В центре манежа соорудили небольшой загон шириной футов в тридцать – там и работали Том с Римроком. Струйки пота размывали пыль на лице Тома, и он время от времени утирал его рукавом выцветшей синей рубашки на кнопках. Ноги в кожаных штанах, которые он натянул поверх джинсов, прямо-таки раскалились. Том уже пропустил одиннадцать жеребят и теперь работал с двенадцатым чистопородным вороным жеребчиком.
Перед осмотром Том обычно беседовал с хозяином, чтобы узнать то, что он называл «лошадиной историей». Объезжали его уже? Не возникало ли каких-то особых проблем? Вообще-то они были всегда, но чаще всего он узнавал о них от самого коня, а не от его владельца.
Именно так обстояло дело с этим жеребцом. По словам хозяйки, у него была дурная привычка взбрыкивать, и еще он неохотно двигался с места. Она утверждала, что он ленив и капризен. Но сейчас, когда Том видел его бегущим по кругу за Римроком, складывалось совсем другое впечатление. Том постоянно сопровождал то, что происходило на манеже, комментариями в микрофон, чтобы зрители понимали, что происходит. При этом Том старался не выставлять хозяев круглыми дураками.
– А вот здесь мы видим совсем другой случай, – начал Том. – Всегда интересно выслушать и другую сторону. Будь конь ленивым или капризным, он бы сейчас подергивал хвостом и скорее всего прядал ушами. Нет, это не капризный конь, это испуганный конь. Только взгляните, как он весь напрягся.
Хозяйка, следившая за происходящим из-за изгороди, кивнула. Том заставил Римрока перейти на аккуратный мелкий шаг, чтобы ни на мгновение не упускать из виду «пациента».
– Вы видите, он все время норовит повернуться ко мне задом? Кажется, я понимаю, почему ему не хочется трогаться с места – он боится, что ему за это достанется.
– Он с трудом меняет побежки, – сказала женщина. – Понимаете? Ну, когда надо, к примеру, перейти с рыси на шаг.
На это Том много чего мог сказать, но вовремя прикусил язык.
– Ну, – протянул он, – это не совсем то, что я вижу. Возможно, вы приказываете ему перейти на шаг, а тело ваше говорит ему совсем другое. Вы сопровождаете ваше требование слишком многими условиями. Говорите «Пошел!» и одновременно «Погоди!». Или: «Вперед, но не так быстро!» Он постоянно чувствует противоречие в командах, которые вы подаете голосом, и в тех, которые он ощущает. Вы даете ему пинка, побуждая ехать?
– Иначе он просто с места не тронется.
– А когда вам кажется, что он бежит слишком быстро, вы его резко осаживаете?
– Ну да. Иногда.
– Ага. Иногда. И вот тогда он взбрыкивает?
Женщина кивнула.
Том замолчал. Женщина поняла, куда он клонит, и явно приготовилась защищаться. Держалась она с достоинством и даже несколько высокомерно – важная персона, не иначе. Накрашена, как Барбара Стенвик, и вообще выглядит классно. Одна ее шляпа стоит не меньше трехсот долларов. А сколько она уплатила за коня, трудно даже представить! Теперь Тому нужно было сосредоточить внимание жеребца на своих действиях. Держа в руках свернутую кольцом шестидесятифутовую веревку, он бросил ее так, что веревка, чуть распустившись, легонько ударила коня по боку, заставив его пойти шагом. Потом, потянув веревку на себя, Том снова собрал ее в кольцо. Затем снова швырнул. Он повторял броски вновь и вновь, побуждая коня то бежать рысью, то переходить на шаг, искусно манипулируя скоростью его бега.
– Я пытаюсь добиться идеального послушания, – пояснил Том. – Он уже понимает, что от него требуется. Видите? Уже не такой напряженный, как вначале. Если вы будете продолжать в том же духе и не станете повторять прежних ошибок, вы без труда сможете управлять им.
Как же, подумал он, сможет она! После дождичка в четверг. Увезет эта кукла бедолагу-коня домой, и начнется все то же самое, – и вся его работа насмарку. Мысль эта, как обычно, подстегнула Тома к дальнейшим действиям. Если он как следует постарается и выложится до конца, то, возможно, все же сумеет уберечь несчастного коня от глупости и боязливости хозяйки. Жеребец уже великолепно менял побежки, теперь нужно заставить его бежать в другую сторону – и снова закрепить переходы из одного аллюра в другой.
Эта работа заняла почти час. Жеребец обливался потом, но, когда Том отпустил его на волю, на морде его отразилось разочарование.
– Он готов весь день забавляться, – сказал Том. – Эй, послушайте, мистер, дайте мне передохнуть. – Зрители засмеялись. – Отличный конь и будет вас слушаться – только не одергивайте его постоянно. – Он взглянул на хозяйку. Та кивнула и даже попыталась улыбнуться, но Том видел, как глубоко она уязвлена. Ему вдруг стало ее жаль. Он направил Римрока к тому месту, где стояла женщина, и, отключив микрофон, чтобы никто их не слышал, стал мягко объяснять:
– Все упирается в инстинкт самосохранения. У этих животных такое любящее сердце, что больше всего на свете они хотят хорошенько вам угодить, угадать ваше желание. Но когда одна просьба или один приказ накладывается на другой, они не знают, как быть, теряют голову и пытаются заранее спасти себя от вашего гнева.
Некоторое время Том смотрел на нее сверху вниз, а потом с улыбкой прибавил:
– Теперь идите и седлайте его – убедитесь во всем сами.
Женщина еле сдерживала слезы. Она перелезла через слеги и пошла к коню, который внимательно за ней следил. Он разрешил хозяйке приблизиться и потрепать себя по холке. Том наблюдал за сценой.
– Вы можете начать все сызнова – лошади не злопамятны. Бог не создавал существа добрее.
Женщина увела коня, а Том направил Римрока в середину манежа и, остановившись там, выдержал паузу. Сняв шляпу и утирая пот, он бросил взгляд на небо. Хищные птицы все еще кружили там. Как печальны их крики, подумал Том. Нахлобучив шляпу, он снова включил микрофон.
– Ну что ж, друзья. Кто следующий?
Следующим шел тот парень из Лос-Анджелеса с осликом.
3
Прошло уже более ста лет с того времени, как прадедушка и прабабушка Тома – Джозеф и Элис Букер – проделали неимоверно тяжелое путешествие на Запад, в Монтану, соблазненные, как и прочие переселенцы, возможностью получить там землю.
Это путешествие стоило жизни двум их детям – один ребенок умер от скарлатины, другой утонул, но они добрались-таки до реки Кларк-Форк и здесь отхватили сто шестьдесят акров плодородной земли.
Когда родился Том, ранчо разрослось до двадцати тысяч акров. То, что оно процветало, несмотря на жесточайшие засухи, наводнения и разбойничьи налеты, было целиком заслугой деда Тома, которого звали Джоном. И он же в конечном счете разрушил ранчо, и в этом была своя логика.
У Джона Букера, человека необыкновенной физической силы и еще большей доброты, было два сына. Дом, который давно уже сменил бывшую просмоленную лачугу, стоял у подножия скалистого обрыва, где мальчишки любили играть в прятки и подыскивали подходящие наконечники для стрел. С вершины была видна речка, вьющаяся полукругом, словно ров с водой вокруг средневекового замка, а вдали темнели заснеженные пики гор Прайор и Биртуф. Мальчишки любили сидеть рядышком на скале и молча смотреть вдаль – туда, где простиралась отцовская земля. Для младшего то, что он видел, было всем его миром. Дэниел, отец Тома, любил ранчо всем сердцем, и если мысли его иногда уносились за пределы родной земли, то, возвращаясь, только усиливали его горячую привязанность к родовому гнезду. Величественные горы вдали казались ему надежными крепостными стенами, защищавшими все, что он любил. Неду же, который был старше брата на три года, те же самые горы казались стенами тюрьмы. Он мечтал вырваться отсюда и в шестнадцать лет сбежал из дома – удрал искать удачу в Калифорнию, но только и делал, что кидался из одного бизнеса в другой.
