ПРИЗНАНИЯ (1969–1972)
«Я ищу прозрачности…»
Я ищу прозрачности,а не призрачности,я ищу признательности,а не признанности.
Бесстрашье
Бессмертья нет — и пусть!На кой оно — «бессмертье»?Короткий жизни спускс задачей соразмерьте.
Признаем, поумнев:ветшает и железо!Бесстрашье — вот что мнепотребно до зареза.
Из всех известных чувствсегодня, ставши старше,я главного хочу:полнейшего бесстрашья —
перед пустой доскойневедомого завтра,перед слепой тоскойвнезапного инфаркта;
перед тупым судьей,который лжи поверит,и перед злой статьейразносного, и перед
фонтаном артогня,громилою с кастетоми мчащим на менягрузовиком без света!
Встречать, не задрожав,как спуск аэроплана —сниженье тиражаи высадку из плана.
Пусть рык подымут львы!Пусть под ногами пропасть(Но — в области любвия допускаю робость.)
Бессмертье — мертвецам!Им — медяки на веки.Пусть прахом без концаблаженствуют вовеки.
О, жизнь, светись, шути,играй в граненых призмах,забудь, что на путивозникнет некий призрак!
Кто сталкивался с нимлицом к лицу, тот знает:бесстрашие живымбессмертье заменяет.
«Вечность»
Недолговечна вечность.Во имя человечностимы молим: — Не увечь нас,недолговечность вечности!
Мы молим — длиться дольшемгновение блаженное.О, стиль «нуова дольче»,о, всплеск воображения!
Продлиться, ах, продлиться! —все жаждет, все хлопочет:жучки, медузы, листья,и человек, и общество.
И статуи, и мумии,и завещаний вещность —все просит, молит, думает:как влезть вот в эту вечность?
Завидуем — что выжило?Шекспир! Его не видно ли!А «вечность» — неподвижна, —ее мы сами выдумали.
Хочу родиться
Хочу родиться дважды,а если можно — трижды,но жить не в стаде жвачных,такой не мыслю жизни.
Но кстати — если в стаде,то в табуне степном,где ржанье, топот, статии пыль под скакуном.
Кабы такие б лица,где из ноздрей — огонь!Где бой за кобылицу —в смерть загоню — не тронь!
Хочу родиться дважды,чтоб пена на боках,но ни за что — в упряжкена скачках и бегах.
Прозрение
Я не хочу быть дервишем,что пляшет перед фетишемс веригами под вретищеми препоясан вервищем.
Ни — с облака сошедшим,дабы глаголом жечь,ни — древним сумасшедшимпровидцем из предтеч.
Хочу я только трезвостиотточенных остро,по-медицински режущих,как в анатомке, строк.
И зренья, только зренья —в глубинный жизни слой.При этом всем — прозрениепридет само собой.
Мой предок
Мой предок пещерный! Ты — я.Я факт твоего бытия.
Мы признаки сходства несемв иероглифах хромосом,
где запрограммировал тыбесчисленных внуков черты.
И если я ныне живу —то значит: ты был наяву;
ты бился, ты подлинно был,ты шкуру у волка добыл;
ты камень калил докраснау первого в мире костра,
чтоб я не замерз, не продрог,чтоб выжить и вырасти мог
и как воплощенье твое —свое ощутил бытие!
И пусть, когда няням вручаттвоих пра-пра-пра-правнучат, —
я буду, как соль, растворенв бегущих из разных сторон
в мальчишках и в девочках всехи вкраплен в их игры и смех.
Я буду присутствовать в нихмильярдом твоих составных
частиц, составлявших менядо вздоха последнего дня.
И дней твоей жизни не счесть,пока человечество есть!
Художник
Художник — этакий чудак,но явно с дарованьем,снимает нежилой чердакв домишке деревянном.
Стропила ветхи и черныв отрепьях паутины,а поздней ночью у стенышуршат его картины.
Картины странного письмашуршат, не затихая:— Ты кто такая? — Я самане знаю, кто такая…
Меня и даром не продашь,как «Поле на рассвете».Я не портрет, я не пейзаж,но я живу на свете.
Другая застонала: — Нет,ты все же чем-то «Поле»,а я абстрактна, я портретнеутолимой боли…
А третья: — Это все одно,портреты или виды.Вот я — пятно, но я пятнона сердце, от обиды.
Четвертая: — Пусть обо мнетвердят, что безыдейна.Но я пейзаж души во сне,во сне без сновиденья.
И пятая: — Кто любит сны,меня же тянет к спектру,и я — любовь голубизнык оранжевому цвету.
Шестая: — Вряд ли мы поймем,что из-под кисти выйдет,зато меня в себе самомвсю ночь художник видит.
Я в нем живу, я в нем свечусь,мне то легко, то трудноот красками плывущих чувств,хотя я холст без грунта.
Его задумчивых минутничем я не нарушу, —пусть он сидит, глазами внутрьв свою цветную душу.
Фокусник
Я бродячий фокусник,я вошел во двор,расстелил я с ловкостьюредкостный ковер.
Инвалиды, школьники,чем вас удивить?Вот червонцы новенькиеначал я ловить.
Дворничихи в фартуках,гляньте из окон:вот я прямо с факеластал глотать огонь.
Вот обвился лентамивсех семи цветов,вот у ног по-летнемувырос сад цветов.
Видите ли, видите ли —сдернул с головы…Из цилиндра вылетелиголуби — лови!
Я взмахнул похожим навеер голубойи поднос с пирожнымиподнял над собой.
А богат я сказочно,разодет, как шах…Но это только кажется, —у меня в руках
никакого голубя,никаких монет —только пальцы голые,между ними — нет
ни ковра, ни веера,ни глотков огня…Только мысль, чтоб верилапублика — в меня!
Волшебник
Остыл мой детский пыл,заброшены учебники, —я фокусником были поступил в волшебники.
Волшебнику — трудней!Теперь уже не детство ведь.Он без воскресных днейобязан чудодействовать.
В созвездиях до пятон должен — делать нечего! —как врач-гомеопатбуквально все излечивать.
Он должен превращатьпростую глину в золото,он должен возвращатьсогбенным старцам молодость.
Чтоб с духами стихийустраивать свидания,должны мои стихизвучать, как заклинания.
Но раз я взял себеволшебную обязанность, —я должен, чтоб и бесвдруг возникал под занавес.
И чтобы сатанас пером над красной шляпоюв хромых своих штанахпел арию Шаляпина.
Свет адского огнядымится, пляшет, искрится!..Но Гретхен на меняне смотрит даже искоса.
Сердце
