послала ему еще один красноречивый взгляд и собиралась сказать что-то еще, ответить так, чтобы у него глаза на лоб полезли. Уже даже было открыла рот и набрала полную грудь воздуха, как вдруг прямо передо мной возникла Гита. Она скользнула со своего места, перегораживая мне дорогу. Будто попыталась сдержать ту гневную тираду, которая вот-вот грозилась обрушиться на голову Воскресенского.
И ведь у нее получилось: я не сказала ничего. Только еще несколько секунд простояла с раскрытым ртом, как бы готовясь говорить, а затем нахмурилась и непонимающе уставилась на белый затылок подруги, которая, слегка разводя руки в стороны, доброжелательно произнесла:
— Вы оба, как всегда, категорически любезны друг с другом, но, пожалуй, я все же вклинюсь в вашу беседу. Саша, ты от родных?
Решила поменять тему разговора? Разумно.
Я хмыкнула и посмотрела на Воскресенского. Кажется, Гита удивила и его тоже своим внезапным вмешательством, но он быстро нашелся.
— Нет, из отеля. Они уехали по каким-то своим делам в соседний город, так что я полностью свободный человек аж до завтрашнего вечера.
— Крепостное право отменяется? — ухмыльнулась я, складывая руки на груди. Ну да, не умею я держать рот закрытым.
Зато Саша промолчал. Уголок его губ насмешливо дернулся вверх, пока он разглядывал меня с ног до головы, самым наглым образом и без всякого стеснения обводя взглядом мою фигуру. Он рассматривал мои обнаженные ноги, не прикрытые белым в черный горох платьем, талию, декольте и открытые плечи, видимо надеясь смутить или взволновать, но я лишь вздернула подбородок и улыбнулась, давая понять, что такие слабые попытки не сработают.
И тоже не сдержалась, чтобы не ответить ему тем же. Не знаю, чего мне хотелось больше, позлить его или хорошенько рассмотреть, но я позволила себе не думать об этом сейчас.
Мой взгляд против воли пробежался по нему. Сегодня на нем была легкая белая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, сквозь которую на свету можно было различить очертания крепкого тела, и брюки приятного угольного оттенка. Саша стоял, убрав руки в карманы. Светлую челку трепал ветер, и ему постоянно приходилось поправлять ее, небрежно зарываясь пятерней в волосы, пропуская отдельные пряди сквозь пальцы.
Это движение странным образом очаровывало.
— И все-таки, Лиз, где ты умудрилась растерять свое хорошее настроение? — предпринял еще одну попытку полюбопытствовать Саша, когда мы опять встретились глазами.
— А ты попробуй угадать, — предложила я, красноречиво изгибая бровь.
Саша хохотнул.
— Да ладно тебе, праздник же. Не вижу ни одного повода злиться.
И я бы фыркнула снова, если бы он внезапно не направился в мою сторону. Мы стояли недалеко друг от друга, и ему понадобилось всего два шага, чтобы оказаться за моей спиной. А в следующую секунду его руки опустились на мои плечи в странном подобии объятий. Каким-то чудом я не вздрогнула от этого прикосновения, только почувствовала, как напряглось и съежилось все существо. Верх моего платья держался лишь на тонких бретелях, отчего тепло ладоней Воскресенского чувствовалось обнаженной кожей в разы ярче, чем могло бы.
Хотя, думаю, даже если бы на мне было надето двадцать пять шуб, его прикосновение оглушило бы ничуть не меньше. И сердце бы замерло точно так же. Просто потому, что… Он так близко. Так внезапно близко.
— Давай, начинай веселиться, — мягко скомандовал он.
По голосу я слышала, что он все еще продолжает улыбаться. А затем аккуратно уточнила:
— Прям начинать?
Я боялась пошевелиться, боялась повернуть голову и понять, что Саша действительно стоит слишком близко. Оставалось только впитывать в себя его теплое, почти горячее прикосновение. Почему от его ладоней исходил такой жар? Или просто во мне рождалась какая-то невероятная реакция на… это все?
— Да. А чего ждать-то? Просто берешь и веселишься.
— Действительно. Оказывается, все так просто. Гита, ты знала?
Гита широко раскрыла глаза, когда услышала, что обратились к ней. Моргнула и пожала плечами, а ее губы сложились в растерянную улыбку. Ответить ей было нечего. Видимо, порыв Воскресенского удивил не меня одну.
— Я вижу, что у Гиты все в порядке с настроением, — весело сказал Саша где-то над моей головой. — Одна ты тут не в фокусе.
— Не в фокусе? Ты о чем?
— Ну, любой фокус возьми, и ты вообще не в нем.
Что он такое несет?
Я вопросительно посмотрела на Гиту, надеясь, что хотя бы она понимала, что здесь сейчас происходит и о чем речь, но она только коснулась пальцами рта, сдерживая смешок. Кажется, ничего не изменилось за эти пять лет: мы втроем на городском празднике и Саша городит какой-то забавный бред.
— Спасибо за пояснение, теперь все ясно, — проговорила я, все-таки оборачиваясь через плечо. Благо Воскресенский не наклонялся ко мне слишком близко. Просто стоял позади, странным образом обнимая меня, и улыбался Гите. — Ну, и? Как мне вернуться в фокус?
Его взгляд тут же вернулся к моим глазам.
— Я бы посоветовал тебе улыбнуться, но ты уже улыбаешься, так что все хорошо.
Вот оно как.
— Что ж, ладно. — Я удивленно подняла брови, но улыбаться не перестала. Смотрела на него и все больше привыкала к прикосновению. — Вы занимаетесь ремонтом или просто постепенно освобождаете квартиру от всех вещей?
— Вообще собираем вещи, но по-хорошему квартиру все равно нужно привести в порядок, прежде чем они съедут. Новые жильцы заедут чуть ли не в тот же день, когда мы уедем.
— Родные переезжают ближе к вам? — поинтересовалась Гита, и мы с Сашей одновременно посмотрели на нее.
— Да, они купили квартиру неподалеку, в другой части города. Каждый день видеться, конечно, не получится, но теперь, по крайней мере, между нами будет не полстраны.
— А вы… планируете жить там? То есть у вас не было мысли снова переехать? — снова спросила Гита, при этом взглянув в мою сторону.
— Да, — ответил Саша, и я почувствовала, как его ладони опустились по моим плечам ниже, останавливаясь чуть выше локтя и снова пуская несколько волн мурашек по коже, одну за другой. — Планируем остаться. Нам там нравится. Мне тоже.
Я нахмурилась и обернулась к Воскресенскому, не понимая пока, что вызвало во мне больше эмоций, его слова или тепло ладоней на моих руках.
— Навсегда?
— Ну да. — Саша неуверенно приподнял брови. — Навсегда. Мы уже окончательно обустроились.
— И что, даже переезжать больше не планируете? И ты не планируешь?
— Нет.
Он говорил таким спокойным и уверенным тоном,