связаться со Сталиным и обсудить возможные условия мира, — залпом оттараторил я.
Закс и бровью не повел. Да и радисты тоже. Не люди, а тупо живые коммутаторы.
— Я хочу говорить со Сталиным! — потребовал я, ощущая себя полным идиотом.
Ибо я понятия не имел, может ли эта машинка вообще связываться со Сталиными.
— Невозможно, рейхсфюрер, — монотонно пояснил Закс, — Тут у нас лишь радиосвязь. И мы не можем отправить русским радиограмму — слишком далеко, слишком долго. Даже если пересылать через передовые части на фронте: слишком много проблем. И я бы на вашем месте не рискнул слать подобное сообщение открыто, слишком многие лишние люди его получат. А зашифровать радиограмму русским мы никак не сможем.
— Ясно. Вы должны простить вашему рейхсфюреру его невежество, — я снял фуражку и постучал себя кулаком по дурной Гиммлеровской голове, — Это все контузия. Я еще толком не пришел себя. Но государственные дела не будут ждать, пока я оклемаюсь, сами понимаете. Значит, Сталину мне звонить по телефону?
— У нас нет телефонной связи с СССР, рейхсфюрер, — доложил Закс.
Я бы сам на месте Закса уже истерически хохотал над тупым рейхсфюрером, но Закс оставался спокойным, как скала, на его лице не дрогнул ни один мускул. Гвозди бы из таких людей делать. Или радиоприемники.
Я мучительно соображал.
— Ну и как мне связаться с руководством большевиков?
Закс подумал, но недолго, всего пару секунд.
— По дипломатическим каналам, рейхсфюрер. Мы можем отправить шифрованную радиограмму господину Риббентропу. Или напрямую нашему посланнику в Швеции. А он уже свяжется с советским послом.
— А как быстро дойдет шифровка в Стокгольм?
— Пара часов, — прикинул Закс, — Будь сейчас ночь, мы бы воспользовались средними волнами, и дело бы пошло быстрее. Но днем средневолновые передачи на такое расстояние малоэффективны.
Пара часов, значит? Слишком долго в моей ситуации, но деваться некуда. Я был благодарен Заксу, что он, по крайней мере, избавил меня от лишних технических подробностей и доложил четко по делу. Я, признаться, понятия не имел, чем отличаются длинные волны от коротких. Из школьного курса физики я помнил только первую фразу учебника, что слово «физика» происходит от греческого слова «фюзис»…
Но я все еще сомневался, все еще не мог окончательно решится:
— А нашу шифровку в Стокгольм перехватят, Закс? Ну англичане, например?
— Непременно, — сухо сообщил Закс, — Однако не расшифруют. Воспользуемся вашим личным шифром, если хотите. Военный атташе при нашем посольстве его знает. Враги Рейха — нет.
— А не проще ли тогда позвонить в Стокгольм по телефону?
Я осознал, что сморозил глупость еще раньше, чем Закс объяснил:
— Шведы слушают все наши звонки, рейхсфюрер. И неизвестно, кому передают.
Ну да, разумеется. А чего я хотел — это же 1943 год. Мессенджеров с шифрованием тут не завезли.
— Ну ладно.
Я решился. Потом почесал нос, потом потер лицо, чтобы придти в себя.
— Значит так, записывайте…
Связисты тут же похватались за блокноты, даже сам Закс достал блокнот и карандаш.
В целом логично. Сообщение у меня исключительной важности, и если его запишут сразу четверо, то ошибка будет исключена.
— Наш фюрер Адольф Гитлер согласен на переговоры с Советским Союзом. Война между нашими народами была трагической ошибкой. У нас есть общие враги — западные капиталистические плутократии. В виду этого: Адольф Гитлер предлагает Иосифу Сталину объявить немедленное перемирие. Линию фронта заморозить по состоянию на нынешний день. Возможность передачи СССР… эм… территорий, находящихся на данный момент под нашим контролем, фюрер допускает.
Когда я надиктовал это, меня натурально бросило в пот. Я осознал, что предложение откровенно плохое, в нем плохо все — и упоминание западных капиталистов, и предложение заморозить линию фронта, да и в любом случае: Сталин, если он в здравом уме, наверняка сочтет это не более чем провокацией.
Но у меня не было иного выбора. Войну нужно остановить, это я понимал. Так что эта отвратительная шифровка — лучший вариант для меня. Политик всегда должен выбирать не лучшее, а лучшее из худшего и возможного, это мне было ясно. А иначе оторвешься от реальности, а в моем случае еще и потеряешь жизнь. Так что нечего воротить нос и строить воздушные замки. Я все сделал правильно. По крайней мере, так я себя успокаивал. Нужно начать переговорный процесс, а там уже посмотрим.
— Добавьте еще, что это отправлено лично мною — Гиммлером, — сказал я.
— Яволь, рейхсфюрер, — Закс убрал в карман карандаш, ни один мускул на его каменном лице так и не дрогнул.
— И каким образом Сталин мне на это ответит?
— Пока что безопаснее работать именно через дипломатов, — объяснил Закс, — Думаю позже, если вам удастся наладить постоянный контакт с большевиками, можно будет привлечь наших разведчиков в Швеции. Они смогут пересылать сообщения быстрее. Но вы сами понимаете: контакты абвера с большевиками просто опасны, мы тем самым засветим перед советами нашу агентуру. И если никакого мира на самом деле не планируется — агентов лучше не светить, рейхсфюрер.
Я кивнул:
— Само собой, никакого мира не планируется, Закс. Я просто провоцирую Сталина, пытаюсь внести смуту между ним и англичанами, по приказу фюрера, это же очевидно.
Закс на это только плечами пожал:
— Это уже не мое дело, мой господин. Мое дело — связь.
Дело, конечно, не его, но я должен был это сказать. Просто чтобы прикрыть себя на случай возможных проблем. Хотя я отлично отдавал себе отчет, что если информация о моих переговорах со Сталиным просочиться наружу — мне вероятно конец. Тогда я стану в Рейхе врагом для буквально всех, даже для моих людей.
— Верно, Закс, — согласился я, — И вы делаете свое дело хорошо. Я вас повышаю в звании: до обергруппенфюрера. И призываю помнить о секретности порученного вам дела.
Закс просто вытянулся по стойке смирно:
— Благодарю, рейхсфюрер.
И всё. Обрадовался ли Закс — хрен его знает. Судя по всему, у Закса позиция простая: «дедушка старый, ему все равно». И меня это более чем устраивало.
Я с облегчением выбрался из машины спецсвязи на свежий воздух. Меня слегка потряхивало, а уж вспотел я так, что мундир можно было выжимать. Но дело я, пожалуй, сделал, и это главное.
Вольф меня уже ждал:
— Ольбрихт прибыл, рейхсфюрер. С делегацией. Прикажете сразу всех убить? Или
