Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Не скучно» уже настало. И я даже услыхал его наступление. Точнее — вступление. Естественно, в форме матерных выражений со стороны ворот. У нас на Руси всегда так: как не скучно, так обязательно матом. И голосок знакомый — мятельник Спиридон в дерьмо вступил.
Продолжая ругать коров, пастухов и всяких неопределённого вида мерзопакостников, которые именно у его ворот такую большую и жидкую лепёшку сложили, Спиридон, на каждом шагу обтирая правый сапог о траву то одной, то другой стороной, появился в воротах. Будучи чрезвычайно занят углублённым процессом рекристаллизации собственной обуви из чужого, да ещё и скотского, дерьма, первые несколько шагов он исполнил, не поднимая головы. Потом — поднял, увидел, опознал. И в лице — переменился. По размаху перемены морды данного официального лица, я сразу интуитивно ощутил: скучно уже не будет. Всем не будет скучно. Но мне — в первую очередь. Прямо какой-то «Нескучный сад» намечается.
Насколько именно «сад» я понял с первой фразы. Спирька, шипя и дёргаясь, затащил меня в какой-то хлев и придвинувшись к носу моему, брызгая слюной, сообщил:
— Акима Рябину твово в поруб посадили. Посадник велел.
Посадник-садовник. Точнее — сажальник. Посадка невиновных уже началась. Теперь бы дожить до награждения непричастных.
«Сама садик я садилаСама буду поливать».
Садик будет «рябиновый». И поливать его будут моей кровью.
Автоматический и совершенно идиотский вопрос:
— За что?
Идиотский — потому что сажают не «за что», а «для чего» — для ограничения «возможности воспрепятствовать следствию», или «покинуть юрисдикцию» или «скрыться от органов»… Просто — для «исполнения наказания». Для чего-то. А уж за что…
— За разбой. Управитель его, Доман, донёс, что люди владетеля служилых людей князя Владимирского побили. Кучу народа — десятка два. У нас-то с суздальскими нынче мир. Посаднику-то в дела эти влезать — князья голову оторвут. Так что взыск будет по полной. А ещё Доман говорит, что на битых какую-то скотницу богатую взяли. Чуть не в три пуда злата-серебра. Так ли?
— Врёт. (Точно врёт. И про служилых, и про количество, и по весу. И про то, что люди владетеля).
— Вот и я думаю — брешет. Он, слышь-ка, вместе с владетелем на двор утром пришёл. И, пока Рябина посадника дожидался, успел тайком переговорить. Отчим-то твой как вошёл — посадник на него давай давить. А хрыч старый нет чтобы покаяться да поклониться — начал старые дела вспоминать. Как он посадника-то покрывал в походах прежних. А тому-то нынче это и вовсе поперёк. Он и рявкнул. А твой-то, дурень старый, в дебрях лесных совсем сбрендил, — в ответ. Так это… по-басалайски. Дед-то твой — баско лается. Такие загибоны загибает… Ну, его и в поруб. Сейчас вот велено мантию взять да книгу нашу, Евангелие, для присяги. Посадник сам первый допрос откатает. Ежели дед твой всю правду не скажет, во всех злодействах не покается — пойдёт уже суд на железе. Палач-то, слышь-ка, ругался уже, сам слыхал, уголь-де отсырел — пока горн растопит да клещи разогреет…
— Постой. Обо мне разговор был?
— Вроде нет. А, было. Что-то Доман посаднику толковал. Только посадник на него рявкнул. Вроде: «что ты мне про сопляка уши забиваешь. Есть у Акима ублюдок, нет ли — спрос с владетеля, а не с дитятки, что у него по двору бегает». Ты вот что, Ванька, ты про наш уговор-то — забудь. Не было у нас с тобой никаких уговоров. Понял? Не было! И куда ты Макуху дел — я знать — не знаю, ведать — не ведаю. Ляпнешь чего — на дыбу вздёрну и живьём шкуру спущу! Понял?!
Спиридон был испуган и суетлив. И от испуга своего — пытался пугать меня. Формально его соучастие в смерти вирника Степана Макухи — отсутствует. Точнее — недоказуемо. Но если я начну языком болтать да чуть смещу причины и следствия, чуть иначе поставлю акценты… Нет, в смертоубийстве его никто не обвинит. Но звон пойдёт такой нехороший, что, пожалуй, и в службе оставаться ему будет уже нельзя. Так что Спиридон меня угробит при первой же возможности. Чтобы не болтал. Но не сейчас — Сухан стоит у ворот в хлев. А убить меня так быстро, чтобы я и слова сказать не успел… А раз есть хоть пять минут для манёвра, то… то маневрируем. Я рывком, от земли, ткнул своим дрючком Спирьке под бороду.
— Я тебе не Ванька. Я тебе — Иван Акимович. Ты, репей навозный, не забывай, к чьему хвосту дозволено прицепиться.
Спиридон от тычка запрокинул голову, косил на меня глазом, но соглашаться не хотел. От испуга он осмелел и, перехватив дрючок рукой возле своей груди, сбил в сторону.
Я уже говорил, что, по слабосильности своей, всякого пересиливания избегаю. Наоборот — стараюсь следовать за более сильным противником, с тем, чтобы победить его, используя максимально его собственное движение. Дрючок пошёл вправо, куда его и тянула рука мятельника. И я даже не пытался этому препятствовать. Наоборот — ещё и помог. Но второй конец палки я рывком поднял, и влепил им Спиридону по уху, поверх выдвинувшегося ко мне и чуть опустившегося его правого плеча. Поскольку Спиридон тянул посох в сторону, то получился такой скользящий удар. Как пощёчина. Спирька вскрикнул, поворачиваясь ещё дальше и отодвигаясь от меня. Врубить кулаком свободной правой руки в подставленную под удар печень — ну, ребята… Силёнок у меня маловато, но резкость-то я обеспечиваю…
У него за спиной была загородка из жердей. Похоже — для коз. Как оказалось при натурной проверке — из довольно гнилых жердей. Он, продолжая проворачиваться, и не отпуская моего посоха, с маху завалился грудью на это гнильё, оно посыпалось. И исполняющий обязанности вирника Елнинской волости оказался на четвереньках в козьем загоне, в древесной трухе и навозных катышках разной степени свежести. Дрючок остался под этим… ну, раз козий загон, то — «козлом», и когда я попытался вытянуть, был прижат в кулаке у Спиридона. Пришлось продолжить.
Я — не садист, но и всемилостивостью с всепрощенизмом не страдаю.
«Мы мирные людиНо наш бронепоездСтоит…»
А ваш — будет висеть. В сильно опухшем состоянии.
От падения и последующей возни армяк у Спирьки несколько встал коробом на спине, открыв для визуального доступа район соединения бедренных и тазобедренных костей. И для тактильного доступа — тоже.
Как известно, «Последний из могикан» начинается с беззвучного смеха в присутствии лесного оленя:
«Послушай, Ункас, — продолжал разведчик, понизив свой голос до шепота и смеясь беззвучным смехом человека, привыкшего к осторожности, — я готов прозакладывать три совка пороха против одного фунта табака, что попаду ему между глаз, и ближе к правому, чем к левому.
— Не может быть! — ответил молодой индеец и с юношеской пылкостью вскочил с места. — Ведь над кустами видны только его рога, даже только их кончики.
— Он — мальчик, — усмехнувшись, сказал Соколиный Глаз, обращаясь к старому индейцу. — Он думает, что, видя часть животного, охотник не в силах сказать, где должно быть все его тело».
Так вот, я — не мальчик, и хотя я и не вижу у мятельника даже и кончиков рогов, но знаю не только где находится всё тело этого животного, но и его конкретные части. Опять же — я не футболист, но врубить «кручёный» в наблюдаемое пространство… Пусть бы и прикрытое мешковатыми штанами…
Спиридон сделал классический «ах». С глубоким заглатыванием окружающего атмосферного воздуха. Ну, мужики, вы меня понимаете… И попытался очень быстро выйти на четвереньках через дальнюю стенку этого небольшого хлева. Головой вперёд. При этом сворачиваясь в классическую позу «мама, роди меня обратно» вокруг внезапно особо остро ощущаемой части тела. Поскольку совместить оба движения ему не удалось, то он гибко перетёк в стойку на голове у этой самой голово-непробиваемой стенки. Такая позиция позволяла ему одновременно разминать и утрамбовывать собственной головой продукты козьего пищеварения, а ногами поманывать в воздухе от полноты чувств. Наконец, занятия акробатикой ему надоели, и он улёгся под стенкой, свернувшийся в калачик.
Вообще-то народная мудрость рекомендует в такой ситуации попрыгать на пяточках. Но не буду же я, малолетка плешивый, «учить жизни» княжьего мужа. Взрослому человеку советы ребёнка по такому поводу — обидны. Уж лучше он сам до этой истины дойдёт. Собственной головой. Или ещё чем. А я обеспечу ему достаточное количество практических занятий. Мне это не стыдно — «Всё чем могу».
Наконец, тоненький звук «и-и-и-и», издаваемый мятельником, сменился глубоким и взволнованным дыханием. За это время я подобрал свой дрын берёзовый и обтёр его клоком сена. Продолжим.
— Зря ты, Спиридон, со мной так. «На дыбу вздёрну, шкуру спущу…». А если б я таковы слова да всерьёз принял? Ты чего, тупой сильно? Ты же сам видел, что я от Велеса ушёл. И человека своего вытащил. Ежели я слугу у замогильного бога отбил, то неужто я своего батюшку родименького в порубе у какого-то посадника оставлю? А ты — шутки шутить. Давай-давай, подымайся. Надо прикинуть, как Акима вызволять.
- Autobahn nach Poznan - Анджей Земянский - Альтернативная история
- Однажды в Октябре - Александр Михайловский - Альтернативная история
- Прах - Елена Хаецкая - Альтернативная история
- Киммерийская крепость - Вадим Давыдов - Альтернативная история
- Люди - Роберт Сойер - Альтернативная история