***
— Не забыл обо мне? — Ватару хмуро глядел в камеру, не потрудившись активировать голограмму.
Лицо Сёгуна, заняв весь экран, выглядело с этого ракурса карикатурным.
— Где мои двенадцать миллионов? Мальчик, ты же не думаешь, что сказанные слова иногда остаются только словами? — Асада-старший, пребывая в скверном настроении, решил совместить приятное с полезным.
Во-первых, сейчас предстояло восполнить недостаток финансов. Во-вторых, всегда приятно иметь возможность позволить себе понервничать в чей-то адрес. Восстанавливая, как говорит сын, иерархию.
А что, должны и у меня быть какие-то удовольствия, мысленно вздохнул Асада-отец.
Глава 14
— Асада, ты не считаешь, что начинать разговор подобным образом крайне невежливо? — Сё выглядел на удивление спокойным, где-то даже жизнерадостным.
— Решил отвечать вопросом на вопрос? Могу сразу переходить ко второму этапу убеждения? — финансист с любопытством наклонил голову к плечу.
— Боже упаси, — покачал головой бывший сумоист. — Ты старше, опытнее, я к тебе со всем уважением. Но этикет — штука такая. Если ты об него вытираешь ноги, зачем ожидаешь, что он будет соблюдаться по отношению к тебе? Ватару, отвечая на твой вопрос…
Да чего ж он такой спокойный? Асаде-старшему стало несколько неуютно.
— … таким образом, платёж будет сделан сразу, как только подпишем договор. — Завершил пояснения здоровяк. — Хочешь, давай прямо сейчас этим займёмся? По сетке, с виртуальным нотариусом, дел на четверть часа.
— Ловко. — Ватару удержал спокойное лицо и ничем не выдал истинных эмоций. — Красивая подстава перед выборами.
— Это не мои проблемы, твои! — искренне не понял претензии Сёгун. — Асада, речь шла о двенадцати миллионах, правильно? Об источниках речи не было.
Финансист промолчал, так как сказать было нечего.
— Я уже молчу о том, в какой форме ты поставил ультиматум, — продолжил спортсмен. — Ладно, оставлю за скобками то, что это где-то просто унизительно, я сейчас о том, как ты меня прогибаешь: ты старше, я младше, плюс я начал первым… Но давай посмотрим на ситуацию с моей стороны?
— Ты гражданин? Ты японец? — жёстко перебил Асада, отбрасывая вежливость.
— Конечно. Тебе айди показать? — фыркнул здоровяк.
Ватару снова промолчал, беззвучно выругавшись в сторону. Затем добавил вслух:
— Продолжай.
— Давай ещё раз, заново. У меня есть собственность. Вернее, была. Эта собственность имеет руки, ноги, сиськи, имя, своё айди — но это МОЯ СОБСТВЕННОСТЬ. Именно что собственность, согласен? Ты же не будешь утверждать сейчас ничего о бабской свободе воли?
— Продолжай.
— Я рад, что в чём-то совпадаем… Эта собственность стоила очень немало: раскрученный имидж, планы съёмок на год вперёд, айдол из топ-пять в стране. По некоторым данным, даже из топ-три… — Сёгун отвлёкся на какой-то шум сбоку, швырнув в вошедшего то ли стаканчиком для ручек, то ли футляром для печати. — ДВЕРИ ЗАКРОЙ С ТОЙ СТОРОНЫ! Извини. Ватару, ты согласен, что со стороны твоего сына имело рейдерство? Грубое, неприкрытое, циничное и расчётливое рейдерство? Очень грамотно исполненное, здесь признаю и снимаю шляпу.
— Я не буду с тобой спорить, — хмуро уронил финансист. — В отличие от тебя, я своими глазами видел, какими глазами твоя Рейко смотрит на моего сына. Бл***, тавтология… И как он смотрит на неё. Но — я не буду спорить с тобой.
— Мне приятно с тобой общаться, — серьёзно заявил Сёгун, глядя собеседнику в глаза. — Ватару, включи, пожалуйста, голограмму?
— Зачем?
— Я изо всех сил и сейчас пытаюсь не психовать, не беситься, не капать слюной или пеной изо рта на воротник. А ты сидишь через камеру, как учитель со школьником! Не хочешь попробовать поговорить со мной, как с равным? Пускай и проигравшим тебе какие-то последние схватки?
Асада-старший молча щелкнул по виртуальной кнопке.
— Спасибо, — всё так же серьёзно его собеседник выполнил малый поклон вежливости из положения сидя. — Так вот. У меня была собственность, твой сын очень технично её убрал в свой карман. Да, собственность была не совсем обычной — но и методы рейдерства твой отпрыск применил крайне точные. Как после этого я должен к вам относиться?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты же очень неглуп, Сё. Ты же понимаешь, что ни Рейко, ни мой сын не считают ни себя, ни друг друга собственностью?
— Ватару, а что это меняет? — здоровяк сделал паузу, вопросительно глядя на старшего. — Оттого, что собака считает себя другом человека, а твои дети видят в ней душу — это к примеру — твоя собака что, перестала быть твоей собственностью? Допустим, ты купил очень дорогой экземпляр, за большие деньги?
— Я могу понять тебя со своей позиции, но предлагаю помнить, что есть и другой взгляд на вещи. И да, я согласен с тобой по поводу… ты понял. — Асада не отводил взгляд. — Я не совсем разделяю твою точку зрения, но понимаю и принимаю.
— Ватару, да брось! Ты её полностью разделяешь! Вспомни хоть Нори, хоть Син, хоть любую из твоих пассий! Что до второй женитьбы, что-то первой!
— Это было давно, с тех пор я менялся. — Финансист с огорчением констатировал про себя, что управление беседой сейчас находится не в его руках.
Но и лукавить, недоговаривать, юлить почему-то тоже не хотелось. Возраст, что-ли?
— Так тебе почти полтос! А мне почти на два десятка лет меньше! Вот когда я доживу до твоих седин, и я изменюсь вслед за тобой! А сейчас моя баба — моя собственность! Извини… Не хотел орать… Специально общался с психологом два часа, чтобы быть готовым к разговору с тобой, когда ты позвонишь…
— Так вот откуда твой прогресс, — в интонациях старшего мелькнули отблески любопытства. — Ты поначалу был совсем другим, сейчас как подменили.
— Работаю над собой, — вздохнул здоровяк. — От нервов и психов — одни проблемы. Ладно, спасибо на добром слове… Ватару, после того, как твой сын увёл у меня собственность, а я считаю это рейдерством чистой воды, он ещё и унизил меня при всей стране.
— Там ты тоже был прав на все сто?
— Нет. Но это не отменяет моего осадка в адрес вашей фамилии. Потом — ты нагрузил меня на дюжину миллионов… Ватару, допустим, я даже всепрощающий христианин. Что я буду чувствовать, даже если я ангел?
— Продолжай.
— Ты выкатил претензию, мои старшие её поддержали. Ты согласен, что я чисто по-человечески попытаюсь свои двенадцать миллионов завернуть в такую упаковку, чтобы ты как можно дольше помучился?
— Твои слова и твои интонации сейчас — как будто два разных человека, — заметил Ватару. — Ты говоришь нормальные вещи, с точки зрения оябуна особенно, но я в тебе не вижу твоей обычной злости и ненависти.
— А я не ненавижу тебя, Асада. У меня есть деньги и у меня хорошие психологи. Я бы никогда не поднялся в спорте, если бы не умел устранять ошибки в своей технике. И в физухе.
— Зачем ты хочешь завести в мой проект деньги китайцев? Ладно, шпильки в адрес потерянной собственности — тут я понимаю. Хотя мой сын и не я, твоя точка зрения…
— И твоя, Ватару. Ты тоже считал баб собственностью до сорока. И никогда не считал их за людей.
— Хорошо. Наша с тобой точка зрения совпадает по некоторым пунктам, ладно… Но ты же японец, Сё? Ты что, не понимаешь, на чью мельницу льёшь воду?
— Ватару, а я не патриот. — Бывший сумоист подался вперёд, ловя взгляд старшего. — Ватару, я человек не прошлого, а этого века. В наше время абсолютно безразлично, по какому адресу сидит менеджмент страны! То, в чём ты видишь проблему, по мне проблемой и не является! — он перевёл дух. — Ну выиграют китайцы выборы в этом году. Ну порулят муниципалитетом следующие четыре года — до новых выборов. И ЧТО?! Будут плохими менеджерами — просто переизберём, и всё!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— А если за это время что-то изменится настолько, что у нас не будет возможности их переизбрать? — отстраненно спросил финансист.
— Ой, только не надо этой конспирологии! — Сёгун небрежно отмахнулся. — Ватару, давай объясню с другой стороны. Твой сын, несмотря на моё сложное к нему отношение, периодически говорит очень умные вещи!
