дамочкой, Валкой?
– Мы договорились. – Мне неожиданно не хочется продолжать.
– О чем? – настаивает он.
– Я буду писать за нее письма. В обмен она сдержит данную мной клятву.
Фалада взмахивает хвостом:
– Уверена?
– Я сказала, что убью ее за предательство принца.
Фалада резко останавливается. Я не оглядываюсь и вышагиваю дальше по дороге. Мгновение спустя он меня догоняет.
– Ты сможешь?
В его голосе впервые за все время ясно слышится растерянность.
Я вздыхаю:
– Если она предаст новую семью, я выдам ее тайну и то, кем она была раньше, и тогда ее обвинят в измене. А это почти то же самое.
И так с Валкой будет навсегда покончено, я снова стану принцессой, снова буду против воли помолвлена, да еще и окажусь рядом с теми, кто уже успел привязаться к ней – а может, и полюбить. А Дама обо всем прознает и начнет искать новые способы подчинить меня и заполучить Кестрина. Совершенно не хочу всего этого, даже чтобы отплатить Валке по заслугам.
Фалада издает негромкий задумчивый звук – что-то вроде хмм на лошадиный манер.
– Ты говорила, что этой чародейке нужен принц?
Я киваю, уже чувствуя давление вокруг шеи.
– И еще говорила, что предупредишь его.
Конечно, вот только тогда я не знала, что приходивший в мою комнату колдун и есть принц.
– Он знает достаточно, чтобы уберечься.
– Откуда?
– Когда чародейка явилась ко мне в спальню в первый раз… – Я озираюсь вокруг, надеясь на что-нибудь отвлечься. Фалада терпеливо ждет. Я вздыхаю: – В тот первый раз принц тоже там был.
– Он был там? – Фалада выгибает шею и оглядывается на меня.
– Пробрался в мою комнату. Я решила, что это колдун из менайских подданных, но потом мы приехали во дворец, я увидела принца – а это он.
– Значит, твой принц чародей. Тогда и король тоже, не сомневайся. Никак иначе Кестрин до тебя не добрался бы. – Белый качает головой: – Похоже, они в раздоре с этой колдуньей и теперь она ищет мести.
У меня краснеют щеки.
– Я так и сказала. А раз принц владеет колдовством и прекрасно знает, кто за ним охотится, то справится и сам. По крайней мере, пока Ва… – Воздух резко застревает в горле.
Я хватаюсь пальцами за гриву Фалады, шею пронзает болью. Мир вокруг шатается. Закрыв глаза, я отчаянно цепляюсь за жеребца, в груди горит огонь. Наконец цепь ослабляет хватку. Я прерывисто втягиваю воздух, снова и снова. Фалада замер рядом со мной. Я заставляю себя отойти и дрожащими руками приглаживаю ему гриву.
– Прошу прощения, – говорю хрипло.
Опять так глупо попалась, решив произнести ее имя. Надо быть внимательнее.
– Пойдем дальше, – бормочет Фалада. – Если можешь.
Я плетусь рядом с ним. Мгновение спустя вижу причину его беспокойства: навстречу едет повозка. Она уставлена ящиками, до краев набитыми яблоками, на поводьях сидит земледелец и пристально разглядывает нас, проезжая мимо. Должно быть, мы странно смотримся вместе: невысокая чужеземка с удилами и посохом в руках и шагающий рядом белый жеребец совсем без упряжи. Хруст камней под колесами повозки постепенно тает вдали, оставляя только тихий свистящий вой ветра над равнинами.
– Алирра, – голос Фалады нарушает тишину, – как думаешь, почему король с сыном выбрали тебя?
Я пожимаю плечами. Я помешала Даме напасть на Кестрина, вернее попыталась, но предвидеть такого принц никак не мог, а случилось все уже после объявления помолвки.
– Что делает тебя предпочтительней принцессы из богатой страны, принцессы, воспитанной как будущая королева? Такой, что никогда не смогла бы стать гусятницей?
– Ну спасибо. – Я сердито смотрю на него. – Нет, я не представляю, зачем им неуклюжая, бестолковая принцесса из нашего королевства размером с чашку. Даже моя мать не поняла.
Я не могу заставить себя поделиться единственным подозрением, похожим на правду.
– Тогда как у тебя вышло убедить их, что нужна именно ты?
– Они приехали уже убежденные в этом.
– В таком случае помолвку можно было утвердить и в переписке. Они же хотели встречи. По крайней мере, король, а уж он, без сомнения, поведал сыну, что в тебе увидел. До того, как вы подписали бумаги.
Я ошеломленно смотрю на белого. Такого мне в голову не приходило. Но…
– Может, принц и балуется колдовством, но это же не обязательно значит, что его отец тоже. – Я вытираю руки о юбку – ладони вспотели, несмотря на прохладу. – Или обязательно?
– Ты совсем не разбираешься в колдовстве, да? – спрашивает Фалада. – Перенестись в другое королевство – то есть через высокогорья, через равнины и леса – дело не из легких. Сделать все с такой точностью, чтобы попасть в спальню определенного человека, не зная его и не видя прежде комнаты, – задача для мастера.
– А мастером он не смог бы стать без ведома короля, – договариваю я.
– Не только без ведома, – подтверждает Фалада, – но и без помощи в обучении и сохранении тайны. Такое мастерство в столь юном возрасте необычно. Он посвятил этому искусству много времени и сил.
– Почему ты решил, что это тайна? При дворе наверняка должны знать, и в… Круге Колдунов? – Я запинаюсь, силясь припомнить все, что мне известно об управлении колдовством в Менайе. Вспоминается немногое. Как бы то ни было, чародейство не из тех вещей, которым легко предаваться незаметно.
– Знали бы придворные – узнала бы вся страна. Даже конюхи в стойлах упоминали бы короля-чародея, а я ни слова о таком не слышал, – замечает Фалада. – Зачем Семье хранить это в тайне – понять легко. У Круга не получится подчинить то, о чем он не знает. Это просто вопрос власти.
– Ты знаешь менайский? – удивленно спрашиваю я.
– Разумеется. – Фалада кивает, но не сбивается с мысли. – Но подумай еще раз, Алирра: у нас есть семья чародеев с сильным и могущественным врагом. И все же что-то в тебе определило их выбор. Что ты сделала?
– Не обменялась с королем и дюжиной фраз до помолвки. Вынудила его приставить ко мне стражу, чтобы охранять в собственном доме. И не лезла под ноги.
Фалада обдумывает услышанное.
– То есть он увидел, что тебя не ценит семья, что ты скромная…
– Слабая и покорная, – договариваю я. Мы уже свернули с дороги и подходим к пастбищу.
– Возможно, – размышляет Фалада. – Возможно, они искали ту, кому смогут доверять, ту, что признает их власть и с благодарностью примет покровительство.
– Может, им нужна была принцесса, по которой никто не станет скучать, если ее убьют. – Слова сами выплескиваются из меня на волне горечи.
Фалада отвечает не сразу. А когда наконец заговаривает, спрашивает:
– Что ты могла бы отдать, чтобы тебя ценили и оберегали?
Я замираю и смотрю в землю. Хотелось бы уметь лгать ему.
– Многое, – отвечаю резко.
– Свою преданность?
Я не поднимаю взгляда, но знаю, что он прав. Наверное, Фалада все же читает правду прямо у меня на лице, потому что мягко произносит:
– Что ж, дитя, я начинаю понимать, чем тебе мила жизнь, которую ты пытаешься для
