Мы остановились около небольшого здания, с надписью ГОМ-2.
— Это и есть тюрьма? — спросил я у милиционера.
— Это? — усмехнулся он. — Нет, это пока только участок. Мы тебя расспросим, зачем ты это сделал, как, какой у тебя был мотив…
— Какой, к черту, мотив?! — разозлился я. — Не было у меня никакого мотива! Я просто решил вечером пострелять людей, порезвиться, так сказать, размять кости…И вообще, везите меня сразу в тюрьму в камеру смертников!
— В камеру смертников? Э, парень, да у тебя, видимо, сдвиг по фазе…Такого психа нужно еще поискать, чтобы он хотел попасть в камеру смертников…
— Зачем искать? Вот он я! Давайте, везите меня в камеру смертников!
— Да, у него явно что-то не в порядке с головой… — переглянулись милиционеры.
— Да, да, я шизофреник, очень буйный и опасный шизофреник, — затряс я руками, — поэтому, прошу вас, поместите меня в камеру для смертников. Хотя бы до суда!
— До суда? — задумался один из них — ну, что ж, если ты так хочешь…я могу и договориться, — сказал задумчиво он. — Кстати, как твое имя?
— Симон. Симон Ужасный. Только, прошу вас, отвезите меня поскорее в камеру смертников!
— Ха! — усмехнулся тот. — Ну, как хочешь. Но только до суда. Боюсь, что просидишь ты тут, максимум, пару месяцев.
— Почему это? — удивился я. — Я ведь его…Его убил! Выстрелил прямо в сердце!
— Да, парень, с меткостью у тебя, видимо, не все в порядке, — зацыкал другой милиционер. — Ты его ранил в руку, и он потерял сознание. Я сам его осмотрел и спросил у врачей. Но, если ты хочешь, мы можем тебя посадить в камеру для смертников, прямо сегодня.
— Он, правда, не умер? — радостно спросил я.
— Да, да, — подтвердил он. — Ладно, гони в камеру для смертников, Миха, — снова усмехнулся тот.
Машина тронулась с места и выехала на дорогу. Я засветился от радости. Нет, я не убил этого человека. Ха! Немудрено! Целился ведь я с закрытыми глазами.
«Он жив…Я его не убил…Больше никогда не возьму в руки оружие! Никогда!» Но я ошибался…
— Ну, мазохист, выходи, — ухмыльнулся милиционер.
— Спасибо, — улыбнулся я.
— Да ладно, всегда готовы помочь гражданам Российской Федерации.
Он вышел из машины, открыл мою дверь и сказал:
— Выходи.
Я, вытянув руки в наручниках перед собой, вышел из машины.
Вдруг, налетел сильный порыв ветра, и, едва не сбив меня с ног, бросил мне в лицо какую-то бумажку. Я быстро схватил ее руками и посмотрел на содержание.
На нем был нарисован рисунок: вампир, пятящийся к стене, а на него идет огромный громила — человек, слегка, как бы это выразиться, необычного вида. А сверху написано кровью: «Девятое июля»
— Что там такое? — подошел ко мне милиционер.
— Да так, — успел убрать лист я, и отбросил в сторону. Тут же набежал сильный ветер и унес его с собой. — Ничего. Чепуха какая-то.
Милиционер показал мне жестом на темное невысокое здание, и я пошел к нему.
— А ты чудак, парень, — сказал он, когда мы уже поднимались по старым ступенькам. — Лучше бы не маялся дурью, и поехал в отделение. Тут, могу тебя заверить, ужасно кормят!
— А я все равно есть не буду, — отмахнулся я.
— Как это? — удивился тот. — Голодать, что ли, будешь?
— Примерно, так.
— Ну, дело, конечно, твое…
Милиционер открыл дверь, и мы зашли в плохо освещенное, темное помещение. За столом, видимо, на вахте, сидел какой-то черноволосый кареглазый человек, и читал книгу.
— Здравствуй, Федор, — подошел работник милиции к нему.
— А, Яким Степаныч! — оторвал вахтер глаза от книги. — Давно вас, что-то, не было, — заметил он, и посмотрел на меня.
— Да все, как-то, понимаешь, недосуг. Слушай, ты не мог бы выполнить мою просьбу?
— Что такое?
— Да, понимаешь, этот парень хочет посидеть в камере для смертников, — он указал на меня.
— А что он сделал?
— Ха! Ты не поверишь, но он только ранил человека в руку.
— ???
— Ну, Федор, человеку захотелось немного разнообразить свою скучную жизнь! Устрой его в какой-нибудь камере, а? До суда.
— Ну, что ж…Я даже не знаю… — он привстал, что-то прошептал Якиму на ухо.
— Нет, нет! Что ты! По-моему, он совершенно вменяем…
— Ну…Странное у тебя, какое-то, желание…
— Федор…
— Ладно, ладно, ладно! Пойдем со мной. — Он поднялся со стула и кивнул головой в сторону, противоположную от меня.
Я пошел за ним. Через некоторое время мы оказались в темном коридоре, освещаемом лишь одной лампочкой. Я испуганно смотрел на железные зеленые двери, из которых доносились немного странные звуки, которые не предвещали ничего хорошего…Абсолютно ничего хорошего.
— Ну вот, — мой проводник указал на огромную дверь с номером «7». — Вот и твоя камера.
Он достал из кармана тяжелую связку ключей, и с тяжелым грохотом открыл дверь.
Из скудной камеры показалась голова типичного безжалостного головореза.
Он был одет в синий спортивный костюм и белую грязную майку. Все остальное его тело, даже бритую голову, покрывали беспросветные татуировки…
Я тяжело сглотнул, посмотрев на его злобный оскал. Два золотых передних зуба блеснули в тусклом свете лампочки.
— З-здрасте… — сказал я.
— Это что, мой новый сосед? — пробасил человек. — Очередной…
Почему-то мне не очень понравилось то, как он сказал это слово…
— П-почему, очередной? — поинтересовался я.
— Были еще два, но… — он залился идиотским смехом.
— Понятно, — прошептал я.
— Но их уже расстреляли, — пробасил он, и засмеялся еще пуще.
«Хотя бы, так» — подумал я.
— Ладно, заходи, парень, — сказал вахтер.
Я несмелым шагом прошел в камеру, и за мной задвинулся тяжелый железный замок.
Глава 5. Удар судьбы
— За что сидишь? — даже не представившись, начал беседу мой новый сосед.
— Ну…Вы будете смеяться, но за то, что ранил человека в руку…
— Я так и знал!
— Что, «так и знали»? — все еще стоя рядом с дверями, спросил я.
— Так и знал, что этот подлый судья снова посадил ни в чем не повинного человека!
— Нет, нет, вы не поняли…Я сам сел.
— Сам? Во, дурак! Тебя ж убьют! — ухмыльнулся головорез.
— Нет, я тут только до суда…М-м-м…Вы не возражаете, если я пройду?
— Проходи, — прыснул уголовник.
Я прошел вперед и сел на нары, рядом со столом.
— А вы здесь, простите, за что? — поинтересовался я у соседа.
— Ну, да так…Ограбил банк, убил там двадцать с чем-то человек. Да и еще когда убегал, пристрелил пару милиционеров…Оказал сопротивление при аресте…
Я тяжело сглотнул. Да, такому выстрелить в человека — раз плюнуть!
— Потом убил свою жену…М-да…сорок семь ножевых ранений…детей…Да, были у меня дети…Мальчик и девочка…Ну, я их из пушки…
— И, простите, вам…вас после этого совесть не мучила?
— Что? — опомнился тот. — Какая, к черту, совесть? Ты что, думаешь, что я просто кровожадное чудовище? — он чуть привстал с нар. — Что, думаешь, один такой, чистоплюйка?
— Нет, нет, что вы…Я совсем не то…
— Думаешь, мы не достойны хорошей жизнь, мы, убийцы? А откуда ты знаешь, может, это у меня нервы сдали? Может, я и не виноват совсем, что убил эту женщину! — он начал надвигаться на меня. — Да, вы все, все против нас!
Я начал отходить к стене.
— Все! Никому нет до нас дела! Мы отбросы общества! Мы — никто в этом мире!
— П-постойте…Что вы…Что вы собираетесь… — я продолжал пятиться к стене, но, вдруг, почувствовал, что дальше двигаться некуда, позади меня лишь холодная, обнадеживающая поверхность.
— Все вы против нас! — закричал уголовник, и в упор подошел ко мне.
— Эй! Эй! Кто — нибудь! — начал бить ногами в дверь я.
— Как я вас всех ненавижу! — закричал он, и, размахнувшись посильнее кулаком, заехал мне по носу.
— Ай, черт! — простонал я и съехал вниз по стене, держась за разбитый нос.
По руке потекла синяя кровь. Все тело пронзила страшная, невыносимая боль.
— Что за…чертовщина… — ахнул бугай, зачарованно смотря на мой нос. — У него голубая кровь!
Вдруг раздался грохот открываемой двери, и в камеру вошел вахтер, Федор.
— Что тут происходит?! — метнул он взгляд на моего соседа, а потом на меня. Благо, я уже успел полностью закрыть свой нос обеими ладонями.
— Ну, ладно, Петр, мне надоели твои грязные, подлые выходки! — рассвирепел Федор, и крикнул: — Охрана!
Через несколько секунд в камеру подоспел растерянного вида человек в форме, и начал оправдываться:
— Я…я…Федр, Михайлович! Я ведь не слышал…Я…
— Ты спал, Иннокентий! Быстро выведи этого…этого…Он мне уже глаза намозолил!
— Есть! — встрепенулся охранник, и, со словами «Пошел!», вывел Петра в коридор.
