Да и сама по себе их супружеская жизнь удаляла их от любви. Между ними не было половой близости. Екатерина, как женщина, совершенно не возбуждала Петра.
Как-то раз до ее слуха долетели слова, сказанные им своим слугам о том, что прелести его жены не идут ни в какое сравнение с прелестями фрейлен Карр, бывшей в ту пору его любовницей. («Он не знал никаких приличий, разглагольствуя во всю глотку», — писала Екатерина в своих мемуарах.) Они жили в разных апартаментах, и хотя Петр каждую ночь спал в постели Екатерины, раздевался и одевался он у себя и жил так же независимо, как и до свадьбы. Его, казалось, нисколько не заботило то, что он был обязан исполнить свой первый долг — зачать наследника, которого так ждала его царственная тетя. Он пренебрег этим ожиданием и был уверен, что винить в бесплодии будут не его, а Екатерину. Вероятно, у него была полоса полового бессилия. Он часто болел, и доктор пускал ему кровь, а в начале 1746 года к нему прицепилась жестокая лихорадка, продержавшая его в постели почти два месяца.
И опять, в то время как великий князь выдерживал тяжелую схватку с болезнью, императрицу охватила паника. Если Петр умрет до того, как забеременеет Екатерина, все надежды Елизаветы на продолжателя династии Романовых развеются прахом.
Лихорадка отступила, и Петр оправился от болезни. Однако шли месяцы, а признаков беременности у Екатерины так и не появилось. После почти года замужней жизни она оставалась бесплодной. Елизавета полагала, что ей известна причина. Об этом уже давно шептались. Великая княгиня, утверждали злые языки, завела шашни с Андреем Чернышевым, слугой Петра. Ее якобы застали наедине с ним в очень пикантном положении. Ее сердце принадлежало ему. Пылая страстью к Андрею, «она не могла одновременно быть женой Петру, а потому и не стала пока матерью.
Все эти слухи не обходили стороной и императрицу, которая как раз и собирала их, просеивала сквозь сито своих мыслей в часы ночного бодрствования и размышляла о том, как лучше наказать Екатерину. Она велела Петру и Екатерине исповедаться и дала указания священнику, который должен был задать Екатерине вопросы, требующие недвусмысленных ответов. Целовала ли она Чернышева? Екатерина с негодованием отвергла это предположение. Священник передал ее ответ императрице и добавил, что великая княгиня была искренна. Но слухи не умолкали, и государыня все больше укреплялась в своих подозрениях. Наконец, устав ждать, пока все решится само собой, она начала действовать.
Ворвавшись без предупреждения в покои Екатерины, она застала ее с забинтованными руками. Великая княгиня вот уже несколько дней мучилась сильными мигренями, и лекарь, чтобы облегчить страдания, пустил ей кровь. При виде императрицы, чье выражение лица не предвещало ничего хорошего, доктор и все слуги поспешно удалились, оставив измученную Екатерину объясняться с Елизаветой наедине.
Екатерина вспоминает, что она была напугана визитом и не сомневалась в намерениях Елизаветы избить ее. Ей редко доводилось видеть такой гнев, и она чувствовала себя совершенно беспомощной. А императрица расхаживала взад-вперед перед ней, припертой к стене, и метала громы и молнии, обвиняя ее в измене Петру.
— Я знаю, что ты любишь кого-то другого! — бушевала она, взвинчивая себя до такой степени, что слуги Екатерины, которые тряслись от страха по другую сторону двери, были уверены, что их хозяйке угрожает смертельная опасность. Мадам Краус, не зная, что предпринять, побежала к Петру и, вытащив его из постели, велела спасать жену.
Петр накинул халат и побежал со всех ног. Когда он влетел в комнату, обстановка уже изменилась. Елизавета отступила, и Екатерина смогла отойти от стены и перевести дух, утирая заплаканное лицо. Ее грудь высоко вздымалась, и она все еще всхлипывала. Внезапно императрица ласково обратилась к Петру, ее голос звучал вполне спокойно. Екатерину словно бы и не замечала. Пробыв в комнате еще несколько минут и не глядя при этом на Екатерину, императрица вышла.
Крупный разговор закончился — пока. Петр вернулся в свою опочивальню и стал одеваться к обеду, а потрясенная Екатерина сидела и пыталась восстановить душевное равновесие. Она вытерла глаза влажным платком и оделась, понимая, что, когда она покинет свои покои и пойдет в столовую, слух о скандальном происшествии облетит весь дворец. У нее возникло ощущение, как она позднее писала, «будто в грудь ей вонзили нож», и все же она не потеряла самообладания. Во время обеда ее лицо сохраняло непроницаемое выражение.
Возвратившись из столовой к себе, по-прежнему в расстроенных чувствах, она бросилась на диван, хотела почитать, но не могла сосредоточиться. Слова на странице расплывались и исчезали. Мысленно Екатерина все еще видела императрицу с багровым от злости лицом и грозно сощуренными глазами. Она кричала и грозила кулаками. Снова и снова в ушах великой княгини звучали несправедливые обвинения.
Глава 8
Выбрав принцессу Ангальт-Цербстскую в жены своему племяннику и наследнику — престола, государыня отвергла совет канцлера Бестужева, чем тот был крайне недоволен., Мало того, она терпела то, что невозможно было терпеть: принцесса до сих пор удосужилась не забеременеть. С точки зрения канцлера, и Петр, и Екатерина были капризными, испорченными детьми, которые нуждались в строгом надзоре. Лучше всего, решил он, назначить новых опекунов, которые смогли бы дисциплинировать их. Он составил предписания наставникам, каковые предполагал вручить при их назначении, и подал свои бумаги в мае 1746 года Елизавете на рассмотрение.
В предписаниях новой опекунше Екатерины делался упор на обязанность великой княгини родить наследника. Екатерину нужно заставить понять, писал Бестужев, что своим высоким положением члена императорской фамилии она обязана прежде всего тому обстоятельству, что империя нуждается в престолонаследнике. Ничто не должно помечать ей в скором достижении этой цели — ни личные привязанности, ни заигрывания с «кавалерами, пажами или слугами двора», ни тайные встречи с представителями иностранных держав… Новая наперсница должна установить для великой княгини четкие рамки поведения, которые бы исключали любые проявления фривольности и легкомыслия. Она призвана воспитывать в ней серьезность, а также супружескую преданность и любовь.
Новому опекуну Петра вменялось в обязанность восполнить пробелы воспитания. Надлежало сдерживать его предосудительные порывы, обусловленные вредными привычками. Его нужно было заставить понять, что теперь, став женатым человеком, он обрел новые серьезные обязательства. Следовало оторвать его от компании вульгарных драчунов и необразованных лакеев, принудить отказаться от игр в деревянные солдатики, которых у него накопились целые полки, обрести степенную, полную гордого достоинства осанку и усвоить безупречные светские манеры.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
