майор, немцы отходят. Комэск приказал узнать, какое будет указание?
— Указание одно, дорогой. Беги назад, передохнуть потом успеешь. Передай: преследовать врага! И закрепиться опять на еврейском кладбище.
Связной убежал.
Минут через пять стрельба разгорелась с новой силой. Остатки двух наших эскадронов попытались восстановить вчерашнее положение, дважды атаковали противника, стремясь выйти к бойне и еврейскому кладбищу. Но безуспешно. Силы казаков были на исходе. Почти в это же время над городом, над поймой Иквы, над болотом начали кружить три транспортных немецких самолета. Хорошо было видно, как от них отделились черные предметы, полетели вниз, но тут же над ними развернулись парашюты. Десант? Но людей под куполами не было видно. Скорее всего, немцы сбрасывали своим частям боеприпасы и продукты.
Часа в четыре дня на «нашем» кладбище опять стали рваться мины, а вслед за ними и снаряды. Значит, верно: парашюты доставили подкрепление. Разлетались кресты, корежилось железо оград. Каменные плиты сползали с могил. Как только артналет закончился, противник решил покончить с нами. Вражеские автоматчики пошли густой цепью, прижимая к животам свои «шмайсеры». Остаток эскадрона, занимавший оборону на окраинах кладбища, не выдержал, стал отходить. Да и что было делать? Патронов-то, не говоря о снарядах и минах, почти не осталось. За трое суток тяжелейших боев в окружении мы не могли получить никакой помощи, никакой поддержки.
Положение становилось безвыходным.
— Что ж, товарищи, — обратился Симбуховский к офицерам, — будем отходить. Здесь сидеть — хорошего не высидишь. Попробуем пробраться болотом в сторону Иванне. Эх! Растуды их… Ничего, господа немцы, мы еще отыграемся! Так отыграемся, что вам тошно станет! — Василий Федорович ударил кулаком по крышке гроба, крепко выругался и, надев кубанку, первым вышел из склепа.
Перебежками, прикрываясь памятниками, высокими каменными надгробиями, мы вышли к окраине города. Остатки 4-го эскадрона Петра Кухарева еле сдерживали натиск автоматчиков. У последних домов встретили Аронова. Симбуховский подошел к нему:
— Как дела с ранеными?
— Все, кто были у меня, отправлены через болото в Иванне…
— А там можно пройти?
Аронов пожал плечами:
— Среди раненых было несколько наших разведчиков. Я попросил легкораненого ефрейтора Шматова пройти по кочкам через болото. Это было еще до последней атаки немцев. Шматов и еще два разведчика ушли. Договорились, что они дадут красную ракету, если пройдут по болоту и переберутся через реку. Мост-то разрушен…
— Ну и что? — нетерпеливо спросил Симбуховский.
— Часа через два я увидел ракету. Всем раненым сказал: «Кто хочет остаться живым, идите через болото, помогайте друг другу. Лежачих придется тащить волоком на досках». Ушли все…
Мы стояли у края болота. По льду, среди зарослей камыша, еле-еле двигались несколько бричек, ползла тачанка с молчащим пулеметом. За ними оставались взломанные, почерневшие, залитые водой льдины. Правее тянулось широкое ледяное поле с разбросанными по нему полыньями. В воде барахтались обессилевшие люди, тонущие лошади били передними ногами, пытаясь выбраться на кромку льда. Несколько солдат, осторожно обходя край полыньи, пытались помочь провалившимся, но видно было, что лед не держит, ломается. От города методически, с противным визгом летели и били лед мины. Каждый взрыв поднимал столб воды, льда, грязи. Казалось, впереди верная смерть. И все-таки мы двинулись через болото.
Из воспоминаний Ефима Ильича Аронова:
«…Я со своим коноводом отходил в числе последних. Спустившись вниз, мы пошли по болоту, перебираясь с кочки на кочку. Лошади шли за нами. Несколько раз, оступившись, проваливались в грязь, с трудом выбирались и шли дальше.
Уже совсем стемнело. Обстрел со стороны города продолжался, вокруг рвались мины. Невдалеке показался разрушенный мост через Икву. Его деревянное покрытие было полностью снесено, остались только торчащие сваи. Кто-то кинул на них тоненькие дощечки. По этим дощечкам нам удалось перебраться на другой берег…»
Из воспоминаний сержанта Михаила Ивановича Короткова:
«…Бронебойщики дошли до реки. Она здесь была около 15 метров шириной. На середине — быстрина, там лед осел, вода сверху. Я положил ружье на лед и, толкая его перед собой, полз вперед, держась за ствол. Левее меня ползли по льду два наших казака. И вдруг лед под ними на самой середине реки проломился. Казаки пытались ухватиться за обломки льда, по почти тут же скрылись в воде. Всплыли только куски темного льда. Я приподнялся на руках, оперся на ружье, и тут лед подо мной тоже провалился. Мне повезло, берег был недалеко. Я ухватился за пучок травы, вытолкнул на берег свою бронебойку. Кто-то из солдат помог мне выбраться…»
Где-то неподалеку от товарищей перебирался через болото и я. Проваливался, падал, хлебал ледяную, черную воду. По тому же полуразрушенному мосту перебрался на другой берег Иквы. Грязный, мокрый, брел я, шатаясь от усталости и всего пережитого за эти три страшных дня. Вдруг кто-то окликнул меня по имени, не очень громко, но тут же еще раз, уже отчетливей. Я обернулся, думая, что обознался: никто в полку меня по имени не называл.
Ко мне бежал человек в танкистском шлеме и комбинезоне. Ближе… ближе… Господи, бывают же встречи! Игорь Казанский — одноклассник, товарищ по школе, по той Радищевке, которую мы окончили в уже совсем забытом сороковом году!
Обнялись. Слезы с грязью пополам…
— Ты… оттуда… живой? — только и смог он вымолвить. — А мы решили, что все кавалеристы погибли. Кто в городе уцелел, тот в болоте полег. Не могли мы вам помочь: через реку, через болота на танках не проскочишь. Ну как ты, не ранен?
— Да вроде цел…
Как хотелось поговорить с Игорем, рассказать ему о своих злоключениях, узнать о его военной судьбе. Ведь расстались мальчишками, а столько испытали за эти годы, словно прожили большую жизнь. Не зря на войне год — за три… Рядом, фыркнув выхлопом, остановился танк, открылся люк.
— Это мой. Надо двигать дальше. Утром бой. Запомни номер моей части. Может, увидеться еще разок доведется.
Мы встретились с ним еще раз через пятнадцать лет после Победы.
На следующий день остатки нашего полка уходили из Иванне…
Вряд ли в ту пору участники Дубновского рейда могли объективно оценить его значение. Казалось, зачем было мотаться по тылам врага, терять людей и технику и в итоге бесславно отступить, так и не взяв города. Но именно такие рейды, неожиданные налеты с тыла изматывали фашистов, сеяли среди них панику и неуверенность. Да, немецкая армия была еще сильна. Но стрелки часов истории уже считали время Победы. Нашей Победы, несмотря на отходы, потери и даже поражения в боях за конкретный город, деревню, безымянную высоту.
Прошло много лет с тех тяжких дней
