– Ого. – удивился я размеру подношения. – У нас с тобой ничего не слипнется?
– Поделимся. – как о само собой разумеющемся сказала жена. – Сейчас художников угостим. Вечером Родьку. Кстати! Николай приехал, помнишь, капитан морской? Заходил, вещей Родьке оставил.
– Ого! – поразился я, рассматривая детские джинсы, футболки, толстовку и пару кроссовок без коробки, которые принесла показать жена. – Это они с приятелем в Одессу так съездили? Представляю, что он из рейса привезёт...
- Не забудь вечером Родьке отдать. – стала складывать в принесенную мной сумку детские вещи Галия. - А это нам. - произнесла она с придыханием вытаскивая из шкафчика с посудой большую морскую раковину с многочисленными отростками, торчащими во все стороны. - За хлопоты...
- Ой! А как там фикус с пальмой? - запоздало вспомнил я про поручение Николая. - Живы, хоть?
- А что им будет? - не поняла моей озабоченности Галия.
- Я совсем забыл про них...
- Я сама поливала! - удивлённо посмотрела на меня жена. - Когда тебе ещё про пальмы помнить?
- Ты моё сокровище! - с облегчением обнял я её.
Сверху в сумку с вещами жена положила приличный кусок мармелада, завернув его в один из листов магазинной бумаги. Ещё один увесистый кусок она положила на тарелку, как я понял, с ним она собралась идти в гости.
– Будем есть на завтрак с батоном. – умиротворённо проговорила она, заворачивая остатки мармелада во второй лист бумаги и пряча его в холодильник. – Ну, ты поужинал? Пойдём?
К моему удивлению, у художников нас с женой перво-наперво повели в маленькую комнату к однотонному зелёному покрывалу, закрывавшему трёхстворчатый платяной шкаф. Напротив него ярко светила настольная лампа, которую взяла в руки Елена Яковлевна. Перед зелёным экраном стояло два табурета, куда нас и усадили.
– А что происходит? – недоумевал я, а Елена Яковлевна направила на нас с Галиёй свет лампы. Сто ватт, не меньше. – на автомате подумал я.
– Тише. – зашикала на меня жена. – Михаил Андреевич профессиональный фотограф-портретист.
– Вот оно что. Нас фотографировать будут. – прошептал я в ответ. А то после посещения КГБ, яркая лампа в глаза на другие ассоциации меня поначалу натолкнула. А что такого? Ясное дело, бесследно такие визиты не проходят.
Михаил Андреевич сел перед деревянной простейшей треногой, зафиксированной на нужной высоте какими-то шнурками. Установил на ней фотоаппарат. И долго-долго, минут двадцать, ставил нам позу, наклон головы, выражения лица… Никогда не думал, что это так сложно. А сделал он всего три снимка. Два одним фотоаппаратом и один другим. Не понял совсем, зачем это надо было, но так устал сидеть в одной позе, что уже было всё равно. Просто обрадовался, что экзекуция закончилась и нам позволили встать.
Потом мы пили чай.
– Надо будет ещё раз так посидеть пару раз по полчаса. – вдруг сказал Михаил Андреевич. – Но можно уже будет по отдельности.
– Зачем? – не понял я.
– Это для портрета. – хитро улыбаясь, заявила жена.
– В смысле, для портрета? – поразился я.
Ну и материальный вопрос, конечно, важен. Это же сколько денег будет стоить работа такого профессионала?! Я не против портретов, но тогда, когда прочно обеспечу свой быт. В прошлой жизни только после сорока позволил себе тратить деньги на живопись. Правда, при разводе жена все это и забрала…
Видимо, у меня был такой ошарашенный вид, что Елена Яковлевна поспешила меня успокоить:
– Мы с Мишей решили сделать вам подарок: он напишет ваш совместный портрет. Маслом.
– Но это слишком серьёзный подарок. – попытался возразить я.
– Вы нам столько помогаете, так выручаете. – умоляюще взглянула на меня пожилая женщина и я, неожиданно для себя, увидел в этом взгляде: не бросайте нас.
– О, ну что вы… – реально растерялся я. – Нам приятно вам помогать… Спасибо…
– А нам приятно вас писать. – заявил Михаил Андреевич, улыбаясь.
– А фотографировали зачем? – поинтересовался я.
– Чтоб не мучить вас часами. – подмигнул мне Михаил Андреевич, прекрасно заметивший, как тяжело мне далось сидение в одной позе в течение каких-то несчастных двадцати минут.
– А почему два фотоаппарата? – продолжал интересоваться я.
– С одной плёнки – цветной слайд, с другой обычная фотография. Всё, кроме лица, пишется без позирования, это очень удобно и для художника, и для модели. Раньше люди вынуждены были часами перед художником сидеть, а художнику надо было, кровь из носу, работать и работать, раз модель перед ним…
– И правда, удобно придумали... – представил я себе этот процесс. – А я всё думал, как же Брюллов заставил позировать лошадь!?
– «Всадница»? – догадалась Елена Яковлевна, о какой картине идёт речь, и они с мужем весело расхохотались.
– А как же вы собираетесь пользоваться слайдом и писать? – не унимался я. – Для просмотра же через проектор темнота нужна.
– А это на что? – протянул мне Михаил Андреевич примитивный диаскоп.
У художника был одноместный, на один слайд. А у меня в детстве был двухместный с параллельными рядами одинаковых слайдов. Что-то вроде диафильма через проектор, только диафильм плоский и темнота не нужна. И стереоэффект!.. Обалденная была забава.
Заговорили о диапроекторе. У художников он, естественно, был. Зелёное покрывало тут же заменили на белую простынь и весь вечер смотрели слайды с Байкала. Невероятная природа, профессионально выбранные ракурсы…
– У нас много всякого есть. – поделился Михаил Андреевич.
– Смотреть не пересмотреть. – подтвердила Елена Яковлевна. – Приходите как-нибудь ещё.
– С удовольствием. – искренне пообещал я.
Надо уже было идти к Гончаровым, сумку передать с вещами от капитана и идти гулять с собакой. Галия ещё осталась поболтать, а я ушёл, поблагодарив ещё раз хозяев за гостеприимство.
Глава 12
г. Москва.
Поднялся прямо с Тузиком на третий этаж в соседнем подъезде. Дверь открыл Родька.
– О! Паша пришёл! – заорал он на всю квартиру.
– Проходи, проходи, – велел Андрей Егорович, копошащийся на кухне.
– Да я с собакой… – ответил я и протянул руку вышедшему из одной из комнат Григорию. Он вопросительно смотрел на меня, сбитый с толку нежданным визитом.
– Вам посылка. – протянул я ему сумку. – Капитан вернулся из Одессы. – взглянул я на Родьку.
– О! Дядя Коля приехал! – закричал малый, выхватил у отца сумку и потащил на кухню, выкладывая перед заинтересованным дедом подарки.
Дед развернул свёрток с мармеладом, одновременно разглядывая детские вещички.
– Ну, это, скорее всего, не из Одессы. – сказал дед, откладывая мармелад в сторону и хитро глядя на меня.
– Это Галия вам передала, – усмехнулся я.
– Не понял. Это что такое? – подошёл к столу Григорий и вытащил из кучи джинсы. – Что за дядя Коля?
– Капитан дальнего плавания, – гордо заявил Родька. – Это он мне фломастеры подарил.
– Сосед мой, – пояснил я.
– Что ещё за сосед? – недовольно уставился на меня подполковник.
Я его понимал. Ни с того, ни с сего, кто-то, когда он вообще не знает, передает его сыну кучу дефицитной одежды. Задергаешься тут… неудобно же! Словно не ты отец Родьки, а этот незнакомый мужик.
– Хочешь, познакомлю? – предложил я. – Сходим сейчас, поблагодаришь за подарок заодно.
– Да, да! – запрыгал вокруг Родька. – Пойдём, пап. У него так интересно!..
– Ну, пойдём… – согласился, конечно, Григорий. – Посмотрим, что там за дядя Коля.
Ну а какие у него еще есть варианты?
Взглянул на старого, пока отец с сыном собирались, тот бережно складывал вещи. Аккуратно завернул обратно мармелад и спрятал в холодильник. О, кстати, а холодильника в прошлый раз не было… Молодец, Гриша! Не зря деньги откладывал, пока в Йемене советником работал!
Гончаровы собрались. Заметил, как Григорий сунул бутылку коньяка в карман куртки. Ну и хорошо, не отношения же выяснять идёт. А то мне сперва показалось, что у него ревность отцовская совсем уже через край льется. Нет, взял себя в руки, смотрю.
