— Зачем вообще было ему писать? — озадачился Трой.
— Когда Джеральд стал возражать против кандидатуры Дженнингса, Брайан уперся, как истинный левый, сказал, что напишет Дженнингсу сам. Я думаю, Джеральд решил, что если возьмет это на себя, то сможет, по крайней мере, контролировать процесс.
— Вы не помните, кто первый предложил пригласить мистера Дженнингса?
— Боюсь, что нет.
— У вас не сложилось ощущения, что Хедли испытывал страх перед этой встречей?
Рекс поморщился, как от боли.
— Очень соблазнительно, не правда ли, строить мудрые предположения постфактум? Махать кулаками после драки… Честно говоря, хоть он и был явно встревожен, такого сильного слова, как «страх», я бы не употребил.
— Ну а потом, на протяжении вечера, не складывалось впечатления, что он боится?
— Пожалуй, нет. Он был спокоен и очень замкнут, погружен в себя. Должен сказать, Макс оказался на редкость приятным, дружелюбным человеком. Не знаю… Наверно, он мог сказать что-нибудь такое, что понял только Джеральд… Что-то неприятное для него…
— Вы сказали, что вас выставили. Почему вы так уверены, что это именно Дженнингс закрыл дверь на задвижку?
— Потому что Джеральд просто не успел бы дойти до двери. Он был в дальнем конце прихожей.
— И тогда вы пошли домой?
— Да, — прошептал Рекс, повесив свою одуванчиковую голову.
— Сколько было времени?
— Боюсь, я не заметил. Но зато я знаю, во сколько вернулся туда. В пять минут первого. Вот тогда я и увидел Брайана, ну то есть мистера Клэптона.
— Вот как!
— Он возвращался из деревни.
— Вы уверены, мистер Сент-Джон? — встрепенулся сержант Трой. — Вы уверены, что он шел именно оттуда, а не с прогулки по Зеленому лугу?
— Совершенно уверен. Потом я зашел за дом…
— И там почувствовали, что кто-то за вами наблюдает?
— Кто-то прятался за деревьями на краю леса. У меня возникло такое противное чувство, такой, знаете, холодок, ползущий по спине. Было темно. Я испугался и… покинул свой пост. Дезертировал.
— Не стоит судить себя так строго, мистер Сент-Джон, — посоветовал Барнаби, прекрасно зная, что напрасно сотрясает воздух.
— Но испугаться, как… как баба…
«Как баба, — хмыкнул про себя Трой. — Столкнулся бы он с кое-какими из баб, которые мне попадались. Они бы его с кашей съели».
— Как вы думаете, почему мистер Хедли именно вас попросил о помощи в этом деле? — спросил сержант.
— Затрудняюсь ответить. — Краска стыда проступила на все еще мокрых от слез щеках Рекса, когда он вспомнил то возбуждение и радостное любопытство, которые охватили его, когда Джеральд ушел.
— Значит, между вами не водилось особенной дружбы?
— Мне кажется, у Джеральда не было близких друзей. У меня их тоже нет, то есть теперь нет… Все они пали жертвами безжалостного времени. Я пригласил его как-то, когда он только что переехал сюда. Это было в восемьдесят третьем. В тот самый год, когда смертник взорвал себя возле американского посольства в Ливане. Просто визит вежливости. Он пришел и был вежлив, корректен, но ничего из этого не вышло. Думаю, я показался ему скучным, с моими военными играми.
— А он что-нибудь рассказывал о своем прошлом?
— Пожалуй, нет. Сказал, что он вдовец и сюда переехал, потому что не мог больше жить там, где умерла его жена.
— Он не сказал, где это было?
— Кажется, где-то в Кенте. Он рано вышел в отставку с государственной службы.
— Есть предположения, на каком поприще он мог подвизаться? Или где?
— Мне показалось, это было министерство земледелия и рыбного хозяйства. Не знаю, как это сейчас правильно называется. По-видимому, он ездил на службу в Лондон, поскольку жаловался, что дорога сильно его выматывала.
— Вы не знаете, когда умерла его жена?
— Непосредственно перед тем, как он переехал сюда, то есть получается, девять… нет, десять лет назад.
— А не знаете, вступал ли мистер Хедли в отношения с тех пор?
— Отношения? — Рекс был сбит с толку.
— Роман, — пояснил Трой. Вот старый хрен. Видно, за давностью лет уже позабыл, что это такое — отношения с женщиной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— О, я уверен, что нет. Хотя…
Разговор был прерван яростным царапаньем. В дверь скреблись так громко, что оба полицейских живо представили себе, как острые когти расщепляют дерево.
— Это Монкальм. Допил свой чай. — Барнаби представил себе комичную картинку: собака, с салфеткой на шее, восседает на стуле и деликатно ухватывает с блюда сэндвичи с огурцом. — Придется впустить его.
— Мы почти закончили, мистер Сент-Джон.
— Видите ли, он не любит… — Рекс не договорил, застыл и прислушался.
Снаружи стало тихо. Похоже, Монкальм ушел. Но не тут-то было. После недолгой паузы они услышали, что пес возвращается — галопом. Раздался мощный треск, и дверь содрогнулась от удара.
Рекс пробормотал «простите», встал и впустил пса, сначала благоразумно прикрыв ящик с угощением. Животное пару раз обежало комнату, радостно виляя хвостом, который смахнул со стола несколько солдатиков. Потом залезло на кресло, втиснувшись рядом с хозяином, улеглось у него на коленях и прислонило огромную голову к его щеке.
— Мы говорили о… — Барнаби смешался и осекся. Получалось, что он беседует с парой ног в брюках, пятью футами нахальной, серой, лохматой собаки и двумя умными, заинтересованными… лицами. Опрашивает некое мифическое существо.
— Мы говорили о близких отношениях, — пришел на выручку сержант Трой, — и мне показалось, что вы изменили свое первоначальное суждение, мистер Сент-Джон.
— Разве?
— Вы сказали «хотя», — напомнил Рексу старший инспектор. — «Хотя» что?
Барнаби взмолился, чтобы Господь дал ему терпения. Трой подмигнул псу. Тот разинул огромную пасть в мощном зевке, показав ярко-красный от только что сглоданной мозговой косточки язык и острые зубы.
— Ах да! — вспомнил Рекс. — Мне стало казаться, что Лора к нему воспылала.
— У вас были основания так думать?
Пока Барнаби задавал этот вопрос, сержант насладился словом «воспылала» и поклялся использовать его в беседе с сослуживицей, констеблем Брирли.
— Просто она все время смотрела на него, — пояснил Рекс, — с таким выражением… Так смотрит Монкальм, когда я открываю пакет собачьего корма.
Они поговорили еще немного, но Рекс больше ничего интересного не сказал. Барнаби поблагодарил его и попросил зайти в опорный пункт или, послезавтра, в полицейский участок и оставить свои отпечатки пальцев. Услышав об этом, Рекс несколько оживился, ведь визит в полицию — какое-никакое, а развлечение. Его можно предвкушать. Бедняга.
— Да, старость, — вздохнул Барнаби по дороге к машине.
— Он в порядке, — парировал Трой. — У него есть солдатики. И медали. Не говоря уж о шикарных орехах.
— Что, черт возьми, у него за пес?
— Ирландский волкодав.
— Неплохой из него коврик бы получился.
Обмениваясь репликами, они пересекли Зеленый луг, оранжевый в свете натриевых фонарей, и зашли в передвижной пункт. Внутри было уютно, пахло свежесваренным кофе. Опрашивали пару средних лет, наверно последнюю из многих сегодня.
Барнаби позвонил в отделение полиции Амершема, попросил поискать в списке избирателей адрес Макса Дженнингса и, ожидая ответного звонка, прихлебывал горячий напиток. Перезвонили через десять минут.
— Беда в том, — изрек сержант Трой, перед тем как свернуть на шоссе А-413, — что, когда случается убийство, люди описывают все совсем иначе, чем при иных обстоятельствах.
— Вы имеете в виду то, как они отзываются о жертве?
— Это тоже. Но и свои собственные ощущения. Возьмите хоть Сент-Джона. Вот он топчется на заднем дворе у дома Хедли, наблюдает. Теперь он говорит, что кто-то из леса наблюдал и за ним. Но чувствовал ли он это тогда?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Возможно, он старается себя в этом убедить, — согласился старший инспектор, — чтобы оправдать свое поведение — ведь он смылся.
— Шансов доказать обратное немного, учитывая дождь и то, что следы уже все затоптали.
