— Сколько?
— Три… Ну, четыре… Помимо тех двух, что он сам принял.
На другом конце провода послышался целый набор витиеватых выражений, которые несколько шокировали Мари, саму не сильно сдержанную на язык.
— Выходи быстрей. Сейчас что-то решать будем.
Мари стащила с парня уже им же расстегнутые брюки, рубашку и попыталась затащить его на диван. Но поднять тело, весившее больше ее самой раза в два, она не сумела. Тогда, взяв с кровати две подушки и одеяло, она бросила их так, чтобы было похоже, что он сам упал во сне. Накинув шубку на голое тело, она засунула лоскуты, оставшиеся от платья, себе в сумочку и выбежала в подъезд. Кондор ждал ее на противоположной стороне дороги. Он говорил по телефону.
— Рен, она ему колес в бухло накидала. Да, понял.
— Не завидую я тебе, крошка, — вздохнул он, кинув взгляд на Мари.
Девушке показалось, что в его голосе промелькнуло сочувствие.
— Ты хотя бы представляешь, что Тайгер сейчас капец как на измене? Он, кстати, уже в городе. Тебя дожидается.
— Представляю, — пробубнила Марисса, кутаясь в шубу, пытаясь унять озноб.
Она же все сделала, что от нее требовалось, ну с небольшой импровизацией. Мари вдруг сама начала закипать: "Неужели Рен не знал, как поведет себя Стас? Знал, наверняка, знал. С самого начала". Разжигая в себе злобу мыслями об этом вероломном типе, нелепым стечением обстоятельств ставшем ее любовником, она влетела в дом, совершенно остервенев.
Вместе с Реном в гостиной находились Лан, Ден и Алекс. Все четверо мужчин, при виде ее поднялись со своих мест. Рен двинулся ей навстречу. Совершенно не обращая внимания на выражение его лица, выдававшего кипевшую в нем ярость, Марисса швырнула свою сумку ему в руки и бросилась по ступенькам на второй этаж.
Вбежав в свою комнату, Мари упала на колени недалеко от порога. Последние силы покинули ее. Ослабевшие ноги не слушались. Уронив голову в ладони, она разразилась безудержными рыданиями.
Дверь с треском распахнулась. В проеме стоял Ринар, на его скулах ходили желваки. Мари, подняла голову. Она даже затруднялась определить его состояние. Глядя в бездонную черноту его глаз и почти физически ощущая бурлящее в нем бешенство, она решила, что Рен вполне созрел, для того, чтобы убить ее прямо сейчас. Парализованная пониманием приближающейся катастрофы, Мари смотрела на него своими лазурными, влажными от пролитых слез глазами, даже не представляя, что можно сказать.
Наверно, если бы Рен увидел в ее взгляде ужас, признание своей вины или покорность судьбе и его воле, то остановить его, осатаневшего в неукротимом приступе ярости, было бы невозможно. Он и сам смутно понимал, что собирается сделать. Но в глазах сидящей на полу девушки не было ни страха, ни какого либо другого чувства, которое могло бы спровоцировать его наброситься на нее. Рвущиеся наружу негативные эмоции мужчины требовали крушить, ломать, разрушать.
В ее взоре была пустота, уходящая глубоко внутрь ее заледеневшей души. Она и сама как будто окаменела, не шевелясь, не произнося не слова, глядя сквозь него. Напряженная тишина, в которой был слышан, казалось, лишь стук их сердец, повисла в воздухе.
— Зачем ты это сделала? — выдохнул Ринар.
Он заметил огромный синяк, расплывающийся у нее на скуле. Растрепанные волосы, распухшие истерзанные губы, заплаканное лицо в подтеках туши только подтверждали его уверенность в произошедшем. Он не мог не признаться себе, что сыграл не последнюю роль в этом. Он сам позволил этому подонку глумиться всеми известными ему способами над этим хрупким нежным телом такой еще невинной беззащитной девушки. В то же время, прекрасно осознавая, что не мог поступить иначе. Он ненавидел себя за это и задыхался от раздирающих его противоречивых чувств, не зная, на кого больше зол: на себя или на нее, такую непокорную и безрассудную.
Марисса вздрогнула, медленно моргая, будто бы очнувшись ото сна. Безграничное удивление, пришедшие на смену пустоте, поселилось в ее глазах.
— Но ты же сам этого хотел, — поражаясь своему ясному твердому голосу, произнесла она.
— Нет, не хотел, — прорычал Рен, — этого не хотел.
Мари пару раз сдавленно икнула и вдруг, прорывая плотину, по комнате пронесся взрыв ее истерического хохота, накатывающего на нее волнами. Она никак не могла заставить себя остановиться, все смеялась и смеялась, размазывая кулачком по щекам остатки макияжа. Ринар подошел к ней и, схватив за руку, рывком поставил ее на ноги, сильно встряхнув.
— Прекрати, — зарычал он.
Колени девушки подгибались, чтобы она не сползла обратно на пол, ему пришлось обхватить ее за талию и прижать к себе. Продолжая смеяться, Мари с усилием выдавила:
— Рен, не надо меня трясти. Этот нарк из меня и без твоей помощи всю душу вынул.
— Что он с тобой сделал? — Мари опять захихикала.
Толкнув ее к стене, как к точке опоры, Рен распахнул на ней шубу. То, что он увидел, заставило его издать утробный, дикий рык. Следы зубов на груди, синяки и кровоподтеки, оставленные на нежной коже жестокими пальцами и губами, вызвали в нем новый приступ неконтролируемого гнева.
— Нет, тебе что, правда, интересно? — Мари, казалось, забавляли его бьющие через край эмоции. — Хочешь, расскажу? Тебе как: в общих чертах или в подробностях? — волна злобной мстительности захлестнула ее, но выражение его глаз заставило ее замолчать.
В их глубине таилась боль, как у раненного хищного зверя, могучего, но в данный момент, при всей своей силе, пребывающего в полной беспомощности, в незнакомом ему состоянии невозможности что-либо предпринять. Марисса вздохнула. На смену озлоблению пришла бесконечная усталость.
— Рен, — тихо сказала она, — ничего он мне не сделал. Не успел. Ну, ударил, помял немного. Со мной все в порядке. Правда.
— Я вижу, — глухо прошептал он и уткнулся лбом в стену рядом с ее головой.
Сколько прошло времени, пока она так стояла у стены, поддерживаемая Реном за талию, Мари не знала. Оно, похоже, остановило свой безумный бег, оставляя их одних вдвоем во всем целом мире.
— Рен, — едва слышно позвала Марисса.
Она запустила руку в его волосы, перебирая пряди, успокаивающими движениями гладила его по затылку.
— Прости меня, прости, пожалуйста. Я думала, для тебя это важно.
Он поднял голову, какое-то время смотрел в ее глаза, как будто пытаясь проникнуть в душу, прочитать все ее мысли и чувства. Но не увидел там ничего, кроме тихой грусти.
— Да, важно. Но не настолько, чтобы…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
