменяла цвет.
— Не знаю, какие свойства данной руны, знаю только одно, — нервно и тихо проговорил дед, — эта руна тебе приснилась и не раз, она работает и зарядила остальные три до отказа, является ли это ее предназначением? Может быть. А может она просто настолько сильна, что остальные руны от нее подзарядились. В любом случае топор нужно опробовать и выявить, но только аккуратно не навредив себе и окружающим.
— Вот как раз об окружающих, — в дом вошла Альма и громко хлопнула дверью, — там у калитки собрались соседи, спрашивают какое сегодня число, не день ли летающих крыш случайно? У них все окна тоже по вышибало.
— Разберемся, — ответил Гурд и достал увесистый мешочек с монетками, — пойду, выйду, переговорю с населением.
Альма подошла к кровати, сняла мокрое полотенце с головы парня, осмотрела шишку и сказала:
— Ничего, сынок, до свадьбы заживет.
— Хотелось бы, — ответил Тахон, он мог уже встать, но продолжал лежать, Альма гладила его рукой по голове, гному это нравилось, так делала мама когда был совсем еще маленький, — теть Альма, а что у нас сегодня на ужин? Наверное снова запеченые свиные ребрышки?
— Ну вообще каша с куриными колбасками, но для тебя ребрышек я поищу так уж и быть, — Альма улыбнулась и покосилась на дверь, — оставила Гурда побаловать, ну уж ладно тебе нужней сейчас.
Гурд вышел на улицу и огляделся по сторонам. У калитки стояли гномы и что-то бурно обсуждали. Старый воин подошел к ним, нащупал рукой мешочек с монетами на поясе, потом понял, что пришли одни мужички и отложил золотишко обратно.
— Приветствую вас порядочные гномы, — начал Гурд свое обращение,
