Но как спросить Антона хоть о чем-нибудь? Этого Юля не могла себе представить... И только окончательно убедилась: в библиотеке он появился сегодня не случайно!
* * *
...Разговаривать с Горвичем о Тонечке было совершенно невозможно — при малейшем намеке на эту тему в его эманации возникала просто непреодолимая стена! Юля изнывала: что же делать?! Поговорить с прислугой? Но это мгновенно дойдет до графа, и неизвестно, как он прореагирует. Однако события опередили ее намерения...
Как-то вечером, когда она нежилась — а точнее говоря, просто грелась — в ванне, прикидывая, как бы побыстрее выскочить из нее и одеться, не успев снова замерзнуть. За несколько дней в гостях у Горвича Юля поняла, что предпочла бы любому замку даже пещеру, только бы пещера была теплая!
Внезапно приоткрылась дверь...
— Жень, ты? — спросила Юля, но ответа не было.
Юля перепугалась. Инстинктивно она вскочила, ухватившись за какую-то трубу и прикрываясь халатом. «Черт возьми, — вдруг поняла она. — Здесь же бесполезно кричать: никто не услышит.» Она не знала, кого ожидает увидеть: сладострастного наглеца или полусгнившего зомби. И то, и другое, казалось, было возможно...
Но вместо предполагаемых ужасов в ванной комнате появилась симпатичная женщина примерно одного возраста с Юлей.
— Не... бойтесь, — с жутким акцентом произнесла она, смущенно глядя на испуганную Юлю. — Я...
Словарный запас подвел неожиданную гостью, она беспомощно пошевелила губами, и перешла на родной язык. Поначалу Юля с трудом понимала ее, но вскоре они обе приспособились. Ирина — так звали визитершу — стала говорить медленнее, а Юля постепенно привыкала к ее манере.
— Я хотела поговорить с вами наедине, — третий раз повторила Ирина. — Поэтому позволила себе ворваться без предупреждения. Простите!
Юля не сердилась на нее: когда инцидент исчерпался столь безобидно, ситуация казалась даже смешной. «Но неужели, — подумала она вдруг, — в таком большом замке негде поговорить наедине, кроме как в ванной?» Ей невольно вспомнился Антон... с его пронизывающим взглядом и способностью неожиданно появляться. «Гоблин противный», — сердито проворчала она, торопливо одеваясь. Потом повернулась к Ирине:
— Так о чем вы хотели поговорить?
Она изо всех сил пыталась почувствовать эманацию Ирины. «Буря эмоций на фоне решительности, неопределенные мысли... и четкий образ Горвича.»
— А муж ваш летчик? — задала Ирина обязательный «светский вопрос».
— Кто?
«Боже, какое счастье, что когда думают образами, то язык для всех один! Но что она про Женьку спросила?»
— Ну, пилот? — поняла юлино лингвистическое затруднение собеседница.
— Нет. Но здесь его точно все запомнят, как пилота!
— Графа он восхитил.
— Я рада.
«Кто же эта женщина? — думала Юля. — На прислугу не похожа... Любовница Горвича? Может быть! Держится уверенно. Думает о нем. Да, вероятно... Но что ей от меня надо?»
— Вы видели портрет в галерее? — неожиданно спросила Ирина.
«Ясный образ Тонечки. Но черты искажены. Красиво звучит: черты, искаженные ненавистью, но ненавистью чужой. Ирина не любит Тонечку и, думая о ней, подсознательно подчеркивает в ней все неприятное. Но за что она так? Ведь Тонечки уже давно нет, и непохоже, чтобы Горвич безутешно тосковал по ней... Или я чего-то не понимаю?»
— О каком портрете вы говорите? — на всякий случай переспросила Юля.
— Жены графа.
— Видела. Странная женщина... — слово «странный» может выражать, что угодно, и Юля предоставила Ирине самой истолковывать его. — Она ведь умерла, не так ли?
— Если бы!
«О чем она?! Черт возьми!.. Но эманация не имеет отношения к мистике, это точно...»
— Что вы имеете ввиду? Граф сказал, что она умерла... или? Какая-то ошибка?
— Не мог же он сказать правду!
— Но...
Эманация Ирины выдала яркий всплеск оранжево-желтой решительности. «Кратер, — вспомнила Юля название ауральной модели. — Вулкан... Да, выразительно!»
— Как раз о жене графа я и хотела поговорить с вами, — твердо сказала Ирина. — Я надеюсь, вы сохраните наш разговор в тайне.
«Впрочем, не так уж она боится, если и не сохраню, — поняла Юля. — Да, похоже с этой женщиной граф снова нашел подувядшую в нем с годами смелость. Рада за него!»
— Я хотела спросить, — продолжила кандидатка в графини, — не имеете ли вы отношения к вашей полиции или частному сыску?
Юля поняла: зачем-то Ирине требуется разыскать пропавшую Тонечку. О ее смерти здесь еще не известно! Но зачем это?
— Вы что, не знаете законов? Впрочем, естественно! — Ирина тряхнула волосами. — Пропавших без вести признают мертвыми через десять лет. Десять лет! Еще четыре года ждать, вы можете себе представить? Ну какая же она дрянь: если она все равно решила его бросить, то почему бы ей... Ах, да что говорить!
— Всякое бывает в жизни... Но почему граф не искал ее?
— Еще не хватало, позор на всю страну! И так об этих местах дурная слава!
— Вы, я вижу, очень любите эти места...
— А вы тоже очень любите вертолеты?! Или по другой причине сопровождаете вашего мужа?
Юля расхохоталась: нет, у Горвича хороший вкус!
— Вы не могли бы, — просительным тоном произнесла Ирина, — там, у себя...
— Что? Узнать что-нибудь о... ней?
— Да. Обратиться в полицию или... я не знаю...
— Боюсь, что это будет бесполезно. Если она скрывается — то как ее найдешь? Если она погибла, и при ней не было документов — то как это узнать спустя столько времени?
— Значит, все безнадежно, — поникла Ирина.
— Я пойду, — поднялась Юля.
Она устала от разговора с Ириной, и ей почему-то было стыдно перед ней. Надо узнать у Евгения, нельзя ли тут как-нибудь помочь?
* * *
Вечером Юля пересказала Евгению свой разговор с Ириной.
— Значит, кандидатка в заместители Тонечки? — насмешливо поинтересовался тот. — Бедная! Она что, не знала, что он не может на ней жениться?
— Вначале, наверное, не знала... К тому же, она его любит! — Юлю рассердил цинизм Евгения. — Но формальности для них тоже очень важны... почему это тебя удивляет?! Лучше скажи, нельзя ли тут как-нибудь помочь?
— Можно в принципе, — Евгений пожал плечами. — Но все-таки объяснения, почему Горвич не разыскивал Тонечку, не кажутся мне убедительными! И по-прежнему непонятно, почему она поехала одна...
— А если она и вправду от него убежала?
— Да какая ерунда! Что он, идиот? Если к тому времени у них были такие отношения, что это было возможно, он просто не отпустил бы ее — вот именно по этой причине. Или развелся бы с ней...
— А разводы здесь не запрещены?
— Разрешены... с католическим скрипом, правда, но это не важно... Нет, она собиралась вернуться, что-то произошло уже потом, там, у нас. И я, в общем, понимаю, что именно!
— ???
— Проснулся ее дар. Она осознала себя эспером. И после этого она уже не могла думать о возвращении, настолько все для нее изменилось. Получить развод она не могла... В любом случае, процесс занял бы несколько месяцев, а ты представляешь себе, что такое несколько месяцев здесь?! Для эсперки?! Нет, она не презирала Горвича, он просто стал ей чужим...
Юля, замерев, смотрела на Евгения: его лицо светилось вдохновением, взгляд был радостный, но вместе с тем какой-то отрешенный — Евгений рассказывал так, как будто видел перед собой все, что описывал! Так мог рассказывать Дэн, так иногда рассказывала Тонечка...
...Можно ли знать то, чему не был свидетелем? Юля-то понимала, что можно, но она боялась, что Евгений сам испугается своих впечатлений, и потеряет это открывшееся вдруг зрение.
— Ей привычны были трудности, ее не пугало одиночество... Она всегда была осторожной и скрытной, и поэтому смогла работать уборщицей в кафе и жить по чужому паспорту. Она играла в гадалку, и ее боялись... и это развлекало ее. Но она еще не очень верила в себя. И ей становилось иногда стыдно перед Горвичем, но все меньше и меньше. А потом был «Лотос», а потом был Сэм, которого она полюбила и за то, что он был «оттуда». Но даже ему она не рассказывала о себе! А потом было это открытие, которое надо было сделать, но она не знала, что все произойдет так... Но она не отравилась! Это не было насилие над собой, это было что-то другое... что?!
Юля почувствовала, что Евгений почти в трансе. То, что он переживал, было для него слишком ново. Он действительно видел то, чего не никогда знал — Юля перехватывала яркие образы, целые сцены! Но перегрузки психики опасны, и она прервала «сеанс ясновидения», несколько раз сильно встряхнув Евгения за плечи.
— Что это было?! — вернулся он в действительность.
— Ты что, — осторожно спросила Юля, — не помнишь, что говорил?
— Помню, но... Что-то странное... Какое-то... Какое-то вдохновение! Да, действительно, чудное место...
Евгений быстро успокаивался... все-таки сказывался сильный характер. Но чувствовалось, что он совершенно вымотан. Несмотря на это Юля не удержалась-таки от вопроса:
