— Откройте, Штирнер! — кричал Готлиб. — Откройте, чего вы испугались?
Дверь открылась назад так неожиданно, что Рудольф, напиравший на нее, споткнулся.
— Осторожнее, не упадите! — спокойно сказал Штирнер. — Куш, Фальк! Куш, Бич!
Собаки покорно улеглись, положив морды на протянутые лапы, но продолжая внимательно следить глазами за посетителями.
— Я к вашим услугам, господин Рудольф Готлиб! — сказал Штирнер, усаживаясь опять за туалетный столик.
Рудольф Готлиб положил на этот же столик револьвер, взял кисточку и стал намыливать шею и щеки Штирнера.
Потом Рудольф взял бритву и начал ею брить.
Штирнер откинул голову назад, и Рудольф внимательно и осторожно брил горло.
— Немного беспокоит, Готлиб… Поточите бритву!
Рудольф направил бритву на ремне и продолжал брить.
Кранц стоял возле как на часах.
— Благодарю вас, Готлиб. Вы прекрасно бреете. У вас талант, и я советую вам не зарывать его в землю. Открывайте парикмахерскую. Вы? — вопросительно обратился Штирнер к Кранцу.
— Кранц! Иоганн Кранц! К вашим услугам! — вдруг ожил Кранц. И, бросив револьвер, схватил платяную щетку и начал чистить платье Штирнера.
— Благодарю вас, вот вам за труды! — и Штирнер дал им по мелкой монете.
Они униженно раскланялись и пошли к двери. Выйдя из дома, все они разошлись в разные стороны. Агенты пропали без вести.
Кранц явился в тюрьму и потребовал, чтобы его засадили в одиночную камеру. Начальник тюрьмы принял это за шутку, но Кранц весь покраснел от гнева и затопал ногами.
— Я имею распоряжение от самого министра арестовывать всех, кого найду нужным, и прошу не рассуждать! Вы не смеете не доверять словам служебного лица!
Начальник тюрьмы пожал плечами и отдал распоряжение. Кранца увели и заперли. Начальник тюрьмы справился по телефону, но получил ответ, что никто не давал приказания арестовывать Кранца, что, наоборот, его очень ждут в комитете. Кранц, однако, категорически отказался выходить из тюрьмы.
— Если вы попытаетесь вывести меня силой, я буду стрелять! — угрожающе кричал он. — Меня сам Кранц засадил, сам Кранц только и может выпустить!
Начальник тюрьмы махнул рукой.
— С ума спятил или напился!
Так как Кранц никогда не расставался с оружием, то было опасно применять к нему силу.
— Черт с ним, пусть сидит!
И Кранц сидел, наблюдая из дверного волчка за часовым в коридоре.
— Ты что плохо смотришь? — кричал он часовому. — Разве можно надолго останавливаться в одном конце? Службы не знаешь? Иди сюда, проверь замок, чтобы я не убежал.
Кранц, очевидно, составлял исключение из правила, о котором говорил прокурор: Кранц не обнаруживал никаких попыток к бегству.
Из всех участников неудавшегося нападения в комитет вернулся только один Рудольф Готлиб! Но от него трудно было добиться толку. Он был растерян и мрачен.
На все вопросы, нетерпеливо задававшиеся ему членами комитета, он отвечал какой-то несуразицей.
— Выбрил!
— Кто выбрил? О чем вы говорите?
— Я выбрил Штирнера.
Члены комитета переглянулись в недоумении.
— Может быть, это иносказательно, преступный жаргон, обозначающий убийство? — тихо спросил министр начальника полиции.
— Что-то не слыхал такого выражения, — ответил начальник.
— Да вы скажите толком, жив Штирнер или убит?
Рудольф обвел всех мутным взором, потом, горько улыбнувшись, ответил:
— Живей нас! Начисто выбрил! Надо будет открыть парикмахерскую!
Глава 7. «ТРИЛЬБИ»
— Людвиг, наконец-то! — встретила Эльза Штирнера обычными словами и протянула руки. — Ты совсем забыл меня!
Они стояли в зимнем саду, разглядывая друг друга как после долгой разлуки. В самом деле, они не виделись уже почти месяц, и за это время оба несколько изменились. У Штирнера лицо стало как-то суше, глаза запали, взгляд сделался беспокойным, и резкие переходы настроения стали появляться чаще. Эльза похудела так, что выступали ключицы и удлинился овал лица. Но ее взгляд стал неподвижным, больше затуманился, движения сделались вялыми и автоматичными. Внутренне она изменилась еще больше. Под влиянием ненормальной душевной жизни, в которой она жила, казалось, начинался распад ее личности. Она думала отрывками, неожиданно, без связи переходя от мысли к мысли. Так же неожиданно ломалось ее настроение. Из живого человека она все больше превращалась в автомат. Это отражалось и на характере ее свиданий со Штирнером. Их разговор то обрывался на полуслове, то вспыхивал необычным оживлением…
Штирнер усадил Эльзу рядом с собой и прижал щеку к ее щеке. Она провела рукой по другой его щеке.
— Гладенький? Это Рудольф Готлиб выбрил меня!
— Готлиб? — удивленно спросила Эльза.
— Да, Готлиб, он хочет открыть парикмахерскую и тренируется, брея своих друзей.
Штирнер трескуче рассмеялся.
— Я не понимаю, Людвиг, ты шутишь?
— И не нужно понимать. Забудь о Готлибе.
Наступила пауза.
— Ты так изменился, Людвиг. Ты утомлен…
— Пустяки!
— Зачем ты так много работаешь? Может быть, у тебя есть неприятности?
Штирнер поднялся и стал нервно ходить.
— Неприятности? Наоборот. Все идет прекрасно. Но я устал… да… Я смертельно устал, — тихо проговорил он, полузакрыв глаза. — Забыться… Ты холодна ко мне, Эльза!
Открыв опять глаза, он скрестил руки и внимательно стал смотреть в глаза Эльзы.
Под этим взглядом она вдруг побледнела и стала тяжело дышать полуоткрытым ртом. Как в опьянении, она с протяжным стоном бросилась к Штирнеру, обвила руками его голову и, задыхаясь, стала покрывать поцелуями глаза, лоб, щеки. Наконец до боли, до крови впилась в его губы.
Штирнер неожиданно оттолкнул ее.
— Довольно! Иди на место! Успокойся!
Эльза покорно уселась на диван. Порыв ее прошел так же внезапно, как и начался, оставив лишь утомление.
— Не то, не то… Проклятие! — бормотал Штирнер, быстро шагая между пальмами.
— Чем занималась ты, Эльза, последнее время? — спросил он, успокоившись.
— Я думала о тебе… — вяло произнесла она.
Штирнер кивнул головой с видом доктора, предположения которого оправдываются.
— А еще что ты делала?
— Я читала. В библиотеке я нашла старинный роман «Трильби» и перечитала его. Ты читал?.. Свенгали гипнотизирует Трильби, и она делается игрушкой в его руках. Мне было жаль Трильби. Я подумала, какой ужас потерять свою волю, делать, что прикажут, любить, кого прикажут.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
